Плохая физика зато какая смелая поэзия

А вы, о гости Магомета,
Стекаясь к вечери его,
Брегитесь суетами света

Смутясь, нахмурился пророк,
Слепца послышав приближенье: [4]
Бежит, да не дерзнёт порок

40 Ему являть недоуменье.

С небесной книги список дан
Тебе, пророк, не для строптивых;
Спокойно возвещай Коран,
Не понуждая нечестивых!

45 Почто ж кичится человек?
За то ль, что наг на свет явился,
Что дышит он недолгий век,
Что слаб умрёт, как слаб родился?

За то ль, что бог и умертвит

50 И воскресит его — по воле?
Что с неба дни его хранит
И в радостях и в горькой доле?

За то ль, что дал ему плоды,
И хлеб, и финик, и оливу,

55 Благословив его труды,
И вертоград, и холм, и ниву?

Но дважды ангел вострубит;
На землю гром небесный грянет:
И брат от брата побежит,

60 И сын от матери отпрянет.

И все пред бога притекут,
Обезображенные страхом;
И нечестивые падут,
Покрыты пламенем и прахом.

Земля недвижна — неба своды,

80 Творец, поддержаны тобой,
Да не падут на сушь и воды
И не подавят нас собой [5] .

Зажёг ты солнце во вселенной,
Да светит небу и земле,

85 Как лён, елеем напоенный,
В лампадном светит хрустале.

Творцу молитесь; он могучий:
Он правит ветром; в знойный день
На небо насылает тучи;

90 Даёт земле древесну сень.

Он милосерд: он Магомету
Открыл сияющий Коран,
Да притечём и мы ко свету,
И да падёт с очей туман.

95 Не даром вы приснились мне
В бою с обритыми главами,
С окровавленными мечами,
Во рвах, на башне, на стене.

Внемлите радостному кличу,

100 О дети пламенных пустынь!
Ведите в плен младых рабынь,
Делите бранную добычу!

Вы победили: слава вам,
А малодушным посмеянье!

105 Они на бранное призванье
Не шли, не веря дивным снам.

Прельстясь добычей боевою,
Теперь в раскаянье своём
Рекут: возьмите нас с собою;

110 Но вы скажите: не возьмём.

Блаженны падшие в сраженье:
Теперь они вошли в эдем
И потонули в наслажденьи,
Не отравляемом ничем.

Торгуя совестью пред бледной нищетою,
Не сыпь своих даров расчётливой рукою:
Щедрота полная угодна небесам.

130 В день грозного суда, подобно ниве тучной,
‎ О сеятель благополучный!
Сторицею воздаст она твоим трудам.

Но если, пожалев трудов земных стяжанья,
Вручая нищему скупое подаянье,

135 Сжимаешь ты свою завистливую длань, —
Знай: все твои дары, подобно горсти пыльной,
‎ Что с камня моет дождь обильный,
Исчезнут — господом отверженная дань.

И путник усталый на бога роптал:

140 Он жаждой томился и тени алкал.
В пустыне блуждая три дня и три ночи,
И зноем и пылью тягчимые очи
С тоской безнадежной водил он вокруг,
И кладез под пальмою видит он вдруг.

Настал пробужденья для путника час;
Встаёт он и слышит неведомый глас:
«Давно ли в пустыне заснул ты глубоко?»
И он отвечает: уж солнце высоко

155 На утреннем небе сияло вчера;
С утра я глубоко проспал до утра.

Но голос: «О путник, ты долее спал;
Взгляни: лёг ты молод, а старцем восстал;
Уж пальма истлела, а кладез холодный

160 Иссяк и засохнул в пустыне безводной,
Давно занесённый песками степей;
И кости белеют ослицы твоей».

И горем объятый мгновенный старик,
Рыдая, дрожащей главою поник…

165 И чудо в пустыне тогда совершилось:
Минувшее в новой красе оживилось;
Вновь зыблется пальма тенистой главой;
Вновь кладез наполнен прохладой и мглой.

И ветхие кости ослицы встают,

170 И телом оделись, и рев издают;
И чувствует путник и силу, и радость;
В крови заиграла воскресшая младость;
Святые восторги наполнили грудь:
И с богом он дале пускается в путь.

