Пока есть такой язык как русский поэзия неизбежна

Пока есть такой язык как русский поэзия неизбежна

И, имея такой язык, как русский, мы должны понимать: поэзия неизбежна. И пока существует этот язык, будет происходить нечто замечательное.

Время от времени, пока этот язык не начнет умирать своей естественной или противоестественной смертью. Ведь языки более или менее конечны, как и все на земле.

Но язык старше нас, и он нас всех переживет.

И вот, поскольку эта перспектива существует, существует и замечательная перспектива у русской поэзии.

Можно вас спросить, может быть, я ошибаюсь, но мне кажется, что библейская тема в ваших новых стихах постепенно сходит на нет, во всяком случае Ветхий Завет. Если это так, то почему?

Вы знаете, я в этом не уверен, она никогда не была доминирующей и раньше.

Она была сильнее…

Может быть, она была сильнее, но я, право же, не знаю. Я совершенно не в состоянии за собой в этом отношении уследить. Это виднее, наверное, со стороны. Мне самому так не представляется, между прочим.

Может быть, если это происходит, то потому, что, в общем, человек до всего доживает, как до седых волос и до морщин. Так же доживаешь и до некоторых ощущений, особенно до ощущений метафизического порядка.

И начинаешь ощущать, что разнообразные формы религиозных доктрин (даже чрезвычайно тебе близкие) оказываются неудовлетворительными. Они не отражают твоего внутреннего метафизического ощущения.

Это особенно часто происходит с поэтами. Я не знаю, происходит ли это со мной, но, видимо, и со мной тоже.

Вы, например, задаетесь целью написать стихотворение, ну, допустим, о распятии. (Вот вам пример — Борис Леонидович Пастернак со своим циклом из «Доктора Живаго».) И вы пишете стихотворение. И в общем, у вас, когда вы пишете стихотворение, существует некоторое ощущение, каким оно должно быть, сколько должно быть строф, ощущение полноты звука.

И вот, представьте себе, вы написали три или четыре строфы, и там вы уже покончили с описанием воскрешения, а стихотворение диктует вам необходимость что-то добавить.

И тогда вы совершаете следующий (в некотором роде метафизический) шаг, который вас выводит за пределы церковной доктрины.

И очень часто это может обернуться ересью или показаться в глазах стандартных теологий мыслью еретической.

Но ведь это стих диктует тот оборот, которого нет в Евангелии. А он говорит:

и в третий день восстану,

И, как сплавляют по реке плоты,

как баржи каравана,

Столетья поплывут из темноты.

Это уже его собственный шаг, Пастернака.

Или в стихах о Магдалине:

Брошусь на землю у ног распятья,

Обомру и закушу уста.

Слишком многим руки для объятья

Ты раскинешь по концам креста.

Это добавляет поэт. Вот этого «слишком многим руки для объятья…» в Евангелии точно нет.

А что главнее — вымысел или действительность?

Чувствуете ли вы, что здесь, на Западе, в какой-то степени меняется ваш язык или ваш характер?

Нет, я ничего особенного не чувствую. Ведь для меня стихи по-английски — это скорее развлечение или кроссворд, хотя и тогда, когда я этим занимаюсь, я стараюсь выдать какой-то внутренний максимум.

Насчет языка. Вы сказали, что все равно язык переживет нас. Да, можно надеяться. А не думаете ли вы, что он переживает нас только при условии, если в нашем поколении, вот среди таких, как вы, возьмут его и что-то из него сделают, чтобы передать следующим поколениям. Если язык существует в какой-то абстрактности, то он постепенно умирает, и никакие новые поэты не появляются. Другими словами, я имею в виду, что не только язык создает поэта, но и поэт создает язык…

Безусловно, это до известной степени так. Но тем не менее гарантией языка, гарантией его выживания является простой статистический факт, что на этом языке на сегодняшний день говорит триста миллионов человек, как минимум. И уж всяко среди них найдется талантливый человек.

Разумеется, поэт — орудие языка, и язык порождает этого поэта. Я не хочу сказать, что у меня какие-то особенные родители, но родители в некотором роде — это действительно язык, и он создает поэта для того, чтобы поэт о чем-то таком позаботился, чтобы он восстановил некоторый баланс в языковых нарушениях, чтобы он убрал из языка демагогию, например, чтобы он убрал ложные логические ходы и т. д. Или, по крайней мере, показал, что они ложны. Вот это и есть долг поэта по отношению не столько даже к обществу, сколько к языку.

