Чему подчинена поэзия горация

Sapere как важнейший принцип учения Горация о поэзии

Л. С. Мокробородова

Знаменитое «Послание к Писонам» („De arte poetica”— «Искусство поэзии») римского поэта Квинта Горация Флакка содержит уже знакомые нам в античности нормы и правила поэтического произведения. Интерес к этому произведению был и остается огромным. Важнейший аспект исследований «Искусства поэзии» — поиск внутреннего единства произведения — логического и художественного, стремление понять, как Горацию удается столь связно и увлекательно переходить от темы к теме, артистично справляться с трактовкой труднейших вопросов поэтики. Особое значение имеет вопрос о композиции «Искусства поэзии», о роли отдельных образов и мотивов, которые, будучи некими смысловыми доминантами, определяют связь и последовательность других тем произведения, сплачивают в единое целое все послание.

Именно таким — ключевым и определяющим — представляется нам требование sapere (быть разумным, рассудительным, здравомыслящим), сформулированное Горацием достаточно категорично:

„Scribendi recte sapere est et principium et ions” — «Быть рассудительным есть основа и источник истинного писательского труда» (А. р., 309).

Прежде чем приступить к рассмотрению этого основного тезиса нашей статьи, напомним контекст, в котором встречается этот фрагмент. Отрывок текста от ст. 295 и до конца послания (ст. 476) составляет вторую (у других ученых — третью) часть всего послания. В первой части речь шла об ars, поэтическом мастерстве и его законах, а во второй части всесторонне рассматривается сам поэт — его подготовка, профессионализм, цели и задачи его труда. Изложим кратко основное содержание этой части.

Вступление (ст. 295-308). Поэты, полагающиеся только на природное дарование (ingenium), безумны. Автор создает сатирический образ неопрятного, слабоумного поэта, заявляя при этом: я научу, каким должен быть труд и облик истинного творца.

Цели поэзии (ст. 333-346). Поэт достигает, по мнению Горация, своей цели только тогда, когда смешивает приятное с полезным.

Задачи поэта (ст. 347-407). Поэт обязан стремиться к совер­шенству, посредственность в искусстве нетерпима.

Источник поэзии (ст. 408-418). Искусство или талант (ars aut ingenium) отличает истинного поэта? Настоящий творец обладает тем и другим, ибо и искусство, и талант бессильны один без другого.

Отношение к критике (ст. 419-452). Истинный критик суров и беспристрастен. Следует доверять и внимать ему. Нельзя верить суждениям зависимых от тебя и льстивых людей.

Заключение (ст. 453-476). Навязчивые рифмоплеты безумны в своих амбициях. Они, как пиявки, не отстанут от несчастного слушателя, пока не высосут из него всю кровь.

Интересующая нас ст. 309 (Scribendi recte sapere est et principium et fons) располагается сразу после вступления, предваряя основную часть.

Это требование, высказанное столь категорично, недостаточно освещается в современной горациане. Так, Е. Норден в своей схеме компо­иции послания относит требование sapere наряду с требованием изучать философию и реальную жизнь к разделу своей схемы «о поэтических средствах».

М. Л. Гаспаров отождествил sapere прямо с философской подготовкой. Так можно понять его высказывание: «Содержание отрывка 309-322 — истоки поэтического искусства. Во-первых, это изучение философии (ст. 309: „Scribendi recte sapere est et principium et fons”)», но ведь о значении философии для поэта Гораций говорит ниже, в ст. 310: «Сократические сочинения смогли тебе открыть суть дела».

X. Л. Трейси анализирует «Искусство поэзии», в значительной мере опираясь на собственную интуицию. Он, на наш взгляд, дальше всех продвинулся в понимании sapere, назвав это пожелание поэту ключевым в последней части «Искусства поэзии» (наряду с напутствием брать за образец саму жизнь). Очевидно, X. Л. Трейси связывал то и другое с пристрастием Горация к разумной организации творчества, на нигде и никак это свое понимание не развернул.

Этими и подобными рассуждениями, по существу, исчерпывается анализ sapere в современных исследованиях. Еще меньше говорится о соотношении этого требования с другими наставлениями поэту. Композиция послания рассматривается подчас детально, а принцип sapere при этом оказывается вне поля зрения исследователя.

Так, М. Л. Гаспаров предлагает такой план: повествование последней части «Искусства поэзии» заключено в рамку. Сюжет рамки — безрассудность поэтов, поверивших, будто «талант. удачливей искусства» (А. р., 295), и пренебрегающих трудом и критикой. Образами безумных поэтов начинается и завершается послание в этой части. М. Л. Гаспаров выделяет три раздела в ее основном содержании: ст. 309-346, ст. 347-378, ст. 379-452. Два крайних раздела с тематикой рамки связаны слабо (требование sapere входит в первый раздел), а центральный («искусство или талант») перекликается с ней непосредственно. Связь центрального раздела с рамкой и создает то «тяготение», которое соединяет всю последнюю часть послания в единое целое. В этой схеме требование sapere и последующий фрагмент чисто формально примыкают к вступлению о безумных поэтах и с ним не связаны.

С нашей точки зрения, требование sapere — смысловое ядро всей последней части «Искусства поэзии», им определяются динамика и характер изложения тем. Этот принцип теснейшим образом связан с обрамляющей темой безумства поэтов и, более того, составляет вместе с ней неразрывную смысловую антитезу delirare — sapere (безумствовать — быть разумным), характеризующую устойчивый горацианский мотив. Для подтверждения этих соображений следует обратиться к двум другим посланиям Горация — «К Лоллию» и «К Флору».

Обращаясь к юноше Лоллию (Ер., 1,2), автор призывает его искать в творениях Гомера как положительные для себя примеры, так и образчики поведения, достойного порицания. Дурные свойства души демонстрируют stiliti reges (неразумные цари). Они delirant (безумствуют) (там же, 9-16): страстный Парис, гневливый Ахилл принесли много бед своим соотечественникам. А добродетельный Улисс, напротив, поступал всегда рассудительно (там же, 18-22). Отталкиваясь от этих примеров, Гораций призывает юношу: „Aude sapere, incipe!”— «Смелее следуй доводам разума, приступай же!». И тогда настанет для тебя пора vivendi recte (правильной жизни) (там же, 40, 41). Нет больших безрассудств, чем гнев, зависть, страсть. Управляй ими! Это и значит sapere. Безумие в страстях и разумность в их преодолении — вот тема послания.

В послании «К Флору» (Ер., 11,2) Гораций объясняет адресату, почему он перестал писать. В качестве одного из доводов (а затем он развернется в основной смысл повествования) поэт выдвигает следующий: сочинять — значит быть безумным. И Гораций рисует уже знакомую нам картину безумия поэтов: они упиваются своими стихами, тешат себя призраком гениальности, ленивы к труду, глухи к критике. Гораций вопрошает: «Предпочту ли я казаться безумным (delirus), негодным поэтом. нежели быть в уме (sapere) и ворчать?» (там же, 126-128). И отвечает сам себе: «Бесспорно, быть в здравом рассудке (sapere). полезно» (там же, 141). Итак, Гораций выбирает sapere. И далее он показывает, что же для него это означает — познание «размеров и ладов подлинной жизни» (там же, 144) (как бы в противоположность размерам и ладам поэзии). Раскрывая эту метафору, поэт излагает некие излюбленные им жизненные пропорции: умеренность лучше богатства и бедности, середина лучше крайностей.