1. ↑ «Нечестивые, пишет Магомет (глава Награды), думают, что Коран есть собрание новой лжи и старых басен». Мнение сих нечестивых, конечно, справедливо; но, несмотря на сие, многие нравственные истины изложены в Коране сильным и поэтическим образом. Здесь предлагается несколько вольных подражаний. В подлиннике Алла везде говорит от своего имени, а о Магомете упоминается только во втором или третьем лице.
2. ↑ В других местах Корана Алла клянётся копытами кобылиц, плодами смоковницы, свободою Мекки, добродетелию и пороком, ангелами и человеком и проч. Странный сей реторический оборот встречается в Коране поминутно.
3. ↑ «Мой пророк, прибавляет Алла, вам этого не скажет, ибо он весьма учтив и скромен; но я не имею нужды с вами чиниться» и проч. Ревность араба так и дышит в сих заповедях.
4. ↑ Из книги Слепец.
5. ↑ Плохая физика; но зато какая смелая поэзия!

Примечания

Напечатаны в сборнике 1826 г. Писаны в ноябре 1824.

Пушкин пользовался русским переводом Корана М. Веревкина изд. 1790 года. Посвящено П. А. Осиповой.

I. «Клянусь четой и нечетой. » Переложение главы (суры) XCIII «Солнце восходящее».

II. «О жены чистые пророка. » В основе два отрывка из гл. XXXIII «Артели, или Участки людей ратных». К этому же месту Корана относится черновой набросок:

Пророк мой вам того не скажет,
Он вежлив, скромен.

Однако Пушкин отказался от переложения этих слов в стихи и перенес их в примечание.

III. «Смутясь, нахмурился пророк. ». Переложение главы LXXX «Слепой».

IV. «С тобою древле, о всесильный. » Подражание отрывку из гл. II «Крава». В оригинале это место изложено как поучение Авраама «неверному царю», возомнившему себя равным богу. Ср. подобные мотивы в стих. «Недвижный страж дремал на царственном пороге».

V. «Земля недвижна; неба своды..». Подражание отрывкам из разных мест Корана: гл. XXI «Пророк», XXIV «Сияние», XXXI «Создатель» и V «Брашно».

VI. «Недаром вы приснились мне. » Вольный и сокращенный пересказ главы XLVIII «Победа». После стиха «Не шли, не веря дивным снам» в рукописи приписано четверостишие, не появившееся в печати:

Они твердили: пусть виденья
Толкует хитрый Магомет,
Они ума его творенья,
Его ль нам слушать — он поэт.

VII. «Восстань, боязливый. Подражание началу гл. LXXIII «Робкий».

VIII. «Торгуя совестью пред бледной нищетою. » Подражание отрывку из гл. II «Крава», непосредственно следующему за тем, которым Пушкин воспользовался для IV подражания.

IX. «И путник усталый на бога роптал. » (стр. 192). Свободное развитие нескольких слов из гл. II «Крава». См. также: «Из ранних редакций».

Плохая физика зато какая смелая поэзия

Ранней осенью, когда друзья издали корили его, что «он недостойно расточает свой талант», а дома отец корил его за то, что он проповедует Левушке безверие, Пушкин писал «Подражания Корану», эту прелюдию к «Пророку». Они посвящены П. А. Осиповой и писались в Тригорском, куда Пушкин спасался от домашних сцен. Когда в тригорском доме ему мешала веселая девичья болтовня, он уходил в конец сада – в баню, где, как раньше в биллиардной комнате в Каменке, мог работать без помех. Вот как Анненков, вдумчиво проследивший ступени и переходы внутренней жизни поэта, толковал эти «Подражания»: «Алькоран служил Пушкину знаменем, под которым он проводил собственное религиозное чувство. Пушкин употребил в дело символику и религиозный пафос Востока, отвечавший мыслям и чувствам, которые были в душе самого поэта, тем, еще не тронутым, религиозным струнам его сердца и поэзии, которые могли свободно и безбоязненно прозвучать под прикрытием смутного имени Магомета. Это видно даже по своеобычным прибавкам, которые в этих весьма своеобразных стихах нисколько не вызваны подлинником».

Друзья Пушкина пришли в восторг от металлической силы и звучности стиха, от полноты художественного достижения. Но они не уловили глубокого духовного процесса, который медленно, но неуклонно отводил поэта от юношеского скептицизма, не заметили, как чья-то рука снимала чешую с его глаз. Их ослепило совершенство формы, сбило с толку внешнее отсутствие лирики. В «Подражаниях» нет и следа личных страстей и волнений, придающих такую кипучую стремительность «Разговору книгопродавца с поэтом». Их писал величавый, умудренный длительным созерцанием старик-дервиш, а не дерзкий молодой поэт, сосланный в глушь потому, что он влюбился в жену своего начальника.