30+ цитат Иосифа Бродского, сражающих наповал своей честностью

Один из самых значимых поэтов XX века Иосиф Бродский родился в Ленинграде, но был вынужден эмигрировать в США. В жизни ему довелось перенести многое: непонимание, преследования, лишение советского гражданства, ссылку. Литератор пробовал обратиться к высшему руководству страны, чтобы ему позволили остаться на родине, но тщетно.

За пределами Советского Союза Бродский получил признание и широкую известность. В 1987 году ему присудили Нобелевскую премию, а в СССР развернулась перестройка. Наконец о Бродском заговорили в России и даже приглашали вернуться. Увы, но поэт скоропостижно умер за пределами своей родины. Но, будучи американским гражданином, он все равно оставался русским поэтом.

Бродский был автором удивляющим. Он умел честно сказать о том, что давно вертелось на языке у тысяч. Метко выражал мысль так, что читателю казалось, будто это его собственное суждение. Сочинения Бродского до сих пор затрагивают души людей всех возрастов. Честный и искренний, поэт стал кумиром для нескольких поколений читающей публики.

Мы увлекаемся творчеством и восхищаемся личностью Иосифа Бродского за его бесконечную любовь к родине, слову и котикам. И хотим вместе с вами вспомнить самые яркие высказывания талантливого писателя.

© Sipa / East News

Когда так много позади
Всего, в особенности — горя,
Поддержки чьей-нибудь не жди,
Сядь в поезд, высадись у моря.

Оно обширнее. Оно
И глубже. Это превосходство —
Не слишком радостное. Но
Уж если чувствовать сиротство,

То лучше в тех местах, чей вид
Волнует, нежели язвит.

Пока есть такой язык, как русский, поэзия неизбежна.

Боюсь, тебя привлекает клетка,
и даже не золотая.
Но лучше петь, сидя на ветке;
редко поют, летая.

Я рад, что на свете есть расстояния более немыслимые, чем между тобой и мною.

Знаю по своему опыту, что чем меньше информации получает твой мозг, тем сильнее работает воображение.

© Sergey Bermeniev / commons.wikimedia

Единственная правота — доброта.

Ночь — самое вероятное время душевных мук.

Всячески избегайте приписывать себе статус жертвы. Каким бы отвратительным ни было ваше положение, старайтесь не винить в этом внешние силы: историю, государство, начальство, расу, родителей, фазу луны, детство, несвоевременную высадку на горшок и т. д. В момент, когда вы возлагаете вину на что-то, вы подрываете собственную решимость что-нибудь изменить.

Человек есть то, что он читает.

Всего удивительнее во Зле — его абсолютно человеческие черты.

Любовь сильней разлуки, но разлука длинней любви.

Истина заключается в том, что истины не существует.

На каждого месье существует свое досье.

Жить просто: надо только понимать, что есть люди, которые лучше тебя.

Когда-то я знал на память все краски спектра.
Теперь различаю лишь белый, врача смутив.
Но даже ежели песенка вправду спета,
от нее остается еще мотив.

И не могу сказать, что не могу жить без тебя — поскольку я живу.

Человек — сумма своих поступков.

Что губит все династии — число наследников при недостатке в тронах.

То, что делают ваши неприятели, приобретает свое значение или важность оттого, как вы на это реагируете. Поэтому промчитесь сквозь или мимо них, как если бы они были желтым, а не красным светом.

Дурак может быть глух, может быть слеп, но он не может быть нем.

Сколько льда нужно бросить в стакан, чтоб остановить Титаник мысли?

Когда меня в первый раз в жизни привели в камеру, то мне очень там понравилось. Действительно, понравилось! Потому что это была одиночка.

Именно в минуту отчаянья и начинает дуть попутный ветер.

Прощающий всегда больше самой обиды и того, кто обиду причиняет.

Чтобы начать другую жизнь, человек обязан разделаться с предыдущей, причем аккуратно.

Приехать к морю в несезон,
помимо матерьяльных выгод,
имеет тот еще резон,
что это — временный, но выход.

Верность стоит чего-то лишь до тех пор, пока она есть дело инстинкта или характера, а не разума.

Только пепел знает, что значит сгореть до тла.

Мы уходим, а красота остается. Ибо мы направляемся к будущему, а красота есть вечное настоящее.

Все будут одинаковы в гробу. Так будем хоть при жизни разнолики!