Если ты тщеславен и гневлив, то не освоил науки жить разумно и vivere . recte nescis (правильно жить не умеешь) (там же, 206-213).

Итак, Гораций всюду противопоставляет тех, кто sapiunt (мыслят здраво), тем, кто delirant (безумствуют). В свою очередь, и в том, и в другом послании sapere связано с понятием recte vivendi (правильной жизни). Очевидно, здесь мы сталкиваемся со стойким мотивом у Горация. Органично вписывается в эту картину и интересующее нас место «Искусства поэзии»: та часть послания, которая начинается требованием sapere, предваряется и завершается образом поэта-антагониста, безумца, полагающегося только на талант. Причем и здесь sapere сопряжено с понятием rectum (правильное), только тут речь идет об умении recte scribendi (правильно писать).

Delirare — sapere — recte vivere (scribere) — такова последовательность привычных рассуждений Горация о жизни и поэзии.

Рассмотрим следующий вопрос: что же кроется за сгоном sapere в «Искусстве поэзии»?

Вновь обратимся к посланиям «К Лоллию» и «К Флору». Безумны те, кто предается страстям. К безумию относится и талант, не осененный разумом (ту же трактовку ingenium встретим и в «Искусстве поэзии»). Смысл же sapere, как он раскрывается в этих посланиях, противоположен и состоит в умении силой рассуждения преодолевать страсти, управлять собой. Sapere выступает тут как этическая норма. В «Искусстве поэзии» же настало, очевидно, для Горация время показать, что есть sapere в творчестве, И мы вправе ожидать, что нам будет предъявлен обстоятельный разбор той стороны работы писателя, которая состоит в управлении собой и есть проявление его разумной силы, его способности sapere. По нашему убеждению, весь последующий анализ основ писательского труда — это и есть раскрытие принципа: Scribendi recte sapere est et principium et fons (A. р., 309). Перед нами — самые существенные слагаемые деятельности поэта: чему должно учиться; к чему следует стремиться — к пользе ли, к наслаждению ли; как добиваться совершенства стихов; как воспринимать критику — это в целом и составляет подотчетную разуму сторону творчества, умение поэта sapere. Итак, Гораций как бы приурочивает к требованию sapere важнейшие положения поэтических учений. Это придает им новую глубину и обеспечивает цельность всего повествования. Смысловая доминанта принципа sapere в этой части подчеркнута контрастными по содержанию и настроению заставкой и финалом.

Исходя из анализа всех трех посланий, подведем итог пониманию sapere в целом — и в жизни, и в поэзии: это требование к природе и поведению человека вообще, этико-эстетическая универсалия, расшифровывающаяся как «разумно управлять», одинаково применимая и к искусству, и к жизни. Поэтому нельзя sapere отождествлять в «Искусстве поэзии» только с философской подготовкой поэта или ставить наряду с другими принципами писательской деятельности. Задача sapere — вглядываться в предмет и рассуждать и этим противостоять стихии бессознательного — безрассудным страстям в душе, слепому ingenium в творчестве.

Л-ра: Вестник ЛГУ. Сер. 2. – 1983. – № 8. – Вып. 2. – С. 44-48.

Оды Горация: основные мотивы, образы и тематика

Автор: Guru · Опубликовано 27.10.2016 · Обновлено 21.02.2017

Древнеримский поэт Гораций, пожалуй, самый известный автор эпохи золотого века римской литературы. Во время гражданских войн конца республики Гораций активно занимался творчеством и смог проявить себя во многих жанрах (сатиры, эподы, послания, гимны). Однако самые грандиозные его произведения, которые до сих пор вызывают споры и привлекают внимание читателей и литературоведов, — это оды. По законам жанра у них помпезный, высокий стиль с величественным и громоздким оформлением. Метафоры и эпитеты Горация придают тексту объемность, выраженную фактуру, как лепнина на классическом римском храме. Такая литература на любителя, но нельзя не признать за автором таланта, интеллекта и глубоких философских познаний, которые приобрели форму, актуальную для своего времени. Сегодня, в эпоху постмодернизма, оды кажутся читателю вычурными и натянутыми, ведь он так привык к ироническому восприятию действительности, китчевой яркости и тотальной эклектике, что пафос кажется ему наигранным и наивным. Его смешит выспренний тон. Однако чтобы понять, как строилась и на чем основана современная поэзия, проследить диковинные отсылки новых авторов и понять их в полной мере, необходимо знать первоисточники.

Поэзия Горация: песни Древнего Рима

Особенность поэзии Горация (как и всего канона од в целом) — посвящение конкретным лицам («К Меценату», «К Хлое», «К Августу-Меркурию» и т.д.). Главная особенность именно Горация в том, что он адресовал гимны богам («Гимн Вакху», «Гимн Меркурию») в то время, как в новой империи религия древних греков теряла свое значение. Образный репертуар гимнов Горация, естественно, начинается с обращений — с галереи божеств-адресатов. К обращениям примыкают прославления — статические или повествовательные.

Темы в одах Горация немногочисленны: философия и любовь. Он любил мудрость, но о самой любви писал меньше. Причем, в любовных одах Горация, по мнению многих исследователей, отсутствует страстность. Автор не изливал свои чувства, он максимально дистанцировался от них, писал абстрактно, наблюдая за чужими страстями, как будто не испытывая своих. В этом отличие поэзии Горация от современной лирики.

Героини лирических произведений Горация однотипны и многочисленны, складывается ощущение, что он перебрал все популярные женские имена (Хлоя, Пирра, Лалага, Необула), но забыл о том, что это разные люди. Хотя нельзя винить его в шаблонности мышления, так как ода сама по себе форма узкая, в ней каждое слово подчинено жесткому канону. Неслучайно классицизм, созданный по лекалам античности, был самым строгим и однообразным направлением в европейской культуре.

Среди всех стихотворений на тему любви у Горация выделяется одна ода, адресованная Лидии. Это диалог между Горацием и Лидией, где в изящной форме и шутливом тоне поэт говорит о былой любви, о счастье новых чувств и возобновлении отношений.

Анализ оды Горация «К Лидии»

Текст оды Горация «К Лидии»

ГОРАЦИЙ
Доколе милым я ещё тебе казался,
И белых плеч твоих, любовию горя,
Никто из юношей рукою не касался,
Я жил блаженнее персидского царя.

Пока любимая хранила невинность и верность Горацию, он жил безмятежно, пребывая под эгидой грез. На косвенное обвинение бывшая возлюбленная отвечает симметрично:

ЛИДИЯ
Доколь любовь твоя к другой не обратилась,
И Хлоя Лидия милей тебе была,
Счастливым именем я Лидии гордилась
И римской Илии прославленней жила.

Илия – это мать основателей Рима. Ее имя занимало важнейшее место в мифологии древнеримской империи. Оскорбленная предательством женщина парирует и наносит ответный удар, обвиняя в измене Горация, который, видимо, в пору любви воспевал свою избранницу с тем же пылом, что и римляне славили свою родоначальницу.