Пушкин Турции не знал, мусульман наблюдал только на отвоеванном от турок юге России. Коран он читал в Одессе во французском переводе. Этого оказалось довольно, чтобы схватить и передать дух иноземного, иноверного пророка. Трудно сказать, кто больше пленил его в Магомете, религиозный вождь или вдохновенный поэт? В примечаниях Пушкин говорит: «Нечестивые, пишет Магомет (глава Награды), думают, что Коран есть собрание новой лжи и старых басен». Мнение сих нечестивых, конечно, справедливо; но, несмотря на сие, многие нравственные истины изложены в Коране сильным и поэтическим образом. Здесь предлагается несколько вольных подражаний».

Это не в меру скромное определение. На самом деле это не перевод и не подражание, а проникновение в чужую метафизику. По тому, как Пушкин оценивал «Восточные мелодии» Томаса Мура, друга и биографа Байрона, мы можем судить, какие требования ставил он поэту, пользующемуся восточными мотивами. В письме к Вяземскому из Кишинева Пушкин справедливо называл Мура «чопорным подражателем безобразному восточному воображению» (2 января 1822 г.). И опять, из Михайловского, писал он Вяземскому, что не любит Мура, «потому что он чересчур уже восточен. Он подражает ребячески и уродливо – ребячеству и уродливости Саади, Гафиза и Магомета. – Европеец, и в упоении восточной роскоши, должен сохранить вкус и взор европейца» (апрель 1825 г.).

Все девять «Подражаний Корану» различны по форме и по ритму, но связаны внутренним единством, отражающим мусульманское мироощущение:

«Плохая физика; но зато какая смелая поэзия», – замечает Пушкин.

В основу каждого «Подражания» положена определенная сура, то есть стих из Корана, но к нему примешаны мысли и образы, взятые из разных мест Корана Н. О. Лернер (в III томе Венгерова) приводит тексты Корана, из которых Пушкин исходил. Первое «Подражание» – это поэтическая переработка 93-й суры. Долго не слышит пророк голоса Аллаха. Наконец Аллах опять обращается к нему: «Клянусь утренним блеском, клянусь ночью, когда она темнеет, – Господь не оставил тебя и не презрел, будущее для тебя лучше настоящего».

Пушкин усилил и клятвы, и обещания Аллаха, отчасти собрав их с других страниц, отчасти внеся свои образы:

В Коране говорится: «Не сиротой ли он нашел тебя и приютил? Не блуждающим ли он нашел тебя и на прямой путь поставил?» Пушкин в шестнадцати строках определяет духовный смысл божественной щедрости:

Также вольно передана 80-я cyра, которую Пушкин превратил в третье «Подражание», причем опять для изображения Страшного Суда воспользовался образами из других стихов Корана «Пораженные ужасною десницею Бога, люди будут как опьяневшие», – говорит Магомет. У Пушкина ужас передается образным выражением – «обезображенные страхом». Есть в 16-й суре такое наставление: «Призывай людей на суд Божий мудростью и кроткими увещаниями, если входишь с ними в спор, веди себя благороднейшим образом». У Пушкина:

Один из вдумчивых литературных критиков прошлого века, Н. Н. Страхов, писал по поводу ритмики Пушкина: «Третье «Подражание» представляет поразительное течение речи. Вначале раздаются величественные звуки: С небесной книги список дан тебе, пророк, не для строптивых… Потом меняется, делается кротким, тихим. – Почто ж кичится человек? За то ль, что Бог и умертвит и воскресит его по воле? И вдруг раздается гром негодования. – Но дважды ангел вострубит… – Угрозы сыплются градом. Музыка удивительная. Поставить союз но так, как он тут поставлен, едва ли бы решился какой-нибудь европейский поэт. Полный разрыв течения мыслей и вместе строгая связь душевных движений, явный беспорядок и чудесная гармония».

Рылеев пришел в восторг от «Подражаний». «Отрывки из Алкорана прелестны, – писал он Пушкину, – «Страшный суд» ужасен. Стихи – И брат от брата побежит и сын от матери отпрянет – превосходны» (25 апреля 1825 г.).

