Что такое поэзия и проза
Что такое поэзия и проза
В 1923 Тынянов писал: «Термин «поэзия», бытующий у нас в языке и в науке, потерял в настоящее время конкретные объем и содержание и имеет оценочную окраску».
Термину «проза» в значении «способ организации художественной речи» большинство современных литературоведов противопоставляет не термин «поэзия», а термин «стихи».
Чем же стихи отличаются от прозы? Современная наука о литературе отвечает на этот вопрос так: текст, записанный в столбик, стихи, в строчку проза. Само слово «стих» в переводе с греческого значит «ряд», а слово «проза» в переводе с латыни «речь, которая ведется прямо вперед». В стихах как бы появляется новый знак препинания пауза на конце стиха. Благодаря этим паузам стихи произносятся медленнее, чем проза. Читатель вдумывается в смысл каждого стиха новой «порции» смысла. Вот, например, басня Крылова Две бочки :
Две бочки ехали: одна с вином,
Другая
Пустая.
Вот первая себе без шума и шажком
Плетется,
Другая вскачь несется…
Короткие вторая и третья строки приобретают в сознании читателя такое же значение, как сообщение в длинной первой строке. Сразу становится ясно, что «героиней» басни станет вторая бочка.
Проза при осмысленном чтении тоже делится на отрезки, но это членение задается только синтаксисом. В то время, как в стихах стихотворная строка не обязательно совпадает с синтаксическим членением фразы. Например:
А плакала я уже бабьей
Слезой солонейшей солью.
Такое явление называется синтаксический перенос, или enjambement .
Слово внутри стиха воспринимается иначе, чем слово в прозаическом тексте. Слова влияют друг на друга. Ю.Тынянов назвал это явление «единством и теснотой стихового ряда». В своей книге Проблема стихотворного языка он приводит пример из баллады Жуковского Алонзо :
Небеса кругом сияют
Безмятежны и прекрасны…
И надеждой обольщенный,
Их блаженства пролетая…
Слово «блаженство» означает: блаженное состояние, счастье. Здесь же это слово получает значение чего-то пространственного. На значение слова «блаженство» влияет предыдущее слово «их» (небес) и последующее «пролетая».
Ощущение «единства и тесноты стихового ряда» усиливается еще и звуковой организацией стиха. Звучание стихов гораздо важнее, чем звучание прозы. Звуки в стихах как бы «окликают» друг друга. Часто повторяются одни и те же согласные это называется аллитерация. Строчка Маяковского Где, он, бронзы звон или гранита грань… как бы напоминает звон металла и твердость гранита. Сам поэт говорил: «Я прибегаю к аллитерации для обрамления, для еще большей подчеркнутости важного для меня слова». Повторяются в стихах и гласные звуки это явление называется ассонанс.
У наших ушки на макушке,
Чуть утро осветило пушки
И леса синие верхушки
Французы тут как тут .
повтор звука «у» как бы передает гулкое затишье перед боем.
Благодаря звучанию, перекличке звуков, интонации, «слово в стихе имеет тысячу неожиданных смысловых оттенков, стих дает новое измерение слову» (Тынянов).
Стихи обладают и другими важнейшими признаками, делающими их «складной» речью. В первую очередь, ритмом. Стихотворная речь происходит от песни, в которой слово неразрывно связано с мелодией. Долгое время стихотворная речь определялась, как речь ритмическая. При этом следует учитывать, что ритм это конкретная мелодика текста, а метр стихотворения схема его размера.
Ритм есть и в прозе. Мопассан писал о Флобере : «Фраза Флобера поет, кричит, звучит яростно и звонко, как труба, шепчет, как гобой, переливается, как виолончель, нежит, как скрипка, ласкает, как флейта», т.е. уподоблял ритм флоберовской прозы музыкальному ритму. Каждый пишущий человек знает, что иногда необходимо вставить слово в фразу не для уточнения смысла, а для сохранения ритма. Однако чем же создается этот ритм, трудно определить. Законы ритма прозы менее выявлены, чем законы ритма стихотворного. Даже так называемая ритмическая проза, где природа ритма поддается определению, (например, Симфонии Андрея Белого), благодаря записи в строчку воспринимается именно как проза. А записанный в столбик свободный стих, верлибр ( Vers libre фр.) лишенный и размера и рифмы, как стихи.
Ритм в стихах создается прежде всего определенной системой стихосложения, разной у разных народов и в различные эпохи. Стихотворные строки соизмеряются между собой определенными мерками. Основных систем стихосложения насчитывается обычно три.
Повторяемость отрезков с одинаковым числом ударений образует тонический стих. Тоническое стихосложение было свойственно русской народной поэзии, древнегерманскому стиху и др. Стихи в тонической системе могут быть не равновеликими. В этом случае разница между длинными и короткими строками ощущается как разница в числе ударений.
Повторяемость отрезков с одинаковым количеством слогов образует силлабический стих . Этот тип стихосложения господствует в романских языках, в польском, в классической японской поэзии. В России силлабическое стихосложение было распространено с 16 в. до первой трети 18 в.
Если мельчайшей единицей ритма выступает стопа два или три слога, из которых один сильный (в русском стихосложении ударный) это силлабо-тоническое стихосложение . Большинство русских классических стихов написаны силлабо-тоникой.
Если в двусложной стопе ударение падает на первый слог это хорей, если на второй ямб.
Трехсложная стопа с ударением на первом слоге дактиль, на втором амфибрахий, на третьем анапест.
Сильные места могут выделяться не только ударностью, но и высотой (как в китайской классической поэзии) или долготой звука (античная поэзия, в которой, вероятно, существовало и музыкальное ударение). Но это возможно лишь в языках, где высота или долгота одного и того же звука образует разные фонемы.
В двухсложных размерах часто наблюдается пропуск ударения, который называется пиррихием, или сверхсхемные ударения. Академик В.Жирмунский и некоторые другие исследователи считали, что ритм стиха создается не избранным метром, а конкретным расположением ударений. Тынянов же полагал, что ритм складывается из множества факторов. Таких, как звуковая артикуляция, темп, рифма, аллитерации и др.
В любом случае при ограниченном количестве размеров ритмическое разнообразие стихов практически неограниченно.