ГОРАЦИЙ
Я Хлое уж теперь фракийской покорился:
Её искусна песнь и сладок цитры звон;
Для ней и умереть бы я не устрашился,
Лишь был бы юный век судьбами пощажён.

В ответ мужчина лишь расхваливает свою новую пассию. Цитра — это струнный щипковый музыкальный инструмент. Хлоя обладает несомненными преимуществами, она богата одарена, раз искусно поет и виртуозно играет на цитре. Чтобы продолжить эту юную пору любви – восторженной влюбленности, автор не пожалеет жизни, ведь краткий миг настоящей страсти равносилен целому веку.

ЛИДИЯ
Горю я пламенем взаимности к Калаю —
Тому, что Орнитом турийским порождён,
И дважды за него я умереть желаю,
Лишь был бы юноша судьбами пощажён.

Женщина тоже говорит о новой любви, упоминая знатность своего избранника. Она усиливает эффект своей жертвы словом «дважды», противопоставляя свою отвагу смелости Горация. Лидия поддела его, расставив приоритеты: ей важнее сам юноша, а не какой-то «юный век», который дарит любимый человек. Она более бескорыстна и предана в любви, раз любит мужчину, а не его дары.

ГОРАЦИЙ
Что, если бы любовь, как в счастливое время,
Ярмом незыблемым связала нас теперь,
И, русой Хлои я, с себя низвергнув бремя,
Забытой Лидии отверз бы снова дверь?

Видимо, мужчина задет и уязвлен словами Лидии. Он хочет удостовериться, что она блефует и по-прежнему любит его. Он говорит не искренне, ведь называет любовь к ней «ярмом незыблемым», то есть тяжестью, как и «бремя» Хлои, по идее, уже забытой им ради Лидии. Гораций обещает лишь открыть дверь, но сам не идет навстречу, как будто ему не особо нужен этот союз.

ЛИДИЯ
Хоть красотою он полночных звёзд светлее,
Ты ж споришь в лёгкости с древесною корой
И злого Адрия причудливей и злее…
С тобой хотела б жить и умереть с тобой!

Калай красив, но Лидия все равно выбирает Горация за легкость, причудливость и злость. Скорее всего, он – более интересный собеседник и харизматичный любовник, чем ее нынешний избранник. Она не уступает Горацию в дерзости, раз отвечает в таком тоне, однако по-женски отступает, когда затронута чувствительная струнка ее души. Память о былой любви сильна в ней, поэтому она готова простить обиду и повернуть время вспять.

Новаторство Горация в том, что он втиснул в оду словесную перепалку двух бывших любовников, которая по содержанию не совсем высокая, даже примитивная. Каждый кичится своими новыми связями, лишь бы задеть оппонента. Это живая беседа, в которую легко можно поверить, ведь сюжет так знаком читателю. Он изъят из самой жизни, где судьба преподносит неожиданные встречи, что оборачиваются разговорами на повышенных тонах с весьма неожиданными финалами. Эта беседа из гневных обличений перетекла в откровенный флирт, а продолжение можно смело додумать. Казалось бы, перед нами занудный жанр ода про «очи» и «длань», но как интересно написаны, как эмоционально обыграны людские взаимоотношения в данном тексте. Читается совсем нетрудно, зато как это забавно наблюдать очевидное сходство со многими современными песнями, где она и он выясняют, кто прав, кто виноват. Прошло уже не одно тысячелетие, но люди по незнанию штампуют одно и то же. А все почему? Да потому, что «книжки для долбо****, я сам писать умею. Выходит очень клево и более умнее».

Особенности художественного мастерства Горация

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ УКРАИНЫ

Харьковский Государственный Университет кафедра зарубежной литературы и классической филологии

Особенности художественного мастерства Горация

Харьков

Поэзия в Римской культуре прошла ускоренный путь развития. В IV веке авторской поэзии в Риме еще не существовало. Рим жил устной народной безымянной словесностью. К I веку н. э. литературная авторская поэзия не только выделилась и оформилась, но и превратилась в такое замкнутое искусство для искусства, которое почти утратило практическую связь с другими формами общественной жизни. На такой переход потребовалось III столетия.

В Греции подобный переход от предгомеровской устной поэзии (около IX века до н.э.) до эллинистической книжной поэзии (III век до н.э.) потребовал шесть столетий, вдвое больше. Но главная разница в литературной эволюции Греции и Рима не количественная. Главная разница в том, что Римская поэзия с самых первых шагов оказывается под влиянием Греческой поэзии, уже завершившей свой аналогичный круг развития, и черты характерные для поздних этапов такого развития, появляются в Римской поэзии уже на самых ранних ее этапах.

Если сравнить с эволюцией социального бытования Греческой поэзии и эволюцию Римской поэзии, то бросается в глаза резкое отличие. Постепенное накопление культурных ценностей, которое потом канонизируется школьной традицией как обязательное для всех, в Риме было нарушено ускорением темпа его культурной эволюции. Когда в III в до н.э. Рим, не успев создать соб- ственной школьной системы образования, перенял греческую, этим он как бы начал счет своей культурной истории с нуля. Опираясь на школу, Римская поэ-зия распространяется в быт и низов, и верхов общества: эти два направления разделены, как в эллинистической Греции. В Римском быте издавна четко различались 2 сектора, 2 формы время провождения — » делo» и » досуг», negotium et otium: первый включал войну, земледелие и управление общиной, второй- все остальное. Почвой для поэзии стал именно » отдых». С повышением жизненного уровня в Римском обществе для досуга освобождалось все больше места, причем, конечно, в первую очередь в высших, обеспеченных слоях общества: досуг становится повседневным и индивидуальным. Соответственно с этим постепенно раскрывается Римское общество и для поэзии. За долитературным периодом относительной однородности Римской словесности сперва период формирования поэзии для масс, а потом поэзия для образованной и обеспеченной верхушки общества: перед нами с самого начала поэзии разобщенных культурных слоев, из которых каждый по-своему откликается на запросы Римской действительности и опирается на материал, предоставляемый греческими предшественниками. Затем неповторимый исторический момент перелома от Республики к империи, запросы масс и запросы верхушки общества, обращенные к поэзии совпадают. Это — короткая полоса римской классики » Золотого века», когда поэзия действительно объединяла, а не разъединяла общество. И наконец после этого опять наступает разрыв и поэзия досужего высшего общества продолжает существовать уже по инерции, как » поэзия для поэзии».

Таким образом, перед нами — знакомая периодизация истории Римской литературы: эпоха устного творчества (примерно до 250 г до н.э.), » Ранняя Римская литература» (около 250-150гг до н.э.), «литература эпохи Августа» (около 40г до н.э. — 15г н.э.), » литература эпохи империи» (примерно с 15г н.э.).

На первом этапе это была поэзия для масс, но не для знати; на втором — для образованных верхов, но не для масс; на третьем, недолго, — для всего общества; на четвертом, в эпоху Империи, это была поэзия для поэзии, жи-вущая уже больше инерцией, чем спросом.