Богатый Михайловский период был периодом окончательного обрусения Пушкина. Его освобождение от иностранщины началось еще в Лицее, отчасти сказалось в «Руслане», потом стало выявляться все сильнее и сильнее, преодолевая экзотику южных впечатлений. От первых, писанных в полурусской Одессе, строф «Онегина» уже веет русской деревней. В древнем Псковском крае, где поэт пополнял книжные знания непосредственным наблюдением над народной жизнью, углублялся его интерес к русской старине, к русской действительности.

Теперь Пушкин слышал вокруг себя чистую русскую речь, жил среди людей, которые были одеты по-русски, пели старинные русские песни, соблюдали старинные обряды, молились по-православному, блюли духовный склад, доставшийся от предков. Точно кто-то повернул колесо времени на два столетия назад, и Пушкин, вместо барских гостиных, где подражали Европе в манерах и мыслях, очутился в допетровской, Московской Руси. К ней душой и телом принадлежал спрятавшийся от него в рожь мужик, крепостные девушки, с которыми Пушкин в праздники плясал и пел, слепцы и певцы на ярмарке, игумен Иона, приставленный обучать поэта уму-разуму. Все они, сами того не зная, помогли Пушкину стать русским национальным поэтом.

Он привез с юга две большие незаконченные вещи – «Евгения Онегина» и «Цыган». Начатые в Одессе в декабре 1823 года, «Цыгане» были окончены в Михайловском 10 октября 1824 года, в другой обстановке, в другом писательском настроении. Раннее увлечение Пушкина Байроном и Шатобрианом осталось далеко позади. Алеко еще напоминает шатобриановского Рене, но у Пушкина монологи короче и несравненно умнее. Красота пушкинского стиха прикрывает душевную бедность разочарованного в цивилизации героя. Цыганский быт, движение страстей Пушкин описывает как художник-реалист. Медведь, изорванные шатры, Земфира, все это не выдуманное, а слышанное и виденное. В эпилоге поэт говорит:

Пушкин.

Собрание сочинений А.С. Пушкина

Подражания Корану

Посвящено П. А. Осиповой.

Клянусь четой и нечетой,

Клянусь мечом и правой битвой,

Клянуся утренней звездой,

Клянусь вечернею молитвой:[1]

Нет, не покинул я тебя.

Кого же в сень успокоенья

Я ввел, главу его любя,

И скрыл от зоркого гоненья?

Не я ль в день жажды напоил

Тебя пустынными водами?

Не я ль язык твой одарил

Могучей властью над умами?

Мужайся ж, презирай обман,

Стезею правды бодро следуй,

Люби сирот, и мой Коран

Дрожащей твари проповедуй.

О, жены чистые пророка,

От всех вы жен отличены:

Страшна для вас и тень порока.

Под сладкой сенью тишины

Живите скромно: вам пристало

Безбрачной девы покрывало.

Храните верные сердца

Для нег законных и стыдливых,

Да взор лукавый нечестивых

Не узрит вашего лица!

А вы, о гости Магомета,

Стекаясь к вечери его,

Брегитесь суетами света

Смутить пророка моего.

В пареньи дум благочестивых,

Не любит он велеречивых

И слов нескромных и пустых:

Почтите пир его смиреньем,

И целомудренным склоненьем

Его невольниц молодых.[2]

Смутясь, нахмурился пророк,

Слепца послышав приближенье:[3]

Бежит, да не дерзнет порок

Ему являть недоуменье.

С небесной книги список дан

Тебе, пророк, не для строптивых;

Спокойно возвещай Коран,

Не понуждая нечестивых!

Почто ж кичится человек?

За то ль, что наг на свет явился,

Что дышит он недолгой век,

Что слаб умрет, как слаб родился?

За то ль, что бог и умертвит

И воскресит его – по воле?

Что с неба дни его хранит

И в радостях и в горькой доле?

За то ль, что дал ему плоды

И хлеб, и финик, и оливу,

Благословив его труды

И вертоград, и холм, и ниву?

Но дважды ангел вострубит;

На землю гром небесный грянет:

И брат от брата побежит,

И сын от матери отпрянет.

И все пред бога притекут,

И нечестивые падут.

Покрыты пламенем и прахом.

С тобою древле, о всесильный,

Могучий состязаться мнил,

Безумной гордостью обильный;

Но ты, господь, его смирил.

Ты рек: я миру жизнь дарую,

Я смертью землю наказую,

На всё подъята длань моя.

Я также, рек он, жизнь дарую,

И также смертью наказую:

С тобою, боже, равен я.