Бонус

Иосиф Бродский в знак особого расположения к гостю предлагал разбудить кота. В одном интервью он рассказывал: «Кота, что ли, разбудить? Замечательная история в связи с разбуженным котом. Где-то в шестидесятых годах в Югославии к моему другу приехала какая-то дама. Он колоссально воодушевился. У него был свой собственный зоопарк на том острове, где он жил, и вот, чтобы продемонстрировать ей свою страсть, он сказал: „Хотите, я для вас разбужу медведя?“ Дело было зимой. И медведя разбудили. Ха-ха. Хотите, я разбужу для вас кота?»

Он был тощим, облезлым, рыжим,
Грязь помоек его покрывала.
Он скитался по ржавым крышам,
А ночами сидел в подвалах.

Он был старым и очень слабым,
А морозы порой жестоки.
У него замерзали лапы,
Точно так же, как стынут ноги.

Но его никогда не грели,
Не ласкали и не кормили.
Потому что его не жалели.
Потому что его не любили.

Потому что выпали зубы.
Потому что в ушах нарывы.
Почему некрасивых не любят.
Кто-то должен любить некрасивых.

А у вас есть любимые цитаты из Бродского? Поделитесь ими в комментариях.

Понравилась статья? Подпишитесь на канал, чтобы быть в курсе самых интересных материалов

LiveInternetLiveInternet

• Регистрация
• Вход

—Метки

—Поиск по дневнику

—Подписка по e-mail

—Статистика

15 цитат Иосифа Бродского из лекций, эссе и записных книжек

15 цитат Иосифа Бродского из лекций, эссе и записных книжек

15 цитат Иосифа Бродского из лекций, эссе и записных книжек

Мои расхождения с советской властью не политического, а эстетического свойства.

«Человек есть то, что он читает. »
«Поклониться тени»

Мир, вероятно, спасти уже не удастся, но отдельного человека всегда можно.
«Нобелевская лекция»

Независимо от того, является человек писателем или читателем, задача его состоит в том, чтобы прожить свою собственную, а не навязанную или предписанную извне, даже самым благородным образом выглядящую жизнь. Ибо она у каждого из нас только одна, и мы хорошо знаем, чем всё это кончается.
«Нобелевская лекция»

Как ни скромно занятое тобой место, если оно хоть сколько-нибудь прилично, будь уверен, что в один прекрасный день кто-нибудь придет и потребует его для себя или, что еще хуже, предложит его разделить. Тогда ты должен либо драться за место, либо оставить его.
«Меньше единицы»

. верность стоит чего-то лишь до тех пор, пока она есть дело инстинкта или характера, а не разума.
«Набережная неисцелимых / Watermark»

Я давно пришел к выводу, что не носиться со своей эмоциональной жизнью — это добродетель.

«Набережная неисцелимых / Watermark»

Нас меняет то, что мы любим, иногда до потери собственной индивидуальности.
«Поклониться тени»

Если ты выбрал нечто, привлекающее других, это означает определенную вульгарность вкуса.
«Меньше единицы»

Страшный суд — страшным судом, но вообще-то человека, прожившего жизнь в России, следовало бы без разговоров помещать в рай.
Из записной книжки 1970 г.

Изучать философию следует, в лучшем случае, после пятидесяти. Выстраивать модель общества — и подавно. Сначала следует научиться готовить суп, жарить — пусть не ловить — рыбу, делать приличный кофе.
«Выступление в Сорбонне»

Пока есть такой язык, как русский, поэзия неизбежна.
. чтобы pазвить хоpоший вкус в литеpатуpе, надо читать поэзию.
Иосиф Бродский «Как читать книгу»

«Ты конечен», — говорит вам время голосом скуки, — «и что ты ни делаешь, с моей точки зрения, тщетно». Это, конечно, не прозвучит музыкой для вашего слуха; однако, ощущение тщетности, ограниченной значимости ваших даже самых высоких, самых пылких действий лучше, чем иллюзия их плодотворности и сопутствующее этому самомнение. Ибо скука — вторжение времени в нашу систему ценностей.

Иосиф Бродский «Похвала скуке»

Чтобы начать другую жизнь, человек обязан разделаться с предыдущей, причем аккуратно.
«Набережная неисцелимых»

. поэтов — особенно тех, что жили долго — следует читать полностью, а не в избранном. Начало имеет смысл только если существует конец.
Иосиф Бродский «Поклониться тени»

Знаменитый список книг, составленный Иосифом Бродским – это «must read» для каждого, кто считает себя мало-мальски образованным человеком. Кстати, первую и обязательную часть списка во времена Саши Пушкина «проходили» в средней школе.