Гораций родился 8 декабря 65 года до н.э. в небольшом местечке Венузии на границах Анулии и Лукании. У отца его там было крохотное именьице. Про мать поэт нигде не упоминает. Старые биографы построили вероятное, хотя и опровергаемое в новое время, предположение, что поэт лишился ее очень рано. Во всяком случае, этим отсутствием влияния материнской ласки, скорее всего, объясняется то, что у поэта незаметно особой нежности и снисходительности к женщинам. Гораций был, по-видимому, единственным ребенком, и отец его буквально дрожал над ним. Он не пожелал отдать сына в венузийскую школу, хотя там учились все дети местной провинциальной аристократии, а отвез мальчика в Рим, чтобы дать ему воспитание, которое получали сыновья сенаторов и всадников. Спрашивается, откуда старик Гораций взял на это соответствующие средства? Поэт разрешает этот вопрос в сатирах 1, 6, 86, говоря, что отец его был coactor. Занятие это, не особенно для нас ясное и, во всяком случае, не почетное, по-видимому, состояло в том, чтобы быть комиссионером банкиров при аукционных продажах. Старик, однако, находил время сам провожать сына в школу, сидеть на его уроках и предостерегать его от всего дурного наглядными примерами. Вообще, от отца поэт унаследовал практический здравый смысл и добродушный юмор.

Подобно большинству своих аристократических товарищей Гораций не кончил своего образования Римом, а отправился в Афины. Но там круговорот тогдашних событий втянул его в политику. В Афины прибыл Брут после смерти Цезаря; увлекающаяся римская молодежь восторженно встретила убийцу тирана и охотно записывалась в ряды войска Брута для борьбы за свободу. Гораций даже получил в этой армии звание военного трибуна. Но после несчастной битвы при Филиппах (42 г. до н.э.) пыл поэта, которому, по его словам, пришлось бежать с поля сражения и даже наподобие Архилоха и некоторых других поэтов бросить свой щит, значительно охладел; к тому же и небольшое венузийское поместье, дорогое для него по воспоминаниям детства, было конфисковано. Да и на чужбине он чувствовал себя несладко, а потому, когда была объявлена амнистия, вернулся на родину. Здесь, на оставшиеся крохи состояния он вкупился в коллегию квесторских писцов, которые вели счетные книги по финансовому ведомству. Это дало Горацию некоторый заработок, а потому он мог свои досуги посвятить поэзии, конечно, латинской, потому что греческие стишки он пробовал писать еще в Афинах и скоро убедился, что это равносильно ношению дров в лес. Сам поэт говорит про свои первые латинские опыты, что был вынужден к ним своею бедностью, делающей людей смелыми. Конечно, это не надо понимать так, что он рассчитывал на гонорар за свои произведения; этот гонорар был, вероятно, так ничтожен, что никоим образом не мог дать сколько-нибудь достаточных средств к жизни. Нет, Гораций только хотел привлечь к себе внимание какого-нибудь знатного покровителя литературы, что было в обычаях той эпохи. Ожидания поэта оправдались. Его стихотворения заметили его собратья по литературе Вергилий и Люций Варий Руф, которые впоследствии представили Горация Меценату. Первое свидание поэта с ним было кратким. Гораций чувствовал себя неловко в присутствии знатного вельможи, как бывший республиканец и человек, принадлежавший к другому кругу общества. Меценат также не мог ласково отнестись к поэту, который в своих тогда уже опубликованных произведениях нападал на многих последователей Октавиана. Но все же Гораций произвел на Мецената, видимо, благоприятное впечатление, так как тот занялся наведением справок о нем и через десять месяцев пригласил его к себе снова. С тех пор поэт сближался со своим высоким покровителем все теснее и теснее. Разница в общественном положении между ними все больше и больше сглаживалась, и, наконец, отношения их перешли в настоящую дружбу. Меценат заботился о материальном благосостоянии поэта, что особенно выразилось в подарке ему (около 33-го года до н.э.) имения в Сабинских горах. Этим осуществилась заветная мечта Горация иметь собственный уютный и укромный уголок, где он мог бы отдохнуть от столичной суеты и треволнений и на досуге предаться творчеству. Расположение Мецената к Горацию особенно ярко проявилось в предсмертной просьбе вельможи к Августу: «Помни постоянно о Горации Флакке, как обо мне». Но Августу пришлось недолго соблюдать этот завет друга, так как поэт почти полностью осуществил то пожелание, которое высказывал неоднократно в своих произведениях, — умереть одновременно с Меценатом. Он скончался 27-го ноября 8 года до н.э., через 59 дней после своего высокого друга.

Произведения Горация дошли до нас почти полностью; они были изданы при его жизни и собраны в сборники им самим с той чрезвычайной тщательностью, с которой Гораций относился к своим трудам (“публикуй их на девятый год”. “Ars poetica», ст. 388). Можно предполагать, что все, что он не желал выпускать в свет, было им самим уничтожено. От него осталось следующее:

I. Две книги сатир: 1-ая содержит 10 сатир, 2-ая – 8 сатир. Все сатиры написаны гексаметром.

II. Книга эподов: 17 стихотворений, написанных разными размерами.

III. Четыре книги од: (в первой книге содержится 38 од, во второй книге – 20 од; в третей книге – 30 од; в четвертой книге, вышедшей отдельно, через 10 лет, после первых трех, — 15. Всего 103 оды: все оды написаны самыми разнообразными лирическими размерами).

IV. “Юбилейный гимн” (Carmen saeculare).

V. Две книги посланий ( в первой книге – 20 посланий, во второй – 2 послания, а если причислить к ней, особняком стоящее «Послание к Пизонам», обычно называемое « Наука поэзии» («Ars poetica»), то – 3 послания. Все послания написаны гексаметром. Послания первой книги по размерам невелики, послания же второй книги являются длинными стихотворными трактатами на литературные темы).

Время написания отдельных произведений внутри сборников установить невозможно, кроме случаев, когда имеются ясные указания на современные Горацию события, как например, цикл од после победы при Акции ( во второй книге) или оды на победы Друза ( четвертая книга ). Последние произведения Горация были выпущены им в 43 г. до н. э. . За последние 5 лет своей жизни он не написал ничего.

Имя Горация — одно из самых популярных среди имен писателей древ-ностей. даже те, кто никогда не читал ни одной его строчки, обычно зна-комы с его именем. Хотя бы по Русской классической поэзии, где Гораций был частым гостем. Недаром А.С.Пушкин в одном из своих первых стихо-творений перечисляет его среди своих любимых поэтов:» Питомцы юных Граций, с Державиным потом чувствительный Гораций является вдвоем. » -а в одном из последних стихотворений ставит его слова начальные слова оды III, ЗО — эпиграфом к собственным строкам на знаменитую тему Горация: ”exеgi monumentum — Я памятник себе воздвиг нерукотворный» .