С конца 19 в. по настоящее время в русскоязычной поэзии силлабо-тоническая система стихосложения перестает быть господствующей, постепенно двигаясь в сторону более свободной системы тонической. Возникают такие размеры, как дольник, тактовик, акцентный стих. Долгое время в литературоведении не существовало четкого разграничения этих понятий. Затем академик М.Гаспаров предложил следующие определения: дольник тонический стих, где расстояние между ударениями один-два слога. Тактовик стих с межударным расстоянием до трех слогов, акцентный стих от нуля до бесконечности. Этот стих при отсутствии рифмы отличается от прозы только графически членением на строки.
Строки в стихах соотносимы между собой: в конце каждой строки вспоминаются концы предыдущих и возникают догадки о последующих. Особенно при наличии рифмы звукового повтора, преимущественно в конце, двух или нескольких слогов.
И вот уже трещат морозы
И серебрятся средь полей…
( Читатель ждет уж рифмы розы .
На, вот возьми ее скорей! )
Рифма расширяет связи, в которые вступает каждое слово, и тем повышает смысловую емкость стиха. «Рифм сигнальные звоночки», писала А.Ахматова . рифма устанавливает связь между словами, звучащими подобно, и заставляет нас подозревать близость и родство предметов, обозначаемых этими словами. Таким образом переоткрывается мир, заново постигается суть явлений. Поэтому важно, что чем рифмовать. Кроме того, конец строки, рифма это смысловой акцент. Так, Маяковский ставил «нужное слово» в конец строки и искал к нему рифму «во что бы то ни стало».
Однако рифма не обязательный признак стихов. Не знали рифмы ни античная поэзия, ни русское народное поэтическое творчество, в частности былина. Крайне редко употребляются рифмы в современном англоязычном стихосложении. Наконец, в новоевропейском силлабическом и силлабо-тоническом стихосложении существует так называемый «белый стих» ( blank verse англ.) стих нерифмованный, но имеющий ритм.
В прозе, в абсолютном большинстве случаев, рифма явление случайное. Тем не менее рифма не может считаться отличительным признаком стихов. Дело не только в том, что существуют стихи без рифм. Как писал еще Тредиаковский , «Рифма… равным же образом не различает Стиха с Прозою: ибо Рифма не может и быть Рифмою, не вознося одного Стиха к другому, то есть не может быть Рифма без двух Стихов (но Стих каждый есть сам собою, и один долженствует состоять и быть Стихом)».
Есть ли повторы в прозе? Шкловский отвечает на этот вопрос положительно «Повторяемость эпизодов сближает так называемый сюжет с так называемыми рифмами». Кроме того, у Джойса и некоторых символистов в прозе встречаются случаи и звуковой рифмы. Существует и проблема так называемой ритмической прозы. Так, роман Белого Петербург, так же, как и проза Джойса, насквозь поэтична: ритмизованна, организована аллитерациями, ассонансами и иными поэтическими приемами. Мертвые души Гоголя являются не просто прозаическим, а лироэпическим текстом, потому и названы поэмой.
Бытует мнение, что стихи отличаются от прозы большей эмоциональностью, лиричностью. Это не безосновательно, но тем не менее не может служить отличительным признаком стихов. В художественной прозе тоже довольно часто встречаются лирические фрагменты, кроме того, существует жанр так называемой лирической прозы. (Например, Путешествие по Гарцу Гейне .). Против разделения на стихи и прозу по этим признакам выступал Тредиаковский: «Высота стиля, смелость изображений, живость фигур, устремительное движение, отрывистое оставление порядка и прочее, не отличают Стиха от Прозы; ибо все сие употребляют иногда и Реторы и Историки».
Проза возникла значительно позже, чем стихи. Вплоть до эпохи Возрождения стихотворная форма в Европе была практически единственным инструментом превращения слова в искусство и почиталась одним из основных условий красоты. «Стиль, лишенный ритма, имеет незаконченный вид», писал Аристотель . Правда, существовал античный роман, бывший массовым жанром. В целом же проза до Нового времени развивалась на периферии искусства (исторические хроники, философские диалоги, мемуары, памфлеты и т.п.) или в «низких» жанрах (различные виды сатиры), а художественная проза появляется лишь в «зрелых» литературах. Современная проза, у истоков которой итальянская новелла Возрождения, выработала свои специфические художественные приемы и выступает как полноценная суверенная форма искусства слова. В одни эпохи развивается преимущественно поэзия, в другие проза. Так, в «золотой век» русской литературы (пушкинская эпоха) поэзия качественно и количественно опережала прозу. В широком смысле «поэзией» в России 1819 вв. называли все литературно-художественное творчество, как в стихах, так и в прозе. В русской словесности поэзией часто именовалась «хорошая» художественная литература. Именно так часто употреблял этот термин Белинский . Прозой же именовались нехудожественные тексты: исторические, философские, ораторские и т.д., а также плохо написанные художественные произведения. Молодой Пушкин писал брату: «Плетневу приличнее проза, нежели стихи, он не имеет никакого чувства, никакой живости слог его бледен, как мертвец». Стало быть, «бледный слог» мешает писать стихи, но не мешает прозу. Зрелый же Пушкин сказал: «Года к суровой прозе клонят…». «Суровая» здесь означает «серьезная», противостоящая «легкой» поэзии. (По пушкинскому же определению, «поэзия должна быть глуповата»).
Тем не менее «поэзия» как синоним словосочетания «хорошая литература» употреблялся и после Пушкина, а иногда и в наши дни. В начале 20 в. Белый сказал о прозе русских классиков «полнозвучнейшая из поэзий». Венедикт Ерофеев назвал поэмой свою книгу Москва Петушки , подчеркивая тем самым значимость описываемых в ней событий.
В чем же все-таки заключается основное отличие поэзии от прозы? По словам литературоведа С.Н.Зенкина, «общий принцип стихотворной речи повышенная активизация всех уровней текста, которая покупается ценой искусственных ограничений и делает текст особенно информативно емким». Так, если рифмы нет, то используется ритм, если же и он отсутствует (как в верлибре), используется членение на строки, которое может дополняться отсутствием пунктуации. Все это для того, чтобы «активизировать нашу деятельность интерпретации текста», так как задача поэзии заставить читателя заново постигать реальность, открывая бытийные смыслы через слово. Тем она и отлична от прозы с ее изначальной описательностью и информативностью. В поэзии форма так же смыслонесуща, как содержание. В хорошей поэзии они дополняют, поддерживают друг друга. Поэтому существуют формы графической акцентировки стиха (например, барочные «подобия», когда, скажем, стихотворение о вазе печаталось в форме вазы, встречающиеся в поэзии Полоцкого, Аполлинера , Жака Превера, или набор различных фрагментов текста разным по качеству и величине шрифтом в поэме Малларме Бросок костей никогда не отменит случая и т.д.). Проза определяется как художественная речь (в отличие от бытовой), так как в ней, по словам того же Зенкина, «в снятом виде присутствует поэтический ритм, проза воспринимается на фоне поэзии; проза это то, что не захотело быть стихами, в отличие от «сырой» прозы бытовой речи, в принципе не ведающей о стихах».