«Список Бродского» превратился в вещь в себе, своего рода интеллектуальный манифест поэта, столкнувшегося с повседневностью американского образования.

Предыстория появления списка такова. Оказавшись в Америке, Иосиф Бродский стал преподавать русскую литературу в различных колледжах. «Преподавать» и «русскую литературу» здесь, пожалуй, неточные термины. Во-первых, Бродский имел весьма отдаленное представление о преподавании и академическом подходе к обучению (напомним, что поэт даже не закончил 10 классов школы). Во-вторых, ничего общего с традиционными лекциями его занятия не имели. Бродский не рассказывал студентам об истории русской литературы, он учил их чувствовать и понимать поэзию единственным доступным ему способом — так, как он умел это делать сам.
«Список Бродского» очевидно составлен в раздражении (ему предпослана фраза «Для начала. Чтобы с вами было о чем разговаривать»), он далек от академической стройности, это очень личный перечень книг, тем он и интересен.

Необычность этого списка для американской аудитории заключается в его широте. Зачем студентам-славистам читать исландские саги, изучать немецких философов и обращаться к античной литературе? Для Бродского с его опытом познания культуры ответ был очевидным — только широкий кругозор позволяет нам взглянуть на литературу во всей её полноте. По большому счету перед нами список не для студентов, а для литераторов. Это не материал к лекциям, это приглашение к диалогу с мировой культурой.

Существует несколько вариантов списка этих книг. Есть основной корпус текстов (его воспроизводят студенты Бродского и дополнительный лист со списком поэтов, которых нужно прочитать.

Эти машинописные листочки с пометками и поправками вызывают бурю эмоцию и вопросов. Почему именно эти персоналии? Почему у каких-то авторов указаны конкретные произведения, а у каких-то нет (неужели нужно читать их все?!) И что, Бродский сам прочитал все эти бесконечные книги, трактаты и диалоги? На каком языке он читал это и на каком языке предлагается читать нам?

Автора списка упрекали в снобизме, в узости мышления, в непонимании роли преподавателя, в пристрастности. Время все больше мифологизирует список Бродского, превращая его в «список кораблей», отплывающих на войну с невежеством.

Иосиф Александрович Бродский

Иосиф Александрович Бродский

Статья в Википедии

Медиафайлы на Викискладе

Ио́сиф Алекса́ндрович Бро́дский (1940—1996) — русский и американский поэт, эссеист, драматург, переводчик, лауреат Нобелевской премии по литературе 1987 года. Поэзию писал преимущественно на русском языке, эссеистику на английском.

Содержание

• 1 Цитаты поэтические
• 2 Цитаты из прозы
• 3 О Бродском
• 4 Источники

Цитаты поэтические [ править ]

Каждая могила — край земли.

Томас Стернс, не бойся коз
Безопасен сенокос.
Память, если не гранит,
Одуванчик сохранит.

Бог органичен. Да. А человек?
А человек, должно быть, ограничен.

Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной.
Только с горем я чувствую солидарность.
Но пока мне рот не забили глиной,
Из него раздаваться будет лишь благодарность.

Прощай,
позабудь
и не обессудь.
А письма сожги,
как мост.
Да будет мужественным
твой путь,
да будет он прям
и прост.

Гражданин второсортной эпохи, гордо
признаю я товаром второго сорта
свои лучшие мысли, и дням грядущим
я дарю их, как опыт борьбы с удушьем.

Нынче ветрено и волны с перехлёстом.
Скоро осень, всё изменится в округе.
Смена красок этих трогательней, Постум,
чем наряда перемена у подруги.

Если выпало в империи родиться
Лучше жить в глухой провинции у моря.

Вот и прожили мы больше половины.
Как сказал мне старый раб перед таверной:
«Мы, оглядываясь, видим лишь руины».
Взгляд, конечно, очень варварский, но верный.

Холуй трясется. Раб хохочет.
Палач свою секиру точит.
Тиран кромсает каплуна.
Сверкает зимняя луна.

Се вид Отчества, гравюра.
На лежаке — Солдат и Дура.
Старуха чешет мёртвый бок.
Се вид Отечества, лубок.