Но смолкла похвальба порока

От слова гнева твоего:

Подъемлю солнце я с востока;

С заката подыми его!

Земля недвижна – неба своды,

Творец, поддержаны тобой,

Да не падут на сушь и воды

И не подавят нас собой.[4]

Зажег ты солнце во вселенной,

Да светит небу и земле,

Как лен, елеем напоенный,

В лампадном светит хрустале.

Творцу молитесь; он могучий:

Он правит ветром; в знойный день

На небо насылает тучи;

Дает земле древесну сень.

Он милосерд: он Магомету

Открыл сияющий Коран,

Да притечем и мы ко свету,

И да падет с очей туман.

Не даром вы приснились мне

В бою с обритыми главами,

С окровавленными мечами,

Во рвах, на башне, на стене.

Внемлите радостному кличу,

О дети пламенных пустынь!

Ведите в плен младых рабынь,

Делите бранную добычу!

Вы победили: слава вам,

А малодушным посмеянье!

Они на бранное призванье

Не шли, не веря дивным снам.

Прельстясь добычей боевою,

Теперь в раскаяньи своем

Рекут: возьмите нас с собою;

Но вы скажите: не возьмем.

Блаженны падшие в сраженьи:

Теперь они вошли в эдем

И потонули в наслажденьи,

Не отравляемом ничем.

До утра молитву

Торгуя совестью пред бледной нищетою,

Не сыпь своих даров расчетливой рукою:

Щедрота полная угодна небесам.

В день грозного суда, подобно ниве тучной,

О сеятель благополучный!

Сторицею воздаст она твоим трудам.

Но если, пожалев трудов земных стяжанья,

Вручая нищему скупое подаянье,

Сжимаешь ты свою завистливую длань –

Знай: все твои дары, подобно горсти пыльной,

Что с камня моет дождь обильный,

Исчезнут – господом отверженная дань.

И путник усталый на бога роптал:

Он жаждой томился и тени алкал.

В пустыне блуждая три дня и три ночи,

И зноем и пылью тягчимые очи

С тоской безнадежной водил он вокруг,

И кладез под пальмою видит он вдруг.

И к пальме пустынной он бег устремил,

И жадно холодной струей освежил

Горевшие тяжко язык и зеницы,

И лег, и заснул он близ верной ослицы –

И многие годы над ним протекли

По воле владыки небес и земли.

Настал пробужденья для путника час;

Встает он и слышит неведомый глас:

«Давно ли в пустыне заснул ты глубоко?»

И он отвечает: уж солнце высоко

На утреннем небе сияло вчера:

С утра я глубоко проспал до утра.

Но голос: «О путник, ты долее спал;

Взгляни: лег ты молод, а старцем восстал;

Уж пальма истлела, а кладез холодный

Иссяк и засохнул в пустыне безводной,

Давно занесенный песками степей:

И кости белеют ослицы твоей».

И горем объятый мгновенный старик,

Рыдая, дрожащей главою поник…

И чудо в пустыне тогда совершилось:

Минувшее в новой красе оживилось;

Вновь зыблется пальма тенистой главой:

Вновь кладез наполнен прохладой и мглой.

И ветхие кости ослицы встают,

И телом оделись, и рев издают;

И чувствует путник и силу, и радость;

В крови заиграла воскресшая младость;

Святые восторги наполнили грудь:

И с богом он дале пускается в путь.

[1] В других местах Корана Алла клянется копытами кобылиц, плодами смоковницы, свободою Мекки, добродетелию и пороком, ангелами и человеком и проч. Странный сей реторический оборот встречается в Коране поминутно.

[2] «Мой пророк, прибавляет Алла, вам этого не скажет, ибо он весьма учтив и скромен: но я не имею нужды с вами чиниться» и проч. Ревность араба так и дышит в сих заповедях.

[3] Из книги Слепец.

[4] Плохая физика; но за то какая смелая поэзия!

Подражания Корану («Клянусь четой и нечетой»)

ПОДРАЖАНИЯ КОРАНУ 1

ПОСВЯЩЕНО П. А. ОСИПОВОЙ

1 «Нечестивые, пишет Магомет (глава Награды ». Мнение сих нечестивых от своего имени, а о Магомете упоминается только во втором или третьем лице.

2 В других местах Корана Алла клянется копытами кобылиц, плодами смоковницы, свободою Мекки, добродетелию и пороком, ангелами и человеком и проч. Странный сей риторический оборот встречается в Коране поминутно.