Теория стиха . В кн.: Сборник статей под ред. В. Жирмунского и др. Л., 1968
Эткинд Е. Разговор о стихах . М., 1970
Лотман Ю. Анализ поэтического текста . Л., 1972
Жирмунский В. Анализ поэтического текста . Л., 1975
Шкловский В. О теории прозы . М., 1983
Гаспаров М. Избранные статьи. О стихе, о стихах, о поэтах. М., 1995
Томашевский Б. Теория литературы. Поэтика. М., 1996
Зенкин С. Поэзия и проза. Теория стиха. В кн.: Зенкин С. Введение в литературоведение. Теория литературы . М., 2000
Орлицкий Ю. Стихи и проза в русской литературе . М., 2002
Потебня А. Теоретическая поэтика . М., 2003
Тынянов Ю. Проблема стихотворного языка . М., 2004
Поэзия и проза
Поэзия и проза это два основных типа организации художественной речи, внешне различающиеся в первую очередь строением ритма. Ритм поэтической речи создается отчетливым делением на соизмеримые отрезки, в принципе не совпадающие с синтаксическим членением (см. Стих, Стихосложение).
Прозаическая художественная речь расчленяется на абзацы, периоды, предложения и колоны, присущие и обычной речи, но имеющие определенную упорядоченность; ритм прозы, однако, — сложное и трудноуловимое явление, изученное недостаточно. Первоначально поэзией именовалось искусство слова вообще, поскольку в нем вплоть до Нового времени резко преобладали стихотворные и близкие к ней ритмико-интонационные формы.
Прозой же называли все нехудожественные словесные произведения: философские, научные, публицистические, информационные, ораторские (в России такое словоупотребление господствовало в 18 — начале 19 века).
- Поэзия
- Поэзия в эпоху прозы
- Проза
- Изучение природы художественной прозы
- Формы между поэзией и прозой
Поэзия
Искусство слова в собственном смысле (то есть уже отграниченно от фольклора) возникает вначале как поэзия, в стихотворной форме. Стих является неотъемлемой формой основных жанров античности, Средневековья и даже Возрождения и классицизма — эпические поэмы, трагедии, комедии и разные виды лирики. Стихотворная форма, вплоть до создания собственно художественной прозы в Новое время, была уникальным, незаменимым инструментом превращения слова в искусство. Необычная организация речи, присущая стиху, выявляла, удостоверяла особую значимость и специфическую природу высказывания. Она как бы свидетельствовала, что поэтическое высказывание — не просто сообщение или теоретическое суждение, а некое самобытное словесное «деяние».
Поэзия, по сравнению с прозой, обладает повышенной емкостью всех составляющих ее элементов (см. Лирика ). Сама стихотворная форма поэтической речи, возникшей как обособление от языка действительности, как бы сигнализирует о «выведении» художественного мира из рамок обыденной достоверности, из рамок прозы (в исконном значении слова), хотя, разумеется, обращение к стиху само по себе не является гарантией «художественности».
Стих всесторонне организует звучащую материю речи, придает ей ритмическую закругленность, завершенность, которые в эстетике прошлого нераздельно связывались с совершенством, красотой. В словесности прошлых эпох стих и выступает как такое «заранее установленное ограничение», которое создает возвышенность и красоту слова.
Необходимость стиха на ранних ступенях развития искусства слова диктовалась, в частности, и тем, что оно изначально существовало как звучащее, произносимое, исполнительское. Даже Г.В.Ф.Гегель еще убежден, что все художественные словесные произведения должны произноситься, петься, декламироваться. В прозе, хотя и слышны живые голоса автора и героев, но слышны они «внутренним» слухом читателя.
Осознание и окончательное утверждение прозы как законной формы искусства слова происходит только в 18 — начале 19 века. В эпоху господства прозы причины, породившие поэзию, теряют свое исключительное значение: искусство слова теперь и без стиха способно созидать подлинно художественный мир, а «эстетика завершенности» перестает быть незыблемым каноном для литературы нового времени.
Поэзия в эпоху прозы
Поэзия в эпоху прозы не отмирает (а в России 1910-х даже вновь выдвигается на авансцену); однако она претерпевает глубокие изменения. В ней ослабевают черты завершенности; отходят на второй план особенно строгие строфические конструкции: сонет, рондо, газель, танка, развиваются более свободные формы ритма — дольник, тактовик, акцентный стих, внедряются разговорные интонации. В новейшей поэзии раскрылись новые содержательные качества и возможности стихотворной формы. В Поэзии 20 века у А.А.Блока, В.В.Маяковского, Р.М.Рильке, П.Валери и др. выступило то усложнение художественного смысла, возможность которого всегда была заложена в природе стихотворной речи.
Само движение слов в стихе, их взаимодействие и сопоставление в условиях ритма и рифм, отчетливое выявление звуковой стороны речи, даваемое стихотворной формой, взаимоотношения ритмического и синтаксического строения — все это таит в себе неисчерпаемые смысловые возможности, которых проза, в сущности, лишена.
Многие прекрасные стихи, если их переложить прозой, окажутся почти ничего не значащими, ибо их смысл создается главным образом самим взаимодействием стихотворной формы со словами. Неуловимость — в непосредственном словесном содержании — созданного художником особого поэтического мира, его восприятия и видения, остается общим законом как для древней, так и для современной поэзии: «Хотел бы я долгие годы На родине милой прожить, Любить ее светлые воды И темные воды любить» (Вл. Н. Соколов).