Собака лает, ветер носит.
Борис у Глеба в морду просит.
Кружатся пары на балу.
В прихожей — куча на полу.

Луна сверкает, зренье муча.
Под ней, как мозг отдельный, — туча…
Пускай Художник, паразит,
другой пейзаж изобразит.

Ни страны, ни погоста
Не хочу выбирать.
На Васильевский остров
Я приду умирать.

По-русски Исаак теряет звук.

Я заражен нормальным классицизмом.
А вы, мой друг, заражены сарказмом.

Век скоро кончится, но раньше кончусь я.

И, услышавши это, хочется бросить рыть
землю, сесть на пароход и плыть,
и плыть — не с целью открыть
остров или растенье, прелесть иных широт,
новые организмы, но ровно наоборот;
главным образом — рот.

Птица уже не влетает в форточку.
Девица, как зверь, защищает кофточку.

Навсегда расстаёмся с тобой, дружок.
Нарисуй на бумаге простой кружок.
Это буду я: ничего внутри.
Посмотри на него — и потом сотри.

Эта местность мне знакома как окраина Китая!

Лучший вид на этот город — если сесть в бомбардировщик.

Твой Новый год по темно-синей
волне средь моря городского
плывет в тоске необьяснимой,
как будто жизнь начнется снова,
как будто будет свет и слава,
удачный день и вдоволь хлеба,
как будто жизнь качнется вправо,
качнувшись влево.

Мир создан был для мебели, дабы
создатель мог взглянуть со стороны
на что-нибудь, признать его чужим…

К сожаленью, в наши дни
не только ложь, но и простая правда
нуждается в солидных подтвержденьях
и доводах. Не есть ли это знак,
что мы вступаем в совершенно новый,
но грустный мир? Доказанная правда
есть, собственно, не правда, а всего
лишь сумма доказательств. Но теперь
не говорят «я верю», а «согласен».

Это абсурд, вранье:
череп, скелет, коса.
«Смерть придет, у нее
будут твои глаза».

Свобода — это когда забываешь отчество у тирана.

Я писал, что в лампочке — ужас пола,
Что любовь как акт, лишена глагола.

Что не знал Эвклид, что сходя на конус,
Вещь приобретает не ноль, но Хронос.

Цитаты из прозы [ править ]

…если ты выбрал нечто, привлекающее других, это означает определенную вульгарность вкуса.

оглядываться — занятие более благодарное , чем смотреть вперёд.

Мир, вероятно, спасти уже не удастся, но отдельного человека — всегда можно.

Страшный суд — страшным судом, но вообще-то человека, прожившего жизнь в России, следовало бы без разговоров помещать в рай.

Пока есть такой язык, как русский, поэзия неизбежна.

Мои расхождения с советской властью не политического, а эстетического свойства.

Я тоже, помню, читал, что раньше, когда ещё свидания давали, многие шары себе под кожу в член вшивали, чтоб диаметр увеличился. У члена же главное не длина, а диаметр. Потому что ведь баба, пока сидишь, с другими путается. Ну и отсюда идея, чтоб во время свидания доставить ей такое… переживание, чтоб она про другого и думать не хотела. Только про тебя. И поэтому ― шары. Из перламутра, говорят, лучше всего. Хотя, подумать если, откуда в зонах этих ихних перламутру взяться было? Или из эбонита, из которого стило делали. Выточишь себе шарик напильничком, миллиметра два-три в диаметре ― и к херургу . И херург этот их тебе под кожу загоняет. Крайняя плоть которая… Подорожник пару дней поприкладываешь ― и на свидание… Некоторые, даже на свободу выйдя, шарики эти не удаляли. Отказывались… [1]

Всячески избегайте приписывать себе статус жертвы. Каким бы отвратительным ни было ваше положение, старайтесь не винить в этом внешние силы: историю, государство, начальство, расу, родителей, фазу луны, детство, несвоевременную высадку на горшок и т. д. Меню обширное и скучное, и сами его обширность и скука достаточно оскорбительны, чтобы восстановить разум против пользования им. В момент, когда вы возлагаете вину на что-то, вы подрываете собственную решимость что-нибудь изменить. [2] — «Речь на стадионе», 18 декабря 1988, перевод Елены Касаткиной