Но если читатель, плененный тем образом — питомца юных Граций, какой рисуется в русской поэзии, возьмет в руки стихи самого Горация в русских переводах, его ждет неожиданность, а может быть и разочарование: неровные строчки, без рифмы, с трудно уловимым переменчивым ритмом. Длинные фразы, перескакивающие из строчки в строчку, начинающиеся второстепенными словами и лишь медленно и с трудом добирающиеся до подлежащего и сказуемого. Странная расстановка слов, естественный по-рядок которых, словно нарочно, сбит и перемешан. Великое множество имен и названий, звучных, но мало понятных и, главное, совсем, по-видимому, не идущих к теме. Странный ход мысли, при котором сплошь и рядом к концу стихотворения поэт словно забывает то, что было вначале, и говорит

совсем о другом. А когда сквозь все эти препятствия читателю удается уловить главную идею того или другого стихотворения, то идея эта оказы-вается разочаровывающе банальной:» наслаждайся жизнью и не думай о бу-дущем», «душевный покой дороже богатства» и т.п.. Вот в каком виде рас-крывается поэзия Горация перед неопытным читателем.

Если после этого удивленный читатель, стараясь понять, почему же Гораций пользуется славой великого поэта, попытается заглянуть в толстые книи по истории древней Римской литературы, то и здесь он вряд ли найдет ответ на свои сомнения. Здесь он прочитает, что Гораций родился в 65 году до н.э. и умер в 8 году до н.э. Это время его жизни совпадает с важнейшим переломом в истории Рима, падением республики и установлением империи. В молодости Гораций был республиканцем и сражался в войсках Брута, последнего поборника республики. После поражения Брута перешел на сторону Октавиана Августа, первого Римского императора, стал близким другом пресловутого Мецената — руководителя «идеологической политики» Августа. Получив в подарок от Мецената маленькое имение среди Апеннин, до конца дней прославлял Мир и счастье Римского государства под благодательной властью Августа: в таких- то одах прославлял так-то, а таких-то одах так-то. Все это сведения очень важные, но ничуть не объясняющие, почему Гораций был великим поэтом. Скорее, наоборот, они складываются в малопривлекательный образ поэта- ренегата и царского льстеца.

И всё- таки Гораций был гениальным поэтом, и лучшие писатели Европы не ошибались, прославляя его в течение двух тысяч лет как величайшего лирика Европы. Однако «гениальный» – не значит: простой, легкий для всех. Гениальность Горация — в безошибочном, совершенном мастерстве, с которым он владеет, сложнейшей, изощреннейшей поэтической техникой античного искусства — такой сложной, такой изощренной, от которой современный читатель давно отвык. Стих Горация действительно звучит непривычно. Не потому, что в нем нет рифмы (античность вообще не знала рифмы; она появилась в Европейской поэзии лишь в средние века),- Рифмы нет и в «Гамлете», и в «Борисе Годунове», и наш слух с этим легко мирится. Стих Горация труден потому, что стороны в нём составляются из стихов разного ритма (вернее сказать, даже разного метра): повторяющейся метрической единицей в них является не строка, а строфа. Такие разнометрические строфы могут быть очень разнообразны, и Гораций пользуется их разнообразием очень широко: в его одах и эпосах употребляется двадцать различных видов строф.

Точное звучание античного стиха не может быть передано на русском, так как долгих и кратких слогов, независимых от ударения, в русском языке нет. Поэтому русские переводчики передают античные ритмы условно, заменяя чередование долгих и кратких слогов чередованием ударных и безударных слогов. Принципы этой замены ясны из ниже идущего перечня, в котором схемы размеров даны античные, а примеры звучания- русские.

Оды написаны четверостишными строфами тринадцати видов.

1. Первая Асклепиадова строфа . Состоит из четыре раза повторяющегося «асклепиадова стиха».

¾ ¾ ¾ È È ¾ ê ê ¾ È È ¾ È È

Пример: Славный внук, Меценат, праотцов царственных,

О, отрада моя, честь и прибежище!

Есть такие, кому высшее счастье –

Пыль арены взметать в беге увертливом…

Встречается: I, 1; III, 30 и III и IV, 8, причем в последнем случае четверостишное строение строф нарушено.

2. Вторая Асклепиадова строфа . Состоит из трех «асклепиадовых стихов» и одного «гликонея».

Гораций. Слово о поэте. «Я памятник воздвиг». Поэтическое творчество в системе человеческого бытия.

Когда мы ведём речь о греческих богах, наверняка у кого-то возникает вопрос: разве имя бога войны в классической мифологии — Арес, а богини любви — Афродита? А где же Марс, Венера? Они ведь более известны. В их честь названы планеты нашей Солнечной системы.

Первые имена — греческие, вторые — римские. Античная классика — это греко-римский мир. В нём греки были первыми, но римляне, восприняв их культурное наследие, распространили его по всей Европе вместе со своим языком — латынью. И после падения Рима латынь более тысячи лет оставалась языком европейской науки, философии, поэзии, дипломатии.

Развитие римской культуры было стремительным именно потому, что у неё были такие сильные предшественники и учителя.

Говоря, что первый из великих лириков Рима — Катулл особенно близок и понятен нам, современным людям, неповторимостью личного чувства, прозвучавшего в его стихах, не утрируем ли мы? Может быть, именно потому поэты Древнего Рима и остались в памяти культуры как образец для подражания, что, вглядываясь в себя, прислушиваясь к собственным переживаниям, они сумели придать им всеобщее выражение. Классического поэта отличает умение сказать то, что чувствуют все, но никто не может выразить так совершенно. Признанное первенство в этом принадлежит Горацию.

Квинт Гораций Флакк — выдающийся поэт «классического» периода римской литературы, первостепенный поэт Рима, один из самых главных представителей литературы августова века.

— Квинт Гораций Флакк родился в Венузии, старинном городке Южной Италии, в семье вольноотпущенника. Отец его, скопивший небольшое состояние, всячески старался облегчить сыну доступ в привилегированные слои общества. Молодой Квинт Гораций Флакк получил блестящее литературное образование в Риме и философское — в Афинах. Как большинство прогрессивных людей своего времени, он считал себя последователем эпикурейской философии. Будущий поэт отдал дань политическому свободомыслию: во время гражданской войны, вспыхнувшей в 44 г. после убийства Цезаря, он боролся за республику под знаменем Брута. После поражения республиканцев, воспользовавшись амнистией, он вернулся на родину. К этому времени относится начало литературной деятельности Горация. В противоположность Вергилию, он всегда старался держаться подальше от двора. В своём творчестве Гораций сравнительно мало касался острых политических тем, редко и весьма сдержанно возносил хвалы императору. Личное счастье, которое он видел в безмятежности духа и в умении довольствоваться «золотой серединой» (принадлежащее ему крылатое выражение), гимны вину и любви, борьба с суетными страстями и пороками — темы поздних стихов Горация. Гораций был великолепным мастером стиха. Его литературное наследие состоит из нескольких сборников од и сатир, а также «Посланий», где особенно примечательна «Наука поэзии», содержащая изложение взглядов автора на литературу. Ни один поэт древности не издавался и не изучался так много, как Гораций, особенно начиная с эпохи Возрождения. Его поэзия оказала большое влияние на всю новоевропейскую лирику. В русской литературе влияние Горация ощутимо в творчестве Ломоносова, Державина, Пушкина и других поэтов.

