Где поэзии свет где скульптуры привет
The Quarter Moon Murders (Убийства на новолуние)
Последнее дело в прохождении игры L.A. Noire в отделе убийств начинается с очередного совещания в подвале. В полицию поступило еще одно письмо от серийного убийцы с предложением найти Черную Орхидею в его укрытии.
Кроме того убийца прислал сборник поэзии П.Б. Шелли и письмо с отрывком его драмы. Особенно интересна для вас следующая строчка: «Я спрятался в фонтан, в тенистом сквере«. Похоже, что убийца играется с вами и дает вам подсказку, где искать начало клубка. Ну что же, сыграем по его правилам.
Прибыв на место, отправляйтесь прямо к центру фонтана — наверху найдете еще одно послание, которое вновь содержит часть стихотворения П.Б. Шелли. «Здесь есть пещера; вся она кругом обвита сетью вьющихся растений«. Кроме того рядом лежит карточка социального страхования на имя Элизабет Шорт — еще одной жертвы убийства, которое вы расследовали в предыдущем прохождении игры L.A. Noire.
Под описание второго отрывка наиболее подходит холл городского архива, именно туда вам нужно держать путь. Чтобы найти это здание, воспользуйтесь картой. Когда приедете на место, поговорите с вахтером, он расскажет, как можно попасть на люстру. Для этого поднимитесь наверх и следуйте за напарником, попадете в комнату с лестницей. Затем аккуратно, не спеша перейдите по натянутому канату на люстру. На ней найдете пропавшие часы Дейдры Моллер и очередной отрывок письма с текстом: «Где Поэзии свет, Где Скульптуры привет, где Наука, вздохнув от усилья…«.
Но подумать о смысле послания стоит чуть позже: прохождение игры L.A. Noire приготовило вам сюрприз: под весом главного героя люстра начнет распадаться на куски. Вам нужно быстро расшатать люстру и спрыгнуть с нее на балкон. Теперь в блокноте нужно выбрать третью часть стихотворения и открыть карту. Вам нужна Публичная библиотека Лос-Анджелеса, которая, как нельзя лучше, соответствует описанию в письме.
Внутрь самой библиотеки вам заходить не придется: неподалеку от ступенек есть водосточная труба, по которой вам нужно забраться наверх. Затем придется запрыгнуть на строительные помосты и вновь карабкаться наверх. Направляйтесь к центру здания по строительной лестнице, сможете вскарабкаться еще выше, затем по деревянной доске идите прямо и воспользуйтесь очередной водосточной трубой. Далее вас ждут строительные помосты, несколько лестниц, узкие доски и спуск вниз. Правильность вашего движения подтверждает сам Коул, говоря, что иногда шаг назад — это шаг в нужном направлении. И действительно, прохождение игры L.A. Noire приготовило вам подъем наверх после спуска вниз.
Наконец, вы на месте: на полу найдете медальон с шеи убитой Антонии и очередное письмо с отрывком: «Вкруг чьей толпы смеялась смерть; эмблемы погибшие умерших разрушений«. К счастью, прохождение игры L.A. Noire на заставит вас повторять весь путь, и вы автоматически окажетесь на земле. Садитесь в машину, выбирайте в блокноте четвертый отрывок и ищите на карте «Уэстлейкские битумные озера».
Когда доберетесь до этой достопримечательности, то будете несколько удивлены: вас ждут рыбацкие штаны и экскурсия в битум. Чтобы главный герой не стал частью экскурсионного объекта, необходимо идти по деревянным настилам, которые можно разглядеть через битум. При этом на вашем пути будут участки с провалившимся покрытием, их нужно проходить как можно быстрее. Конечная цель вашего путешествия — остров. Дорога будет очень извилистой. На острове, возле тропинки найдете туфельку Терезы Терельдсон и очередной отрывок с ключевым предложением: «Иная сфера — сотни тысяч сфер как будто в ней вращаются«. В этот раз прохождение игры L.A. Noire решило вас выручить и прислало на помощь напарника на лодке, который как Харон перевезет вас через Лету.