At all costs try to avoid granting yourself the status of the victim. No matter how abominable your condition may be, try not to blame anything or anybody: history, the state, superiors, race, parents, the phase of the moon, childhood, toilet training, etc. The menu is vast and tedious, and this vastness and tedium alone should be offensive enough to set one’s intelligence against choosing from it. The moment that you place blame somewhere, you undermine your resolve to change anything. // «Speech at the stadium, 18 December 1988»

По окончании конгресса я предполагал остаться в Бразилии дней на десять и либо снять дешёвый номер где-нибудь в районе Копакабаны, ходить на пляж, купаться и загорать, либо отправиться в Бахию и попытаться подняться вверх по Амазонке и оттуда в Куско, из Куско ― в Лиму и назад, в Нью-Йорк. Но деньги были украдены, и, хотя я мог взять 500 дубов в «Америкен экспресс», делать этого не стал. Мне интересен этот континент и эта страна в частности; но боюсь, что я видел уже на этом свете больше, чем осознал. Дело даже не в состоянии здоровья. В конце концов, это было бы даже занятно для русского автора ― дать дуба в джунглях. Но невежество мое относительно южной тематики столь глубоко, что даже самый трагический опыт вряд ли просветил бы меня хоть на йоту. [3]

. Основная трагедия русской политической и общественной жизни заключается в колоссальном неуважении человека к человеку; если угодно — в презрении. Это обосновано до известной степени теми десятилетиями, если не столетиями, всеобщего унижения, когда на другого человека смотришь как на вполне заменимую и случайную вещь. То есть он может быть тебе дорог, но в конце концов у тебя внутри глубоко запрятанное ощущение: «да кто он такой?». И я думаю, за этим подозрением меня в отсутствии права тоже может стоять: «да кто ты такой?».

Одним из проявлений этого неуважения друг к другу являются эти самые шуточки и ирония, предметом которой является общественное устройство. Самое чудовищное последствие тоталитарной системы, которая у нас была, является полный цинизм или, если угодно, нигилизм общественного сознания. Разумеется это и удовлетворительная вещь, приятно пошутить, поскалить зубы. Но всё это мне очень сильно не нравится. Набоков однажды сказал, когда кто-то приехал из России и рассказывал ему русский анекдот, он смеялся: «Замечательный анекдот, замечательные шутки, но все это мне напоминает шутки дворовых или рабов, которые издеваются над хозяином в то время, как сами заняты тем, что не чистят его стойло». И это то положение, в котором мы оказались, и я думаю, было бы разумно попытаться изменить общественный климат.

На протяжении этого столетия русскому человеку выпало такое, чего ни одному народу (ну, может быть, китайцам досталось больше) не выпадало. Мы увидели абсолютно голую, буквально голую основу жизни. Нас раздели и разули, и выставили на колоссальный экзистенциальный холод. И я думаю, что результатом этого не должна быть ирония. Результатом должно быть взаимное сострадание. И этого я не вижу. Не вижу этого ни в политической жизни, ни в культуре. Это тем горше, когда касается культуры, потому что в общем-то самый главный человек в обществе — остроумный и извивающийся.

Я говорю издалека. Думаю, что если мы будем следовать тем указаниям или предложениям, которые на сегодняшний день доминируют в сознании как интеллигентной части населения так и неинтеллигентной, мы можем кончить потерей общества. То есть это будет каждый сам за себя. Такая волчья вещь.

И теперь, и в дальнейшем, я думаю, имеет смысл заботиться о точности вашего языка. Старайтесь расширять свой словарь и обращаться с ним так, как вы обращаетесь с вашим банковским счетом. Уделяйте ему много внимания и старайтесь увеличить свои дивиденды. Цель здесь не в том, чтобы способствовать вашему красноречию в спальне или профессиональному успеху – хотя впоследствии возможно и это, и не в том, чтобы превратить вас в светских умников. Цель в том, чтобы дать вам возможность выразить себя как можно полнее и точнее; одним словом, цель – ваше равновесие. Ибо накопление невыговоренного, невысказанного должным образом может привести к неврозу. С каждым днем в душе человека меняется многое, однако способ выражения часто остается одним и тем же. Способность изъясняться отстает от опыта. Это пагубно влияет на психику.]