Специфическое, нередко необъяснимое воздействие на читателя поэзией, позволяющее говорить о ее тайне, во многом определяется этой неуловимостью художественного смысла. Поэзия способна так воссоздавать живой поэтический голос и личную интонацию автора, что они «опредмечиваются» в самом построении стиха — в ритмическом движении и его «изгибах», рисунке фразовых ударений, слово-разделов, пауз и пр. Вполне закономерно, что поэзия Нового времени — прежде всего лирическая.
В современной лирике стих осуществляет двоякую задачу. В соответствии со своей извечной ролью он возводит некоторое сообщение о реальном жизненном опыте автора в сферу искусства, то-есть превращает эмпирический факт в факт художественный; и вместе с тем именно стих позволяет воссоздать в лирической интонации непосредственную правду личного переживания, подлинный и неповторимый человеческий голос поэта.
Проза
Вплоть до Нового времени проза развивается на периферии искусства слова, оформляя смешанные, полухудожественные явления письменности (исторические хроники, философские диалоги, мемуары, проповеди, религиозные сочинения и т.п.) или «низкие» жанры (фарсы, мимы и другие виды сатиры).
Проза в собственном смысле, складывающаяся начиная с эпохи Возрождения, принципиально отличается от всех тех предшествующих явлений слова, которые так или иначе выпадают из системы стихотворчества. Современная проза, у истоков которой находится итальянская новелла Возрождения, творчество М.Сервантеса, Д.Дефо, А.Прево, сознательно отграничивается, отталкивается от стиха как полноценная, суверенная форма искусства слова. Существенно, что современная проза — письменное (точнее, печатное) явление, в отличие от ранних форм поэзии и самой прозы, исходивших из устного бытования речи.
При своем зарождении прозаическая речь стремилась, как и стихотворная, к подчеркнутой выделенности из обычной разговорной речи, к стилистической украшенности. И только с утверждением реалистического искусства, тяготеющего к «формам самой жизни», такие свойства прозы, как «естественность», «простота», становятся эстетическими критериями, следовать которым не менее трудно, чем при создании сложнейших форм поэтической речи (Ги де Мопассан, Н.В.Гоголь, А.П.Чехов). Простота прозы, таким образом, не только генетически, но и с точки зрения типологической иерархии не предшествует, как это принято было думать, поэтической сложности, а является позднейшей сознательной реакцией на нее.
Вообще становление и развитие прозы происходит в постоянной соотнесенности с прозой (в частности, в сближении одних и отталкивании других жанров и форм). Так, жизненная достоверность, «обыкновенность» языка и стиля прозы, вплоть до введения просторечий, прозаизмов и диалектизмов, до сих пор воспринимаются как художественно значимые именно на фоне высокого поэтического слова.
Изучение природы художественной прозы
Изучение природы художественной прозы началось лишь в 19 и развернулось в 20 веке. В общих чертах выявлены некоторые существенные принципы, отличающие прозаические слово от поэтического. Слово в прозе имеет—сравнительно с поэтическим — принципиально изобразительный характер; оно в меньшей степени сосредоточивает внимание на себе самом, между тем в ней, особенно лирической, нельзя отвлечься от слов. Слово в прозе непосредственно разворачивает перед нами сюжет (всю последовательность отдельных действий, движений, из которых и создаются характеры и художественный мир романа или рассказа в целом). В прозе слово становится предметом изображения, как «чужое», в принципе не совпадающее с авторским. Для нее характерно единое авторское слово и слово персонажа, однотипное с авторским;
Поэзия монологична. Между тем проза по преимуществу диалогична, она вбирает в себя многообразные, несовместимые друг с другом «голоса»(см.: Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского). В художественной прозе сложное взаимодействие «голосов» автора, рассказчика, персонажей нередко наделяет слово «разнонаправленностью», многозначностью, которая по природе своей отличается от многосмысленности поэтического слова. Проза, как и поэзия, преображает реальные объекты и создает свой художественный мир, но делает это прежде всего путем особого взаимоположения предметов и действий, стремясь к индивидуализированной конкретности обозначаемого смысла.
Формы между поэзией и прозой
Существуют промежуточные формы между поэзией и прозой: стихотворение в прозе — форма, близкая к лирической поэзии по стилистическим, тематическим и композиционным (но не метрическим) признакам; с другой стороны — ритмическая проза, близкая к стиху именно по метрическим признакам. Иногда поэзия и проза взаимопроникают друг в друга (см. Прозопоэзия) или включают в себя куски «инородного» текста—соответственно прозаического или стихотворного, от имени автора или героя. История становления и смены прозаических стилей, ритм прозы, ее специфическая изобразительная природа и высвобождение художественной энергии в результате столкновения различных речевых планов — кардинальные моменты в создании научной теории прозы.
Слово поэзия произошло от греческого poiesis, от poieo, что в переводе означаю — делаю, творю;
Слово проза произошло от латинского prosa (oratio), что в переводе означает — прямая, простая речь.
Лекция 1. Поэзия и проза. Отличие поэта от непоэта
ДЛЯ КОГО ПРЕДНАЗНАЧЕНА ШКОЛА ПОЭТИЧЕСКОГО МАСТЕРСТВА
Сразу хочу пояснить, Школа не готовит поэтов или прозаиков. Это от Б-га. Школа дает базис, и если у вас есть зачатки таланта, то она поможет его развить.
Для кого все это может быть полезным:
Во-первых, для тех, кто хочет стать «квалифицированным читателем». Читателем, который не только оценивает произведения в категориях «нравится – не нравится», но и сможет аргументировано обосновать свою точку зрения.
Во-вторых, Школа предназначена для тех, кто хочет расширить свой кругозор, узнать о лучших образцах поэзии, ибо обучение проходит на примерах как классиков, так и современной литературы.
В-третьих, для тех, кто сам занимается творчеством и хочет подняться еще на одну ступеньку в своем мастерстве, т.к. большая часть лекций посвящена объяснению «как это сделано».
И, в-четвертых, она может быть полезна для «смежных» профессий – журналистов, редакторов, всех тех, кто на постоянной основе занимается написанием и редактированием текстов.
Ни один ступивший на стезю словотворчества не может считаться «мастером» или хотя бы «учеником», если он не умеет выражать свои мысли и чувства.
Данное утверждение подразумевает, по крайней мере, два компонента:
— наличие оных мыслей и чувств;
— умение донести их до желающих с ними ознакомиться.