3 «Мой пророк, прибавляет Алла, вам этого не скажет, ибо он весьма учтив и скромен; но я не имею нужды с вами чиниться» и проч. Ревность араба так и дышит в сих заповедях.

4 Из книги Слепец

5 Плохая физика; но зато какая смелая поэзия!

I. Клянусь четой и нечетой . Переложение главы (суры) XCIII «Солнце восходящее». В тексте Корана совершенно отсутствует указание на «гонение» и на «власть языка». Введенные Пушкиным черты автобиографичны. Тема первого подражания позднее развита в «Пророке». Формулы клятв пополнены из других глав, например из главы «Заря». «Чета и нечета» следует понимать как «сочетаемое и несочетаемое» (соединение и разделение).

II. . В основу подражания положены два отрывка из гл. XXXIII «Артели, или Участки людей ратных». К этому же месту Корана относится черновой набросок:

Пророк мой вам того не скажет,
Он вежлив, скромен.

Но Пушкин отказался от переложения этих слов в стихи и перенес их в примечание ко второму подражанию.

III. . Переложение главы LXXX «Слепой».

IV. С тобою древле, о всесильный . Подражание отрывку из гл. II «Крава». В оригинале это место изложено как поучение Авраама «неверному царю», возомнившему себя равным богу. См. аналогичные мотивы в стихотворении «Недвижный страж дремал на царственном пороге».

V. Земля недвижна; неба своды «Пророк», XXIV «Сияние», XXXI «Создатель» и V «Брашно».

VI. . Вольный и сокращенный пересказ главы XLVIII «Победа». При этом переложению придан такой характер, чтобы его можно было понять как изображение будущей победы единомышленников поэта. После стиха «Не шли, не веря дивным снам» в рукописи приписано четверостишие, не появившееся в печати:

Они твердили: пусть виденья
Толкует хитрый Магомет,

Его ль нам слушать — он поэт.

VII. Восстань, боязливый . Подражание началу гл. LXXIII «Робкий».

VIII. . Подражание отрывку из гл. II «Крава», непосредственно следующему за тем, которым Пушкин воспользовался для IV подражания.

IX. И путник усталый на бога роптал . Совершенно свободное развитие нескольких слов из гл. II «Крава». См. «Из ранних редакций», стр. 349.

Примечания «Из книги ,,Слепец» (Тифля). Вот почему слово сие почитается у турков за жесточайшую брань». Примечание это исключено Пушкиным, вероятно, потому, что кто-нибудь разъяснил ему его ошибочность: слово «тифля» не турецкое, а греческое, а Коран писан не по-турецки, а по-арабски.

Из ранних редакций

IX. «И путник усталый на бога роптал»

Первоначально Пушкин изложил этот отрывок в следующих необработанных стихах:

Плохая физика зато какая смелая поэзия

• Читали: 214
• Скачать: MP3
• Слушать: 224 kbps
• Стих: Анализ читать
• Категория: Стихотворение
• Добавлено: 10 август 2020

Александр Пушкин — Подражания Корану: Стих читать бесплатно

Александр Пушкин — Подражания Корану: Стих Смотреть Видео запись стихотворения

Александр Пушкин — Подражания Корану: Стих Стихотворение

I
Клянусь четой и нечетой,
Клянусь мечом и правой битвой,
Клянуся утренней звездой,
Клянусь вечернею молитвой: [2]

Нет, не покинул я тебя.
Кого же в сень успокоенья
Я ввел, главу его любя,
И скрыл от зоркого гоненья?

Не я ль в день жажды напоил
Тебя пустынными водами?
Не я ль язык твой одарил
Могучей властью над умами?

Мужайся ж, презирай обман,
Стезею правды бодро следуй,
Люби сирот, и мой Коран
Дрожащей твари проповедуй.

II
О, жены чистые пророка,
От всех вы жен отличены:
Страшна для вас и тень порока.
Под сладкой сенью тишины
Живите скромно: вам пристало
Безбрачной девы покрывало.
Храните верные сердца
Для нег законных и стыдливых,
Да взор лукавый нечестивых
Не узрит вашего лица!

А вы, о гости Магомета,
Стекаясь к вечери его,
Брегитесь суетами света
Смутить пророка моего.
В паренье дум благочестивых,
Не любит он велеречивых
И слов нескромных и пустых:
Почтите пир его смиреньем,
И целомудренным склоненьем
Его невольниц молодых. [3]

III
Смутясь, нахмурился пророк,
Слепца послышав приближенье: [4]
Бежит, да не дерзнет порок
Ему являть недоуменье.