— «Сатиры» — этот сборник Горация был издан поэтом в двух книгах в 30-х гг. I в. до н. э. «Сатиры» представляют собой беседы на бытовые и философские темы. Иногда это диалог с воображаемым собеседником. Нередко в них высмеиваются и реальные современники поэта. В «Сатирах» Гораций рассказывает о себе, говорит о своём низком происхождении, вспоминает своё прошлое, когда он выступал защитником республики, формулирует философию покоя и умеренности. Несколько сатир посвящены литературным проблемам. В них автор излагает свои взгляды на творчество, более подробно изложенные им позднее в «Науке поэзии», где он советует поэтам написанное «девять лет хранить без показу». Сатиры Горация отличаются высокими стилистическими и поэтическими достоинствами.

«Оды» — под таким названием известен сейчас сборник лирических стихотворений Горация, переписанных в трёх книгах в 23 г. до н. э. Римляне называли лирические стихотворения словом «carmina» («песни»). Термин «ода», заимствованный из древнегреческого языка, где он выступает в значении «песня», в античности совсем не обязательно связывался с произведением, написанным в торжественно-патетической форме. Лирика Горация отличается тем же характерным свойством, что и всё его творчество, — интеллектуализмом.

Оды Горация чрезвычайно своеобразны. Это лирика особого типа, отличающаяся от современной лирической поэзии с её субъективизмом, пронизанностью личными настроениями и чувствами. Оды — лирика размышления, где жизненные факты становятся предметом своего рода философского осмысления, входят в систему особой «жизненной мудрости», с точки зрения которой автор стремится помочь читателю выбрать правильный жизненный путь, облегчить ему горести существования, поднять в высшую сферу искусства.

Тематика сборника весьма разнообразна. В нём есть группа дидактических, или «увещательных», стихотворений о смысле жизни и о счастье в горациевском понимании. Многие оды представляют собой размышления о любви и дружбе. Здесь есть и застольная лирика, в которой поэт славит «скромного Вакха». Особый раздел составляют оды на политические темы, которых Гораций коснулся, хотя и весьма осторожно и сдержанно, в связи с борьбой между Августом и Антонием. Заканчивается сборник знаменитым «Памятником», который много раз переводился в позднейшие времена и служил образцом для подражаний. У нас его переводили Ломоносов, Фет, Брюсов. Реминисценции из этого стихотворения очевидны в «Памятнике» Державина и «Памятнике» Пушкина.

Хоровая лирика, восхваляющая человека, переживёт ещё свой величайший взлёт в творчестве одного из самых прославленных поэтов античности — Пиндара.

Пиндар (ок. 518 — 438 гг. до н.э.) прославлял победителей спортивных состязаний, каковых в это время в Греции было множество, помимо Олимпийских игр. Тот, кто выигрывал, считался избранником богов, восторжествовавшим над судьбой. Такой жанр назывался эпиникий и навсегда стал образцом для торжественной оды.

Поэзию Пиндара будут сравнивать с могучим потоком, который, родившись на вершине горы, мощно устремляется вниз, не зная преград на своём пути. Таково поэтическое вдохновение. Для него есть даже более подходящее слово — «восторг».

Гораций принадлежит к тем поэтам, кто заново пересматривает и приводит в порядок всё, что было сделано предшественниками. Основным лирическим жанром для Горация была ода.

Ода по-гречески значит «песнь». Среди всех лирических жанров это самый высокий, но не всегда возвышенный. Европейская поэзия знает два типа од: пиндарические и горацианские. Энкомии Пиндара, называемые одами, воспевали событие, имеющее общественное значение и отмеченное волей богов. Гораций смирил восторг разумом и сделал оду выражением разнообразных чувств, переживаемых и обдумываемых обычным человеком.

— Тема поэта и поэзии традиционная, сквозная в европейской культуре. Монолог поэта о самом себе встречается ещё в античной поэзии. Так, ода Горация «К Мельпомене» в переводе М. В. Ломоносова послужила основой для стихотворений Г. Р. Державина и А. С. Пушкина о памятнике. Основные её аспекты — процесс творчества, его цель и смысл, взаимоотношения поэта с читателем, с властью, с самим собой. Таким образом, среди поэтов разных эпох была традиция лирического изображения «нерукотворного» памятника, как бы подводящего итог творческой деятельности.

— Лирика Горация насыщена мыслью и представляет в этом отношении совершенную противоположность лирике его римского предшественника Катулла. Мысль и воображение преобладают у Горация над чувством, и тематика выходит далеко за сферу непосредственных субъективных переживаний. Сознательность творчества — характерная черта Горация. Будущий автор «Науки поэзии» с большим вниманием относится к теоретическим вопросам, и поэтическая практика никогда не расходится у него с теоретическими постулатами. Сатиры действительно отличаются и ораторскими, и поэтическими достоинствами. Сохраняя в целом тон непринуждённой беседы, Гораций блещет богатством стилистических оттенков; то фамильярный, то пародийно-приподнятый стиль сатир всегда остаётся наглядным и выразительным.

Гораций — поэт мысли и вместе с тем мастер сильного, сжатого слова и чёткого, конкретного образа. Все эти моменты уже наличествуют в его раннем творчестве, но поэту не всегда удаётся создать из них единое художественное целое, и образная сторона оказывается нередко лишь иллюстрацией для отвлечённого рассуждения. Большей целостности Гораций достигает в своих позднейших произведениях.

В русскую поэзию темы и мотивы Горация входят с Кантемиром, встречаются у Ломоносова, Державина, Пушкина, Дельвига, Майкова, не говоря уже о многочисленных писателях меньшего значения. Однако характер освоения Горация в новое время был далеко не однороден, и различные стороны его творчества использовались разными литературными направлениями. Там, где «анакреонтика» XVIII в. находила усталую философию покоя и наслаждения, писатели молодой буржуазии ценили свежую реалистическую и сатирическую струю. Как художник, как мыслитель, как теоретик литературы Гораций в течение ряда столетий находил восторженных поклонников, но нередко встречал и суровое осуждение. Судьба его произведений в веках воспроизводит литературный облик поэта со всеми противоречиями его творчества.

Вопрос #48. Тема поэта и поэзии в творчестве Горация

Некоего мудреца спросили: Какое правдивое слово не следует произносить? — Хвалу добродетелям своим, ибо тщеславие плод ее» (1). Анекдот XV в., характерный образчик арабского городского фольклора, ценимого тогдашним массовым читателем, не претендует на необычность. Тем и хорош. Его тривиальность означает лишь то, что хвала добродетелям своим и сейчас настораживает обыкновенного человека не менее сильно, чем во время оно.

Тема литературного памятника занимает значительное место в творчестве поэтов. Поэту небезразлично отношение читателей к его творчеству, в том числе читателей-потомков. Не случайно в жизни каждого мастера художественного слова наступает период, когда он испытывает желание оглянуться назад, с тем чтобы увидеть и проанализировать сделанное им в течение жизни. Именно в этот момент создаются условия для стихотворения-“памятника”.

Издавая в 23г. сборник своих «Carmina» он обращается во вступительном стихотворении к Меценату, выражая надежду, что будет «причислен к лирическим поэтам», т.е. поставлен наряду с прославленными представителями древнегреч. лирики; заканчивается сборник знаменитым «Памятником»:

Создал памятник я, бронзы литой прочней.