Ваша новая цель — художественный музей Лос-Анджелеса, в котором есть скульптура с моделью солнечной системы. Хорошо хоть в этот раз не придется ехать через весь город: музей расположен неподалеку. Чтобы попасть в лабиринт, ориентируйтесь по большому квадрату на мини-карте. Напарник предоставит вам возможность самому блуждать по лабиринту, а наше прохождение игры L.A. Noire поможет вам скорее добраться до цели. Вы будете довольно долго идти по извилистой тропке, на первой развилке поверните направо, затем на второй развилке — идите прямо и вскоре попадете к своей цели — модели солнечной системы. На ней найдете кольцо Селин Генри и очередное письмо. «Суды и тюрьмы, все, что было в них… И скипетры, и троны, и тиары» — отрывок, который приведет вас к очередному месту действия, которое вам знакомо до боли: декорациям фильма «Нетерпимость».
Декорации, как и ожидалось, будут выглядеть абсолютно пустынными. Ваша задача — добраться до трона, который находится наверху. Бегите прямо, в дальнюю часть строений — найдете лестницу, ведущую наверх (таким же образом вы бежали и в последнем деле, когда служили в транспортном отделе). В этот раз вас ждет сюрприз: помост разваливается, и если не хотите упасть вниз, то нужно держать кусок платформы, на котором вы стоите, в равновесии. Для этого необходимо перемещаться в сторону, противоположную той, куда заваливается платформа. Затем, по подсказке напарника, необходимо завалить платформу вперед и прыгнуть, после этого будет прямая дорога к трону. На нем найдете кольцо Эвелин Саммерс — последней убитой девушки и следующий отрывок письма. Ваша новая задача — найти место, которое убийца считает своим домом. К сожалению, пока поразмыслить не удастся: декорации начинают рушиться, и вам нужно очень быстро уносить ноги. Попав внутрь машины и вздохнув спокойно, продолжайте прохождение игры L.A. Noire, выбирайте седьмой и последний отрывок в блокноте и открывайте карту города. Искать долго не придется: ваша цель — «Терновый венец Христа» — полуразрушенная церковь.
Несмотря на то, что здание заброшено, в его окнах горит свет: вас уже ждут. Действительно, убийца внутри, им окажется временный бармен, с которым вы общались во время одного из расследований. Но долго выяснять отношения не придется: начнется пальба, и убийца скроется через люк в полу. Вам необходимо добраться до входа в катакомбы, которые находятся в соседнем доме, слева от вас. В одной из комнат вы найдете окровавленную ванну и гаечный ключ, которым, похоже, и совершались все убийства. Кроме того на столе рядом вы найдете множество медицинских инструментов. Неподалеку — статуэтка Прометея.
Где поэзии свет где скульптуры привет
если сердце есть мышца, то радость, возможно, мышца.
здорово узнать, где она, до того, как займешься пламенем,
23.01–13.02.2017
II. mangalore tiles
садись поближе и глаза прикрой:
тут воздух сам лирический герой,
и псина, плесень, прозелень скупая,
и масло, и лимон, и дым, вскипая,
с тобой щекотной заняты игрой.
и облака как спелая папайя
медовая разбились над горой
такой густой, что требует труда,
такой с железным северным несхожий;
еще вода — как сходится вода
прохладная с разгоряченной кожей —
стоишь под ней, случайный выдох божий,
и думаешь: тебя, тебя сюда.
смотреть под утро: бледная стена,
по крыше ходит медленная птица
и рыжая грохочет черепица,
по краешку едва озарена.
вот прядь в луче горит и золотится.
вот мраморная долгая спина.
так старики, покуда им не спится,
перебирают дни и имена.
когда-нибудь, когда мы все умрем,
я угощу тебя копченым ячьим
соленым сыром, чаем с имбирем,
и одеяло на берег утащим,
и звезды все проедем дикарем,
и пальмы под рассветным янтарем
единственным назначим настоящим,
а не вот эту муку и тоску.
должна же быть еще одна попытка.
где раздают посмертье по куску,
там я прильнула, сонная улитка,
губами ноющими к твоему виску.
смеется Шива — вон его кибитка,
покачиваясь, едет по песку.
выбери себе одну
из крутых щербатых лестниц —
на закате лучший свет:
в озере идет ко дну
молодой тяжелый месяц,
как серебряный браслет.
сом плеснет, а может, карп;
в воду к ним со свежей стиркой
не столкнуть бы рюкзака;
несколько десятков кальп
тишине над Коти-Тиртхой:
она старше языка.