Можно возразить, что мыслями и чувствами наделен от природы каждый. Однако, большинство из них либо отрывочны, либо остаются в неосознанном состоянии. В повседневной жизни нам не требуется словами описывать наши переживания, но именно этим занимается поэзия и проза.
Но человек творит поэзию и прозу посредством языка, а он не однороден. Существует язык обыденной речи, язык специальных областей знаний (юриспруденции, науки, например) и, в том числе, литературный язык.
В чем же заключается отличие литературного языка от всех прочих?
Язык – это один из способов обмена информацией. И если мысль, которую я хочу донести — конкретная, то ценится, прежде всего, ее адекватное восприятие тем, кому она адресована. Это, скорее всего, будет предполагать минимизацию выразительных средств и «шаблонность».
«Длина Днепра – 2283 километра. Большая его часть судоходна.»
Каждое слово в этой фразе все понимают более или менее одинаково. Длина – это отрезок расстояния, километр – мера длины. Неясность возникает только со второй частью. Что значит большая? 50 или более процентов? И судоходна для каких судов? Но в первом приближении этой информации вполне достаточно.
Но в словах «Длина Днепра – 2283 километра» нет образа. По ним очень трудно представить себе эту водную артерию. Образ возникает там, где есть сравнение, например, с чем-то хорошо знакомым читателю.
И именно здесь проявляется разница между речью обыденной и речью литературной.
Первая — информативна, ее главная задача – передать собеседнику информацию. Длина Днепра и т.д.
Литературная речь построена на сравнениях и метафорах.
Ее главная задача – создать образ или вызвать чувство у слушающего или читающего ее.
«Чуден Днепр при тихой погоде, когда вольно и плавно мчит сквозь леса и горы полные воды свои. Ни зашелохнет; ни прогремит. Глядишь, и не знаешь, идет или не идет его величавая ширина, и чудится, будто весь вылит он из стекла, и будто голубая зеркальная дорога, без меры в ширину, без конца в длину, реет и вьется по зеленому миру. Любо тогда и жаркому солнцу оглядеться с вышины и погрузить лучи в холод стеклянных вод и прибережным лесам ярко отсветиться в водах. Зеленокудрые! они толпятся вместе с полевыми цветами к водам и, наклонившись, глядят в них и не наглядятся, и не налюбуются светлым своим зраком, и усмехаются к нему, и приветствуют его, кивая ветвями. В середину же Днепра они не смеют глянуть: никто, кроме солнца и голубого неба, не глядит в него. Редкая птица долетит до середины Днепра! Пышный! ему нет равной реки в мире.»
Николай Васильевич Гоголь о том же Днепре. («Вечера на хуторе близ Диканьки. Часть вторая. Страшная месть»).
Из его текста вы не узнаете ни длину реки, ни ее судоходность. В нем даже не указано, что речь идет о весеннем разливе. Но он создает образ, детализируя его и отсылая к знакомым каждому читателю понятиям.
***
Слово «литература» происходит от латинского «литера» — буква. И более точным переводом было бы «буквенность» или «словесность».
К ней относятся все словесные произведения в той или иной форме. И учебник по физике, и «Евгений Онегин».
Но нас более всего будет интересовать художественная литература, которая условно делится на поэзию и прозу.
Однако, под «Мертвыми душами» Гоголя стоит подзаголовок «поэма». «Двойник» Достоевского – это, опять же, «Петербургская поэма». С другой стороны, под «Медным всадником» Пушкина стоит подзаголовок – «Петербургская повесть». А «Евгений Онегин» — это роман в стихах.
Обычно, стихами называются произведения, которые обладают определенным строгим ритмом (музыкальностью) и связаны рифмами. Хотя последнее и не обязательно.
Приведем два наглядных примера.
«Пешком, с легким сердцем, выхожу на большую дорогу, / Я здоров и свободен, весь мир предо мною, / Эта длинная бурая тропа ведет меня, куда я хочу.
Отныне я не требую счастья, я сам свое счастье, / Отныне я больше не хнычу, ничего не оставляю на завтра и ни в чем не знаю нужды; / Болезни, попреки, придирки и книги оставлены дома, / Сильный и радостный, я шагаю по большой дороге вперед.
Земля, — разве этого мало? / Мне не нужно, чтобы звезды спустились хоть чуточку ниже, / Я знаю, им и там хорошо, где сейчас, / Я знаю, их довольно для тех, кто и сам из звездных миров…»
А теперь другой отрывок:
«Ледники, мамонты, пустыни. Ночные, черные, чем-то похожие на дома скалы; в скалах – пещеры. И неизвестно, кто трубит ночью на каменной тропинке между скал и, вынюхивая тропинку, раздувает белую снежную пыль: может быть, серохоботный мамонт; может быть, ветер; а может быть, ветер и есть ледяной рев какого-то мамонтейшего мамонта».
Вряд ли с первого взгляда можно отличить поэзию, а первый отрывок взят из стихотворения Уолта Уитмена «Песня большой дороги», от прозы – рассказа Евгения Замятина «Пещера».
Можно даже сказать, что если абстрагироваться от функционала, решаемых задач, то между стихами и прозой, в общем-то, особой разницы нет. И чем дальше, тем больше они будут пересекаться и проникать друг в друга.
***
Первый вывод.
Применительно к нашим задачам – цель изящной словесности заключается в том, чтобы словами нарисовать картину (зрительную или слуховую), посредством которой воздействовать на чувства и вызвать сопереживание.
Мнение о «легкости» художественного творчества существует, во-первых, потому, что записывать слова умеет всякий грамотный человек, а, во-вторых, по традиции.
… И пробуждается поэзия во мне:
Душа стесняется лирическим волненьем,
Трепещет и звучит, и ищет, как во сне,
Излиться наконец свободным проявленьем –
И тут идет ко мне незримый рой гостей,
Знакомцы давние, плоды мечты моей.
…
И мысли в голове волнуются в отваге,
И рифмы легкие навстречу им бегут,
И пальцы просятся к перу, перо к бумаге.
Минута – и стихи свободно потекут.
Если посмотреть на пушкинский черновик этого стихотворения, то мы увидим исчерканный, множество раз правленый текст.
Но и это оказывается еще не все.
Поэт должен начинать работать задолго до того, как что-либо потечет из-под его пера.
Я раньше думал —
книги делаются так:
пришел поэт,
легко разжал уста,
и сразу запел вдохновенный простак –
пожалуйста!