Первым я приобщил песню Эолии

К италийским стихам. Славой заслуженной,

Мельпомена, гордись и , благосклонная,

ныне лаврами Дельф мне увенчай главу.

Размышляя о значении своего творчества для Вечности, о месте поэта и поэзии в системе человеческого бытия в знаменитой оде (кн. С, ода 30) «Памятник» («Exegi monumentum»), Гораций говорит о своих конкретных заслугах, например: ознакомил римлян с греческой лирикой — искусством Алкея, Сафо, Анакреонта. Так, поэт смертен, но его произведения — вечные, утверждает Гораций

Что называет Гораций главной своей заслугой?

“Первым я приобщил песню Эолии к италийским стихам”. Таким образом, основная тема оды — тема творчества. С ней же связана тема долговечности: “Ни снедающий дождь, ни Аквилон лихой // Не разрушат его, не сокрушит и ряд // Нескончаемых лет”. Ода построена на сравнении: памятник поэт сравнивает с бронзой и делает вывод, что он “бронзы прочнее”, сравнивает с пирамидами, и он оказывается “выше”. Более того, его не разрушит даже время, потому что он прочно вошёл в сердца людей, очень разных, но почитающих творчество поэта. Особо следует отметить обращение в конце оды к музе Мельпомене как ещё один приём, усвоенный последующей традицией.

Говоря о традиции, обратим внимание учащихся на связь стихотворения Горация с отрывками из Солона-Среди произведений Солона есть стихотворение «Народ созвал я…», которое можно назвать условно “памятником” великих политических дел. “Народ созвал я…”. С какой целью? Поэт говорит о том, что он сделал для Родины.

…с неё я снял обузу, возвратил рабе
Свободу. Многих я сынов вернул
В Афины, в их отчизну богоданную,
Что на чужбину были проданы: одни —
Законно, другие — силою господ.
Вернул и тех, что в страхе бросились бежать
И уж забыли речи звук аттической
В скитаньях долгих…

. Так, ещё у Пиндара мы видим обращение к музе, просьбу поддержать, дать вдохновение для творчества. У Солона всё произведение строится на перечислении тех заслуг, за которые он должен остаться в памяти потомков. Гораций тоже называет свои заслуги перед будущими поколениями. И эта традиция впоследствии закрепилась за данной жанровой формой.

Знаменитая ода Горация вызвала множество подражаний. Человек не умирает, если получают бессмертие творения его духа, — такова основная мысль этого стихотворения. А высшим проявлением духа является поэтическое творчество, неподвластное “бегу времени”. Подобного признания исключительности поэтического творчества античная литература ещё не знала.

Говоря о формировании жанровой формы “литературного памятника”, нельзя не назвать имя ещё одного поэта античности — Овидия (I век до н.э.). Его поэма «Метаморфозы» — одно из наиболее значительных произведений “золотого века” римской литературы, оказавшее сильное воздействие на европейскую культуру Нового времени. Книга является своего рода путеводителем по мифологии классической древности: в ней в эпической форме излагается более двухсот пятидесяти мифологических и фольк­лорных сюжетов о превращениях. В конце «Метаморфоз» Овидий помещает стихотворный фрагмент «Вот завершился мой труд…».

Вот завершился мой труд; его ни Юпитера злоба
Не уничтожит, ни меч, ни огонь, ни алчная старость.
Пусть же тот день прилетит, что над плотью одной возымеет
Власть, для меня завершить неверной течение жизни,
Лучшею частью своей, вековечен, к светилам высоким
Я вознесусь, и моё нерушимо останется имя.

Даже без детального анализа видна связь произведения Овидия с «Памятником» Горация: оба автора говорят о нерушимости своих памятников, сравнивают их с самыми прочными “вещами” и приходят к выводу, что ничего нет грандиознее и крепче. Кроме того, и Гораций, и Овидий уверены, что их слава будет повсеместной, и их станут чтить разные народы. Тема творчества опять оказывается связана с темой долговечности. В заслугу себе Овидий ставит создание лучшего своего творения — «Метаморфоз».

Заканчивая разговор об Овидии, следует сказать об отношении к нему А.С. Пушкина. Овидий был одним из особенно любимых им античных авторов. В стихо­творении Пушкина «Труд» (1830), написанном после окончания романа в стихах «Евгений Онегин», мы находим явную связь с финалом «Метаморфоз» Овидия.

Миг вожделенный настал: окончен мой труд многолетний.
Что ж непонятная грусть тайно тревожит меня?
Или, свой подвиг свершив, я стою, как подёнщик ненужный,
Плату приявший свою, чуждый работе другой?
Или жаль мне труда, молчаливого спутника ночи,
Друга Авроры златой, друга пенатов святых?

ЭСТЕТИЧЕСКОЕ СВОЕОБРАЗИЕ ЛИРИКИ ГОРАЦИЯ

ЭСТЕТИЧЕСКОЕ СВОЕОБРАЗИЕ ЛИРИКИ ГОРАЦИЯ

Квинт Гораций Флакк является древнеримским поэтом «золотого века», который выступил как сторонник содержательной поэзии и как мастер стиха, виртуозом метрической формы. Раннее творчество Горация имеет полемический характер: отливается оно в форму ямбографии или сатиры. Ямбографические стихотворения составляют небольшой сборник, дошедший до нас под заглавием «Эподы». Гораций начинает с политической поэзии, с протеста против непрекращающихся гражданских войн, где утопическая сентиментальность преследуется иронией:

Неужто мало и полей, и волн морских

Залито кровью римскою? [4, с. 7]

Не менее продуктивным оказывается Гораций в области сатиры. В течение тридцатых годов он выпускает два сборника сатир, которые он называет «Беседами». В них раскрывается конкретная личность, с ее живыми чертами, умеряющими и очеловечивающими отвлеченный схематизм идеала «мудреца». Наибольшей художественной законченностью отличаются те сатиры, в которых Гораций больше всего говорит о себе, о своих вкусах и стремлениях, о своих жизненных встречах:

Вот в чем желанья были мои: необширное поле,

Садик, от дома вблизи непрерывно текущий источник,

К этому лес небольшой! И лучше и больше послали

Боги бессмертные мне; не тревожу и просьбою боле. [4, с. 6]

Второй сборник сатир несколько отличается от первого по своему художественному методу. Персональная направленность все более ослабевает, и изложение получает обобщенный характер. Усложняется также и композиция. Здесь преобладает диалогическая форма, причем Гораций, обычно ограничивается ролью пассивного слушателя, а рассуждение и повествование вкладываются в уста другого лица.

Сознательность творчества является характерной чертой поэзии Горация. Будущий автор «Науки поэзии» с большим вниманием относится к теоретическим вопросам, и поэтическая практика никогда не расходится у него с теоретическими постулатами. Сатиры, действительно, отличаются ораторскими и поэтическими достоинствами. Сохраняя в целом тон непринужденной беседы, Гораций отличается богатством стилистических оттенков; то фамильярный, то пародийно-приподнятый стиль сатир всегда остается наглядным и выразительным. Изданием второго сборника сатир и книги эподов завершается первый период литературной деятельности Горация. Вступительная сатира второй книги содержит уже по существу прощание с наступательно-полемической поэзией.