времени бывает тьма.
времени бывает толща.
вот и первая звезда.
кроны, облака, дома
рыба потревожит, морща, —
и расставит на места.
в городе сейчас толпа:
ищет люд иногородний
развлеченья и жилья.
это тайная тропа,
чтобы выйти подворотней
прямо в горние края,
где стоит такая тишь —
от летучей мыши эхо.
камень стоптан и нагрет.
где однажды ты сидишь.
ты услышал. ты приехал.
так не может быть.
связь мерцает. контакт искрит.
падая, ветки кокосов кровлю
крошат вдребезги, как бисквит.
вещи не подлежат контролю.
мы, заводы большой вины,
в Индии спасены.
дом почуешь за двадцать ям.
в дом заходят гекконы, мыши.
сахар нравится муравьям.
ворон играет с утра на крыше.
хриплый кашель соседа слышен
так, как будто он спит в мешке
прямо в твоей башке.
то, как переживаешь грязь,
как бежишь ее, — главный вызов.
как уйдешь в нее, матерясь,
как ее разгадаешь, вызнав:
псы, коровы, жуки — цари.
грязь у тебя внутри.
как стыдишься своих темнот,
нетерпимый к чужим помоям:
индия лечит мгновенно от
ложных эго дерьмом и морем.
всюду Бог. ты его омоним.
это — храмы и алтари.
и — у тебя внутри.
все изведай и отрази,
все, что здесь вызывает ярость:
разгляди на свету, вблизи,
как чудесное состоялось:
вот растаскивают усталость,
яд гордыни, яд нелюбви
это принцип. ты ни при чем.
тот, кто вечно был виноватым,
ощущает, что вдруг прощен.
он услышан. он только атом:
в два сосновых ствола охватом,
вооружившийся до бровей
Бог начнет с твоего лица,
как поедешь в тук-туке с рикшей,
как увидишь кокос, возникший
в шаге от своего крыльца:
он найдет тебя, стервеца,
он как молнией голубой
вспыхнет перед тобой
V. message in a clay pot
перевитое таблами пенье юное
заставляет звенеть хитро
целый пляж, сияющий в полнолуние
тускло, как старинное серебро
будто сквозь отверстие в центре купола
льется сонное молоко,
и такая нега поля окутала,
что расслышать будет легко,
как вода прибудет, и звезд удвоится,
псы хвостами забьют, скуля;
как сойдет сюда неземное воинство,
все из горного хрусталя,
прошагав над сором, что море вышвырнет,
в яростном свеченье своем,
принесет оно всякому от всевышнего
глиняную плошку с питьем:
опаленным, страждущим — чтоб не жаждали,
мощным — веры, когда слаба;
проведет прохладной ладонью каждому
вдоль объятого жаром лба,
припугнет домашнего беса настрого,
вытрет алтари добела
и растает, пыль отрясая красную
с алебастрового крыла
просыпайся, сердце: трудись, отлынивай,
не рассказывай об одном:
что было за имя в той плошке глиняной,
перевернутой кверху дном
VI. temple on the hill
нельзя столько помнить, они говорят, а надо жить налегке.
учитель забвения слабый яд приносит мне в пузырьке:
он прячет в дымку утес рубиновый, стирает тропу в песке,
где мы говорим, как руина с руиной, на вымершем языке.
где мы наблюдаем, века подряд, отшельниками в горах:
империи рвутся наверх, горят, становятся сизый прах,
и я различаю пять тысяч двести причин ухмылки твоей.
нельзя все помнить, умрешь на месте, старайся забыть скорей
ведь это твой дом, говорят, не склеп, вот весь твой нехитрый скарб,
и тебе всего тридцать лет, а не двенадцать кальп
и ты не знаешь людей в соседней деревне, где бьет родник,
но из плоти твой собеседник в храме из древних книг?
нет, я не знаю мужчин и женщин с той стороны холма.
в храме ржавый засов скрежещет только приходит тьма,
ступени теплые, но прохлада касается плеч, волос,
и мы смеемся, как будто ада изведать не довелось.
как будто не сменим тысячу тел, не встретим сто сорок войн
я просто сижу и любуюсь тем, как профиль устроен твой
как будто мрамор пришел наполнить какой-то нездешний свет
как будто я это буду помнить из смерти, которой нет