А оказывается —
прежде чем начнет петься,
долго ходит, размозолев от брожения,
и тихо барахтается в тине сердца
глупая вобла воображения.
Поэт должен обдумать и выносить в себе то, что он хочет обрушить на головы своих читателей.
Применительно к поэзии степень этой обдуманности демонстрирует наличие ПРОЗАИЧЕСКОЙ ОСНОВЫ СТИХОТВОРЕНИЯ. В этом случае не мысль следует за подходящей рифмой, а слова подбираются, исходя из желания наиболее полно выразить «наболевшее».
***
Вывод два.
Прежде чем взволновывать других известными чувствами, надо самому волноваться ими. Прежде чем внушать другим какую-либо идею, надо самому ей проникнуться.
Прежде чем давать, надо иметь.
ОТЛИЧИЕ ПОЭТА ОТ НЕПОЭТА
Большую часть своей жизни мы живем в мире обыденного языка, позволяющего вполне адекватно взаимодействовать на бытовом или официальном уровне. Однако, бывают моменты наибольшего напряжения чувств, когда передать ситуацию прозой, повседневными словами, конечно, можно, но это будет либо слишком многословно, либо весьма приблизительно.
Поэзия отображает чувства гораздо точнее, а главное – концентрированнее. Именно поэтому А.С.Пушкин считается создателем великосветского русского языка – он показал, что сложные жизненные переживания можно выражать не только по-французски, но и на великом могучем.
Весьма точно функциональную разницу между прозой и поэзией обозначила Марина Цветаева в своем письме к Р.М. Рильке от 14 июня 1926 года.
«Когда я обнимаю другого, обняв его шею руками, это естественно, когда я рассказываю об этом, это неестественно (для меня самой!). А когда я пишу об этом стихи, это опять естественно. Значит, поступок и стихи меня оправдывают. То, что между, обвиняет меня. Ложь – то, что между – не я. Когда я говорю правду (руки вокруг шеи) – это ложь. Когда я об этом молчу, это правда.»
Перед нами действие выходящее за рамки обыденности – она обнимает любимого человека. И Марина Ивановна пишет, что не может адекватно передать свои чувства прозой. «Когда я рассказываю об этом, это неестественно».
И равноценно этому объятию только поэзия — краткая, образная, метафорическая речь.
Другой яркий пример – описание одной и той же ситуации Поэтом и непоэтом. В конце апреля 1937 года Осип Эмильевич Мандельштам гулял по воронежскому ботаническому саду с Натальей Штемпель. Вот что запомнила Наталья: «Было пустынно, ни одного человека, только в озерах радостное кваканье лягушек, и весеннее небо, и деревья почти без листьев, и чуть зеленеющие бугры».
А вот как это воспринял Мандельштам:
Я к губам подношу эту зелень,
Эту клейкую клятву листов,
Эту клятвопреступную землю –
Мать подснежников, кленов, дубков.
Погляди, как я слепну и крепну,
Подчиняясь смиренным корням,
И не слишком ли великолепно
От гремучего парка глазам?
А квакуши, как шарики ртути,
Голосами сцепляются в шар,
И становятся ветками прутья
И молочною выдумкой — пар.
Для Мандельштама не столь важно перечисление увиденного. Для него главное – передать словами эмоциональный отклик, который вызвала эта картина.
Поэзия и проза
Вы будете перенаправлены на Автор24
Поэзия и проза – это основные типы организации художественной речи.
Отличие поэзии от прозы
Поэзия и проза являются основными типами организации художественной речи, которые внешне различаются в первую очередь строением ритма. Ритм поэтической художественной речи создается четким делением на соизмеримые отрезки, которые не совпадают с синтаксическим членением. Прозаическая речь расчленяется на периоды, абзацы, колоны и предложения, которые присущи и обычной речи, однако имеющие определенную упорядоченность. Однако ритм прозы является сложным, трудноуловимым явлением, и изучение его только начинается.
Поэзией первоначально называлось искусство слова вообще, так как в нем до Нового времени преобладали стихотворения и ритмико-интонационные формы, близкие к ней.
Прозой назывались все нехудожественные произведения:
- Научные;
- Философские;
- Информационные;
- Публицистические;
- Ораторские и т.д.
В отечественной литературе это определение преобладало в 18-начале 19 столетий и было распространено до начала 20 века. В некоторых случаях оно встречается и сейчас.
История развития поэзии
Поэзия как искусство слова в собственном смысле, то есть отграниченное от фольклора, вначале возникает в стихотворной форме. Стих был неотъемлемой формой основных жанров литературы античности, средневековья, Ренессанса и классицизма – трагедии, комедии, эпические поэмы. Вплоть до Нового времени – до момента возникновения художественной прозы была незаменимым, уникальным инструментом превращения слова в искусство. Присущая стиху необычная форма организации речи выявляла, утверждала, удостоверяла особую значимость, а также специфическую природу высказывания. Она словно свидетельствовала о том, чо это высказывание является не просто сообщением или теоретическим суждением, а неким самобытным словесным деянием. Гегель, изучая причины возникновения поэзии на примере надписи-двустишия, которое извещало о павших при Фермопилах греках, заметил, что это двустишие само стремиться проявиться как действие, а не является просто сообщением о каком-то действии, лежащем вне его. То есть двустишие не информирует о случившемся факте, а создает поэтический, художественный факт, шире – поэтический мир, где, к примеру, могут говорить даже мертвые:
Готовые работы на аналогичную тему
«Странник, во Спарту пришедши, о нас возвести ты народу,
Что исполняя закон, здесь мы костьми полегли».
А стихотворная форма сразу сообщает о выведении художественного мира за рамки обыденной достоверности, за границы прозы в его исконном значении. Однако обращение к стиху не является само по себе гарантией художественности.
Необходимость стиха на начальных стадиях развития искусства слова была продиктована и тем что изначально оно существовало как исполнительское, звучащее, произносимое. Еще даже Гегель был твердо убежден, что все словесно-художественные произведения должны петься, произноситься, декламироваться. Это невозможно применить к современному роману, который существует и как книга, читаемая «про себя». Хоть в прозе и слышимы голоса героев и автора, слышимы они внутренним слухом читателя. Поэзия же, стих, с одной стороны себя выявляет только в устном бытии, с другой – лишь стих может всесторонне организовать звучащую материю речи, придать ей законченность, ритмическую завершенность, которые эстетка прошлого нераздельно связывала с красотой и совершенством.