С небесной книги список дан
Тебе, пророк, не для строптивых;
Спокойно возвещай Коран,
Не понуждая нечестивых!

Почто ж кичится человек?
За то ль, что наг на свет явился,
Что дышит он недолгий век,
Что слаб умрет, как слаб родился?

За то ль, что бог и умертвит
И воскресит его — по воле?
Что с неба дни его хранит
И в радостях и в горькой доле?

За то ль, что дал ему плоды,
И хлеб, и финик, и оливу,
Благословив его труды,
И вертоград, и холм, и ниву?

Но дважды ангел вострубит;
На землю гром небесный грянет:
И брат от брата побежит,
И сын от матери отпрянет.

И все пред бога притекут,
Обезображенные страхом;
И нечестивые падут,
Покрыты пламенем и прахом.

IV
С тобою древле, о всесильный,
Могучий состязаться мнил,
Безумной гордостью обильный;
Но ты, господь, его смирил.
Ты рек: я миру жизнь дарую,
Я смертью землю наказую,
На все подъята длань моя.
Я также, рек он, жизнь дарую,
И также смертью наказую:
С тобою, боже, равен я.
Но смолкла похвальба порока
От слова гнева твоего:
Подъемлю солнце я с востока;
С заката подыми его!

V
Земля недвижна — неба своды,
Творец, поддержаны тобой,
Да не падут на сушь и воды
И не подавят нас собой. [5]

Зажег ты солнце во вселенной,
Да светит небу и земле,
Как лен, елеем напоенный,
В лампадном светит хрустале.

Творцу молитесь; он могучий:
Он правит ветром; в знойный день
На небо насылает тучи;
Дает земле древесну сень.

Он милосерд: он Магомету
Открыл сияющий Коран,
Да притечем и мы ко свету,
И да падет с очей туман.

VI
Не даром вы приснились мне
В бою с обритыми главами,
С окровавленными мечами,
Во рвах, на башне, на стене.

Внемлите радостному кличу,
О дети пламенных пустынь!
Ведите в плен младых рабынь,
Делите бранную добычу!

Вы победили: слава вам,
А малодушным посмеянье!
Они на бранное призванье
Не шли, не веря дивным снам.

Прельстясь добычей боевою,
Теперь в раскаянье своем
Рекут: возьмите нас с собою;
Но вы скажите: не возьмем.

Блаженны падшие в сраженье:
Теперь они вошли в эдем
И потонули в наслажденьи,
Не отравляемом ничем.

VII
Восстань, боязливый:
В пещере твоей
Святая лампада
До утра горит.
Сердечной молитвой,
Пророк, удали
Печальные мысли,
Лукавые сны!
До утра молитву
Смиренно твори;
Небесную книгу
До утра читай!

VIII
Торгуя совестью пред бледной нищетою,
Не сыпь своих даров расчетливой рукою:
Щедрота полная угодна небесам.
В день грозного суда, подобно ниве тучной,
О сеятель благополучный!
Сторицею воздаст она твоим трудам.

Но если, пожалев трудов земных стяжанья,
Вручая нищему скупое подаянье,
Сжимаешь ты свою завистливую длань, —
Знай: все твои дары, подобно горсти пыльной,
Что с камня моет дождь обильный,
Исчезнут — господом отверженная дань.

IX
И путник усталый на бога роптал:
Он жаждой томился и тени алкал.
В пустыне блуждая три дня и три ночи,
И зноем и пылью тягчимые очи
С тоской безнадежной водил он вокруг,
И кладез под пальмою видит он вдруг.

И к пальме пустынной он бег устремил,
И жадно холодной струей освежил
Горевшие тяжко язык и зеницы,
И лег, и заснул он близ верной ослицы —
И многие годы над ним протекли
По воле владыки небес и земли.

Настал пробужденья для путника час;
Встает он и слышит неведомый глас:
«Давно ли в пустыне заснул ты глубоко?»
И он отвечает: уж солнце высоко
На утреннем небе сияло вчера;
С утра я глубоко проспал до утра.

Но голос: «О путник, ты долее спал;
Взгляни: лег ты молод, а старцем восстал;
Уж пальма истлела, а кладез холодный
Иссяк и засохнул в пустыне безводной,
Давно занесенный песками степей;
И кости белеют ослицы твоей».