Чем человек мельче, жальче, тем более благодарный материал он собой для мифологизации этой представляет

За равнодушие к культуре общество прежде всего гражданскими свободами расплачивается. Сужение культурного кругозора — мать сужения кругозора политического. Ничто так не мостит дорогу тирании, как культурная самокастрация

Тюрьма — это недостаток пространства, возмещенный избытком времени

Беда положения нравов в Отечестве заключается именно в том, что мы начинаем бесконечно анализировать все эти нюансы добродетели или, наоборот, подлости. Все должно быть «или — или». Или — «да», или — «нет». Я понимаю, что нужно учитывать обстоятельства. И так далее, и тому подобное. Но все это абсолютная ерунда, потому что когда начинаешь учитывать обстоятельства, тогда уже вообще поздно говорить о добродетели. И самое время говорить о подлости

На мой взгляд, индивидуум должен игнорировать обстоятельства. Он должен исходить из более или менее вневременных категорий. А когда начинаешь редактировать — в соответствии с тем, что сегодня дозволено или недозволено, — свою этику, свою мораль, то это уже катастрофа

Потому что не может быть законов защищающих нас от самих себя, ни один уголовный кодекс не предусматривает наказаний ха преступления против литературы. И среди престуvлений этих найболее тяжким является не преследование авторов, не цензурные ограничения и т.п., не предание книг костру. Существует преступление более тяжкое – пренебрежение книгами, их не-чтение. За преступление это человек расплачивается всей своей жизнью; если же преступление это совершает нация – она платит за это своей историей.

О Бродском [ править ]

«Не отвеченным» остается и другой вопрос: а постмодернизм ли у нас на дворе или постсовок? Или, страшно сказать, все тот же совок? И каково место гения в совке с присущими таковому: трусливой завистью, хамским амикошонством, оголтелым «чёсом», желательно на зарубежных гастролях? «Оказывается, Александр Семёнович тоже любит конвертируемую валюту», — в сердцах написал Израилю Меттеру Сергей Довлатов. Именно они, Бродский и Довлатов, стали чем-то вроде КПП для устремившихся в США на заработки и за славой литераторов, никому не нужных и у себя на родине. Гостей из России в Америке называли «пылесосами»: с такой жадностью они всасывали все, что не было привинчено к полу. Отчитать курс лекций в Мухосранске они не рвались — да и не ждал их никто на этих задворках империи, зато в Мухосранск-сити. в Мухосранск-вилледж. в Мухосранск-колледж. Благословения Бродского — а как отказать в заступничестве лилипуту? — было достаточно для одного-двух приглашений, а дальше литературные «пылесосы» принимались ориентироваться на местности. Бродский не был их крестным отцом ни в прямом, ни в мафиозном смысле слова; они, однако же, кивали на него как на литературного Мишку-япончика. [4]

Бродский ведь очень хотел, чтобы я написал музыку к его стихам. Мне как-то позвонил его друг: «Мы с Иосифом к тебе приедем». Я занят был, говорю: давайте завтра. Назавтра они позвонили, но я снова не мог. А через два дня Бродский навсегда уехал из России.

Пока есть такой язык, как русский, поэзия неизбежна.

Пока есть такой язык, как русский, поэзия неизбежна.

• Литература
• Россия
• Язык
• Бродский

• Назад
• Вперёд

Войти с помощью:

Похожие цитаты

Поэзия — это не «лучшие слова в лучшем порядке».

Поэзия — это не «лучшие слова в лучшем порядке», это — высшая форма существования языка.

И теперь и в дальнейшем, я думаю, имеет смысл сосредоточиться.

И теперь и в дальнейшем, я думаю, имеет смысл сосредоточиться на точности вашего языка. Старайтесь расширять свой словарь и обращаться с ним так, как вы обращаетесь с вашим банковским счётом. Уделяйте ему много внимания и старайтесь увеличить свои дивиденды. Цель здесь не в том, чтобы способствовать вашему красноречию в спальне или профессиональному успеху — хотя впоследствии возможно и это, — и не в том, чтобы превратить вас в светских умников. Цель в том, чтобы дать вам возможность выразить себя как можно полнее и точнее; одним словом, цель — ваше равновесие. Ибо накопление невыговоренного, невысказанного должным образом может привести к неврозу. С каждым днём в душе человека меняется многое, однако способ выражения часто остаётся одним и тем же. Способность изъясняться отстаёт от опыта. Это пагубно влияет на психику. Чувства, оттенки, мысли, восприятия, которые остаются неназванными, непроизнесёнными и не довольствуются приблизительностью формулировок, скапливаются внутри индивидуума и могут привести к психологическому взрыву или срыву. Чтобы этого избежать, не обязательно превращаться в книжного червя. Надо просто приобрести словарь и читать его каждый день, а иногда — и книги стихов. Словари, однако, имеют, первостепенную важность. Их много вокруг; к некоторым прилагается лупа. Они достаточно дёшевы, но даже самые дорогие среди них (снабжённые лупой) стоят гораздо меньше, чем один визит к психиатру. Если вы всё же соберётесь посетить психиатра, обращайтесь с симптомами словарного алкоголизма.