В двадцать третьем году он выпускает три книги лирических «Стихотворений». Античные комментаторы называют их иногда одами. «Оды» Горация обычно далеки от «высокого стиля». Римский поэт находит свое право на литературное бессмертие в том, что он «первый свел эолийскую песнь на италийские лады» («Памятник»). Гораций понимает при этом, прежде всего, обогащение римской поэзии стиховыми и строфическими формами эолийской лирики. Сборник содержит стихотворения, написанные «алкеевой» строфой, «сапфической», «асклепиадовой» и другими строфами в их различных вариациях, которые в сумме составляют двенадцать строфических форм. Все они были почти совершенно новыми для Рима, и в трактовке их Гораций обнаруживает метрическое мастерство, не превзойденное никем из последующих римских поэтов. Стихотворения Горация почти всегда имеют форму обращения:

Рад своих клиентов ты

Присвоить землю, и чета несчастных

С грязными ребятами

Богов отцовских тащит, выселяясь. [4, с. 6]

Поэт обращается ко второму лицу, и лирическая тема развертывается между авторским «я» и «ты» адресата. Монолог или диалог попадаются лишь в виде исключения.

По тематике и жанровым разновидностям оды разнообразны. Обращения к богам, политические стихи и философские размышления чередуются с любовной, пировой и дружеской лирикой, с насмешливыми и обличительными произведениями и со стихотворениями на различные жизненные случаи.

Особое место в творчестве поэта занимают оды на социальные темы. Гораций изображает римское государство в виде «корабля», которому грозит стать игрушкой ветров:

Был досадою ты, был мне тревогою,

Стал любовью теперь, думой нелегкою. [4, с. 18]

Гибель Клеопатры дает уже материал для ликующего стихотворения. Октавиан отныне представляется тем вождем, который вывел Италию из тупика гражданских войн и избавил римское общество от угрозы социальных потрясений.

Многие стихотворения Горация представляют собой письма, но в большинстве случаев форма письма является лишь предлогом для высказывания мыслей и настроений. Как и в сатирах, он изображает себя не каким-либо совершенным мудрецом, а только стремящимся, работающим над собой и знающим путь, по которому следует идти. Установка его сознательно эклектична:

Спросишь, пожалуй, кто мной руководит, и школы какой я.

Клятвы слова повторять за учителем не присужденный,

Всюду я гостем примчусь, куда б ни загнала погода. [4, с. 17]

Свободная форма «послания» позволяет ему остановиться лишь на некоторых вопросах, более или менее актуальных, с точки зрения борьбы литературных направлений в Риме.

«Наука поэзии» является теоретическим манифестом римского классицизма времени Августа. Произведение должно быть простым, целостным и гармоничным. Асимметрия, отступления, описательные экскурсы, манерность – это нарушения канона красоты. Не называя имен и направлений, Гораций одновременно обращает свою полемику и против неотериков, и против возникающего в римской поэзии азиански-декламационного стиля, и против архаизирующих аттикистов. Сочетание эмоциональной насыщенности является основной художественной задачей римского классицизма.

У Горация «форма», как это свойственно вообще латинскому языку, относится к человеческому телу, но определяемому не как субстанция, а как ее оболочка, ее облик. Гораций полагает, что плохо, когда в художественном произведении «ни нога, ни голова не будут отвечать единому облику». Это «форма» может быть «хорошей» в физическом смысле, и такой человек, обладающий ею, именуется «прекрасным по облику», причем обычно, это мужская красота. Прекрасным человек может быть не от рождения, а благодаря каким-то приобретенным качествам и ухищрениям. Но «прекрасным» может быть не человеческий облик, а состояние его духа, испытывающее благоволение судьбы или богов, или сами высшие силы, благостные для человека. «Прекрасный» имеет иной раз у Горация полурелигиозный, полуморальный смысл чего-то похвального, приличного, достойного. Но «прекрасный» означает и совершенство в своей законченности, как, например, стихи. Прекрасным человеком с оттенком «соразмерности» и «хорошей устроенности» является гармоничный человек. Имеется в виду гармония общения между людьми, хотя такая же гармоническая слаженность относится к речи, в которой смешиваются слова разных языков.

Гораций, чувствуя классически-целостную красоту художест-венного произведения, выраженную в равновесии его частей, в единстве, в пропорциях, гармонии внутреннего и внешнего в стихе, ритме, оказывается достаточно скупым на похвалу красоте человеческой, и, более того, он замечает, скорее, несовершенства человека и его отношений, нечто дурное, и даже постыдное. Можно предположить, что здесь сказался пафос Горация-моралиста, обличителя низменных нравов и мелких человеческих страстей. Во всяком случае, эстетическая категория «безобразного» и его модификаций выражена у Горация гораздо более дифференцированно, чем «прекрасное».

«Дурной» относится у Горация к тем предметам и существам, которым недостает чего-то правильного, «прямого». Это отсутствие прямоты может характеризовать и моральные поступки. Совершенно очевиден этот моральный оттенок в таких выражениях Горация, как «низкая страсть», или «низкое притязание», или «злостный характер», связанный с заблуждениями человека.

Новаторское значение Горация в том, что он, стоя на пороге новой эпохи, относившейся с более повышенным интересом к внутреннему миру человека, оставался на почве античного материализма и сохранил оптимистически-посюстороннее миросозерцание, выработанное прошлым. Об основе поэтики Горация пишет М. Л. Гаспаров. Эту основу характеризует «конкретный образ» и «дальняя перспектива отвлеченных обобщений», попытка вместить в одно стихотворение «бесконечную широту и противоречивость мира», «зигзагообразное движение мысли», «затухающее колебание маятника между двумя лирическими противоположностями», начало как «самое энергичное, самое запоминающееся место в стихотворении», эффектная и неожиданная концовка «на самом напряженном месте», «затухание» тьмы и постепенное успокоение «маятника лирического движения на «золотой середине», «равновесие и мера» золотой середины в «выверенной гармонии». Именно «золотая середина», по мнению М. Л. Гаспарова, лежит в основе практики и теории Горация, в структуре од и «Поэтики», где все пронизано «мерой, соразмерностью, соответствием» и где, например, забытому жанру сатировской драмы посвящено больше места, чем излюбленной для поэта лирике [2, с. 3-4]. Гораций выступает в обрисовке М. Л. Гаспарова как истинный классический поэт, лишенный, однако, сухого педантизма и наделенный изяществом, выдумкой и живым чувством поэтической формы.

«Разносторонность содержания и его высокий идеологический уровень, новизна и многообразие стиховых форм, пластичность лирически оживленных образов, сжатая выразительность стиля, развивающая в немногих словах большое богатство словесной энергии – таковы достоинства горацианских од» [1, с. 3].

Гораций – поэт мысли и вместе с тем мастер сильного, сжатого слова и четкого, конкретного образа.

Список литературы:

Борухович В.Г. «Квинт Гораций Флакк: поэзия и время», Саратов,1996

Гаспаров М. Л. «Квинт Гораций Флакк. Оды. Эподы. Сатиры. Послания», М., 1970

Квинт Гораций Флакк «Полное собрание сочинений», М.-Л., 1966

Квинт Гораций Флакк «Оды. Эподы. Сатиры. Послания.», М., 1970