В художественной словесности прошлых эпох стих играет роль и «заранее установленного ограничения», которая создает красоту слова и возвышенность.
Становление художественной прозы начинается в 18-начале 19 века. В эпоху преобладания прозы те причины, которые породили поэзию, теряют свое значение. Теперь искусство слова и без стиха может создавать по-настоящему художественный мир, а эстетика завершенности литературе нового времени, в сущности, чужда.
Однако поэзия в эпоху прозы не отмирает, но претерпевает достаточно глубокие изменения. Черты завершенности в ней резко ослабевают, а строгие строфические конструкции, такие как рондо, сонет, танка, газель, отходят на второй план. Происходит развитие более свободной формы ритма – тактовик, дольник, акцентный стих, постепенно в стих внедряются и разговорные интонации.
История развития прозы
Проза вплоть до Нового времени развивается на обочине искусства слова, оформляет полухудожественные, смешанные явления письменности (диалоги, исторические хроники, проповеди, мемуары, религиозные сочинения и т.д.) или так называемые «низкие» жанры (мимы, фарсы и другие виды сатиры).
Проза в собственном смысле, формирующаяся начиная с эпохи Возрождения, имеет принципиальные отличия от всех предшествующих явлений слова, которые тем или иным образом выпадают из системы стихотворчества. У истоков современной прозы стоит итальянская новелла Ренессанса, творчество Д. Дефо, М. Сервантеса. Современная проза отталкивается от стиха как суверенная, полноценная форма искусства слова.
Важно, что современная проза – явление письменное, между тем как ранние формы прозы исходили из устной речи и претендовали на звучащее исполнение, и это ставило их в один ряд с поэзией.
Изучение природы художественной прозы началось только в 19 веке и продолжилось в 20 в. Здесь еще очень многое проблематично. Например, понятие ритма прозы, которое несомненно, имеет более высокую степень организованности, нежели ритм речи нехудожественной. В исследованиях последних десятилетий обнаружено, что проза, не имея устойчивую количественную характеристику, обладает качественной определенностью. Ритм прозы, ускоряясь или замедляясь в зависимости от движения повествования, все-таки выдерживается в едином ключе.
В прозе слово имеет принципиально изобразительный характер, оно на себе самом сосредотачивает внимание на себе самом. В поэзии же, в лирической особенно, отвлечься от слов нельзя.
Проза преображает реальные объекты, как и поэзия, и создает свой художественный мир, однако делает это в первую очередь путем особого положения действий и предметов.
В прозе предметом изображения становится само слово, которое в принципе не совпадает с авторским, является «чужим».
Существуют и промежуточные формы между прозой и поэзией. Такой формой является стихотворение в прозе (у И. С. Тургенева, Ш. Бодлера). Оно по стилистическим, композиционным, тематическим признакам близко к поэзии, однако не является близким по метрическим признакам. Свободный стих, ритмическая проза к стиху близки именно по метрическим признакам.
Литературный энциклопедический словарь
ПОЭЗИЯ И ПРОЗА
ПОЭЗИЯ И ПРОЗА
ПОЭ́ЗИЯ И ПРО́ЗА (поэзия: греч. póiēsis, от poiéō делаю, творю; проза: лат. prosa, от prorsa прямая, простая, от proversa обращенная вперед, ср. лат. versus стих, букв. повернутый назад), два основных типа организации художественной речи, внешне различающиеся в первую очередь строением ритма. Ритм поэтической речи создается отчетливым делением на соизмеримые отрезки, в принципе не совпадающие с синтаксическим членением (см. Стих, Стихосложение). Прозаическая художественная речь расчленяется на абзацы, периоды, предложения и колоны, присущие и обычной речи (см., напр., Разговорная речь), но имеющие определённую упорядоченность; ритм прозы, однако, сложное и трудноуловимое явление, изученное далеко не достаточно.
Первоначально поэзией именовалось искусство слова вообще, поскольку в нем вплоть до нового времени резко преобладали стихотворные и близкие к ней ритмико-интонационные формы. Прозой же называли все нехудожественные словесные произведения: философские, научные, публицистические, информационные, ораторские и т. п. (в России такое словоупотребление господствовало в XVIII начале XIX вв.).
Поэзия (П.). Искусство слова в собственном смысле (т. е. уже отграниченно от фольклора) возникает вначале как П., в стихотворной форме (см. Поэтический язык). Стих является неотъемлемой формой основных жанров античности, средневековья и даже Возрождения и классицизма эпические поэмы, трагедии, комедии и разные виды лирики. Стихотворная форма, вплоть до создания собственно художественной прозы в новое время, была уникальным, незаменимым инструментом превращения слова в искусство. Необычная организация речи, присущая стиху, выявляла, удостоверяла особую значимость и специфическую природу высказывания. Она как бы свидетельствовала, что поэтическое высказывание не просто сообщение или теоретическое суждение, а некое самобытное словесное «деяние». П., по сравнению с прозой, обладает повышенной емкостью всех составляющих ее элементов (см. Лирика). Сама стихотворная форма поэтической речи, возникшей как обособление от языка действительности, как бы сигнализирует о «выведении» художественного мира из рамок обыденной достоверности, из рамок прозы (в исконном значении слова), хотя, разумеется, обращение к стиху само по себе не является гарантией «художественности». Стих всесторонне организует звучащую материю речи, придает ей ритмическую закругленность, завершенность, которые в эстетике прошлого нераздельно связывались с совершенством, красотой. « Древний мир , писал К. Маркс, возвышеннее современного во всем том, в чем стремятся найти законченный образ, форму и заранее установленное ограничение» (Маркс К. и Энгельс Ф., Об искусстве, т. 1, 1976, с. 166). В словесности прошлых эпох стих и выступает как такое «заранее установленное ограничение», которое создает возвышенность и красоту слова.
Необходимость стиха на ранних ступенях развития искусства слова диктовалась, в частности, и тем, что оно изначально существовало как звучащее, произносимое, исполнительское. Даже Г. Гегель еще убежден, что все художественные словесные произведения должны произноситься, петься, декламироваться. В прозе, хотя и слышимы живые голоса автора и героев, но слышимы они «внутренним» слухом читателя. Осознание и окончательное утверждение прозы как законной формы искусства слова происходит только в XVIII начале XIX вв. В эпоху господства прозы причины, породившие П., теряют свое исключительное значение: искусство слова теперь и без стиха способно созидать подлинно художественный мир, а «эстетика завершенности» перестает быть незыблемым каноном для литературы нового времени. Художественная проза обнаружила способность создавать красоту слова, не уступающую красоте слова в П.