Обращаюсь к русскому стихосложению.

Обращаюсь к русскому стихосложению. Думаю, что со временем мы обратимся к белому стиху. Рифм в русском языке слишком мало. Одна вызывает другую. Пламень неминуемо тащит за собою камень. Из-за чувства выглядывает непременно искусство. Кому не надоели любовь и кровь, трудный и чудный, верный и лицемерный, и проч.

С красавицей налаживая связь.

С красавицей налаживая связь,
вдоль стен тюрьмы, где отсидел три года,
лететь в такси, разбрызгивая грязь,
с бутылкой в сетке — вот она, свобода!

Щекочет ноздри невский ветерок.
Судьба родных сознания не гложет.
Ах! только соотечественник может
постичь очарованье этих строк.

Эхо — есть родитель рифмы.

Эхо — есть родитель рифмы.

Только русскому человеку понятен весь глубокий смысл.

Не читайте стихи как прозу. Поэзия — не информация.

Не читайте стихи как прозу. Поэзия — не информация. Информация стихотворения заключена в его мелодии.

Страшный суд — страшным судом, но вообще-то человека.

Страшный суд — страшным судом, но вообще-то человека, прожившего жизнь в России, следовало бы без разговоров помещать в рай.

Великий русский язык, фразы «Я тебя не забуду» и «Я тебя запомнил».

Великий русский язык, фразы «Я тебя не забуду» и «Я тебя запомнил» имеют разный смысл.

Американцы, как бы не старались — никогда не поймут одного.

Американцы, как бы не старались — никогда не поймут одного русского ответа: «Да нет, наверное».

Интересные цитаты

Ваш мозг может всё. Абсолютно всё. Главное, убедить себя в этом.

Ваш мозг может всё. Абсолютно всё. Главное, убедить себя в этом. Руки не знают, что они не умеют отжиматься, ноги не знают, что они слабые, живот не знает что он сплошной жир. Это знает ваш мозг. Убедив себя в том, что вы можете всё, вы сможете действительно всё.

У меня нет никаких предрассудков ни по поводу цвета кожи, ни касты.

У меня нет никаких предрассудков ни по поводу цвета кожи, ни касты, ни вероисповеданий. Достаточно знать, что речь идёт о человеке — хуже всё равно уже некуда.

Пусть кто-то ещё отдыхает на юге.

Пусть кто-то ещё отдыхает на юге
И нежится в райском саду.
Здесь северно очень — и осень в подруги
Я выбрала в этом году.

Живу, как в чужом, мне приснившемся доме,
Где, может быть, я умерла,
И, кажется, тайно глядится Суоми
В пустые свои зеркала.

Иду между чёрных приземистых ёлок,
Там вереск на ветер похож,
И светится месяца тусклый осколок,
Как старый зазубренный нож.

Сюда принесла я блаженную память
Последней невстречи с тобой —
Холодное, чистое, лёгкое пламя
Победы моей над судьбой.

Пока не хлебнёшь горя сам, ты будешь всегда судить о чужом горе.

Пока не хлебнёшь горя сам, ты будешь всегда судить о чужом горе приблизительно и неверно!

Чем больше человек молчит, тем больше.

Чем больше человек молчит, тем больше он начинает говорить разумно.

Все самые тяжёлые раны мы наносим друг другу языком.

Все самые тяжёлые раны мы наносим друг другу языком.

Протопи ты мне баньку по-белому, я от белого свету отвык.

Протопи ты мне баньку по-белому,
Я от белого свету отвык,
Угорю я — и мне, угорелому,
Пар горячий развяжет язык.

Мы только оттого мучаемся прошедшим и портим себе будущее.

Мы только оттого мучаемся прошедшим и портим себе будущее, что мало заняты настоящим. Прошедшее было, будущего нет, есть только одно настоящее.

Холст, масло. Ремень, жопа.

Я говорила долго и неубедительно, как будто говорила.

Я говорила долго и неубедительно, как будто говорила о дружбе народов.