И горем объятый мгновенный старик,
Рыдая, дрожащей главою поник…
И чудо в пустыне тогда совершилось:
Минувшее в новой красе оживилось;
Вновь зыблется пальма тенистой главой;
Вновь кладез наполнен прохладой и мглой.

И ветхие кости ослицы встают,
И телом оделись, и рев издают;
И чувствует путник и силу, и радость;
В крови заиграла воскресшая младость;
Святые восторги наполнили грудь:
И с богом он дале пускается в путь.

Примечания

1. Подражание Корану — «Нечестивые, пишет Магомет (глава Награды), думают, что Коран есть собрание новой лжи и старых басен». Мнение сих нечестивых, конечно, справедливо; но, несмотря на сие, многие нравственные истины изложены в Коране сильным и поэтическим образом. Здесь предлагается несколько вольных подражаний. В подлиннике Алла везде говорит от своего имени, а о Магомете упоминается только во втором или третьем лице.
2. В других местах Корана Алла клянется копытами кобылиц, плодами смоковницы, свободою Мекки, добродетелию и пороком, ангелами и человеком и проч. Странный сей реторический оборот встречается в Коране поминутно.
3. «Мой пророк, прибавляет Алла, вам этого не скажет, ибо он весьма учтив и скромен; но я не имею нужды с вами чиниться» и проч. Ревность араба так и дышит в сих заповедях.
4. Из книги Слепец.
5. Плохая физика; но зато какая смелая поэзия!

Анализ стихотворения «Подражания Корану» Пушкина

«Подражания Корану» занимают особые место в творчестве Пушкина. Это произведение было написано поэтом во время ссылки в Михайловском (1824-1826 гг.) и основано на серьезном изучении священной книги мусульман. В глазах православного человека это было довольно-таки странным занятием. Но Пушкин был очень увлечен поэтическим языком и глубокими философскими размышлениями, изложенными в Коране. В «Примечаниях» к произведению сам автор замечает, что признает священную книгу «собранием… басен», изложенных «сильным и поэтическим образом». В другом месте Пушкин не может удержаться от восклицания: «Какая смелая поэзия!». «Подражания Корану» поэт посвятил П. Осиповой, у которой часто гостил во время деревенской ссылки.

Произведение состоит из девяти самостоятельных частей. У них нет общего сюжета. Каждая часть выражает впечатления поэта от конкретных сур (глав) Корана. Некоторым частям Пушкин придал автобиографический характер, иногда использовал библейское мироощущение.

I часть основана на суре 93, также используются и другие эпизоды из жизнеописания Магомета. В ней Аллах обращается к избранному пророку с ободряющими и напутственными словами перед проповедью мусульманства.

II часть опирается на два отрывка из суры 33. В ней описана женитьба пророка на разведенной жене своего приемного сына. Этот поступок вызвал недовольство приглашенных гостей, в ответ на которое Магомет изрек очередное пророчество.

III часть является вольным переложением суры 30. В ней Магомету внушается спокойно и с полным правом распространять свою религию, «не понуждая нечестивых». Человек горд и самоуверен, но в день Страшного суда все предстанут перед Создателем, и «нечестивые» понесут заслуженную кару.

IV часть основана на отрывке из суры 2. В ней описано состязание Аллаха с пороком, который захотел поставить себя на равных с Создателем, но потерпел поражение после божественного «слова гнева».

V часть соотносится с образами из нескольких сур (21, 24 и др.). Автор подверг мусульманские образы литературной обработке и создал величественный образ Творца, которому подвластна вся вселенная.

VI часть опирается на суры 60 и 61. В них описана победа и взятие мусульманами города Мекки. Пушкин использовал видение Магомета, предвещающее победу. Последняя строфа прославляет воинов, павших в священной войне.

VII часть – подражание началу суры 73. Автор описывает обращение к пророку архангела Гавриила.

VIII часть основана на суре 2. В автографе Пушкин указал заголовок – «Милостыня». Нравственное поучение имеет библейский, а не мусульманский смысл.

IX часть – свободная интерпретация автора. Связь с Кораном прослеживает лишь через некоторые фрагменты суры 2. Чудесные превращения путника подчеркивают всемогущество и милосердие Аллаха.

В целом «Подражания Корану» являются блестящим образцом художественной обработки священного текста. Пушкин не был ограничен религиозной нетерпимостью и относился к Корану, как к одному из шедевров мировой литературы.