П. в эпоху прозы не отмирает (а временами, напр. в России 10‑х гг. XX в., даже вновь выдвигается на авансцену); однако она претерпевает глубокие изменения. В ней ослабевают черты завершенности; отходят на второй план особенно строгие строфические конструкции: сонет, рондо, газель, танка и т. п., развиваются более свободные формы ритма дольник, тактовик, акцентный стих и т. п., в стих внедряются разговорные интонации.
В новейшей П. раскрылись новые содержательные качества и возможности стихотворной формы. В П. XX в. у А. А. Блока, В. В. Маяковского, Р. М. Рильке, П. Валери и др. со всей ясностью выступило то громадное усложнение художественного смысла, возможность которого всегда была заложена в природе стихотворной речи.
Само движение слов в стихе, их взаимодействие и сопоставление в условиях ритма и рифм, отчетливое выявление звуковой стороны речи, даваемое стихотворной формой, взаимоотношения ритмического и синтаксического строения и т. п. все это таит в себе неисчерпаемые смысловые возможности, которых проза, в сущности, лишена (ср., напр., Интонация поэтическая). Многие прекрасные стихи, если их переложить прозой, окажутся почти ничего не значащими, ибо их смысл создается главным образом самим взаимодействием стихотворной формы со словами. Неуловимость в непосредственном словесном содержании созданного художником особого поэтического мира, его восприятия и ви́дения, остается общим законом как для древней:
Прыгнула в воду лягушка,
так и для современной П.: «Хотел бы я долгие годы / На родине милой прожить, / Любить ее светлые воды / И темные воды любить» (Вл. Н. Соколов). Специфическое, нередко необъяснимое воздействие на читателя П., позволяющее говорить о ее тайне, во многом определяется этой неуловимостью художественного смысла. П. способна так воссоздавать живой поэтический голос и личную интонацию автора, что они «опредмечиваются» в самом построении стиха в ритмическом движении и его «изгибах», рисунке фразовых ударений, словоразделов, пауз и пр. Вполне закономерно, что П. нового времени прежде всего лирическая П.
В современной лирике стих осуществляет двоякую задачу. В соответствии со своей извечной ролью он возводит некоторое сообщение о реальном жизненном опыте автора в сферу искусства, т. е. превращает эмпирический факт в факт художественный; и вместе с тем именно стих позволяет воссоздать в лирической интонации непосредственную правду личного переживания, подлинный и неповторимый человеческий голос поэта (см. Лирический герой).
Проза (П.) Вплоть до нового времени П. развивается на периферии искусства слова, оформляя смешанные, полухудожественные явления письменности (исторические хроники, философские диалоги, мемуары, проповеди, религиозные сочинения и т. п.) или «низкие» жанры (фарсы, мимы и другие виды сатиры). П. в собственном смысле, складывающаяся начиная с эпохи Возрождения (см. Жанр), принципиально отличается от всех тех предшествующих явлений слова, которые так или иначе выпадают из системы стихотворчества. Современная П., у истоков которой находится итальянская новелла Возрождения, творчество М. Сервантеса, Д. Дефо, А. Прево, сознательно отграничивается, отталкивается от стиха как полноценная, суверенная форма искусства слова. Существенно, что современная П. письменное (точнее, печатное) явление, в отличие от ранних форм поэзии и самой П., исходивших из устного бытования речи.
При своем зарождении прозаическая речь стремилась, как и стихотворная, к подчеркнутой выделенности из обычной разговорной речи, к стилистической украшенности (ср., напр., древнерусскую литературу). И только с утверждением реалистического искусства, тяготеющего к «формам самой жизни», такие свойства П., как «естественность», «простота», становятся эстетическими критериями, следовать которым не менее трудно, чем при создании сложнейших форм поэтической речи (Ги де Мопассан, Н. В. Гоголь, А. П. Чехов). Простота П., т. о., не только генетически, но и с точки зрения типологической иерархии не предшествует, как это принято было думать, поэтической сложности, а является позднейшей сознательной реакцией на нее. Вообще становление и развитие П. происходит в постоянной соотнесенности с поэзией (в частности, сближении одних и отталкивании других жанров и форм). Так, жизненная достоверность, «обыкновенность» языка и стиля П., вплоть до введения просторечий, прозаизмов и диалектизмов, до сих пор воспринимаются как художественно значимые именно на фоне высокого поэтического слова (см. Язык художественной литературы).
Изучение природы художественной П. началось лишь в XIX в. и развернулось в XX в. В общих чертах выявлены некоторые существенные принципы, отличающие прозаическое слово от поэтического. Слово в П. имеет сравнительно с поэтическим принципиально изобразительный характер; оно в меньшей степени сосредоточивает внимание на себе самом, между тем в поэзии, особенно лирической, нельзя отвлечься от слов. Говоря точнее, слово в П. непосредственно разворачивает перед нами сюжет (всю последовательность отдельных действий, движений, из которых и создаются характеры и художественный мир романа или рассказа в целом). Не менее важно, что в П. слово становится предметом изображения, как «чужое», в принципе не совпадающее с авторским. Для поэзии характерно единое авторское слово и слово персонажа, однотипное с авторским; поэзия монологична. Между тем П. по преимуществу диалогична, она вбирает в себя многообразные, несовместимые друг с другом «голоса» (об этом в кн.: Бахтин М. М., Проблемы поэтики Достоевского, М., 1972, с. 30950). В художественной П. сложное взаимодействие «голосов» автора, рассказчика, персонажей нередко наделяет слово «разнонаправленностью», многозначностью, которая по природе своей отличается от многосмысленности поэтического слова. П., как и поэзия, преображает реальные объекты и создает свой художественный мир, но делает это прежде всего путем особого взаимоположения предметов и действий, стремясь к индивидуализированной конкретности обозначаемого смысла.
Существуют промежуточные формы между поэзией и прозой: стихотворение в прозе форма, близкая к лирической поэзии по стилистическим, тематическим и композиционным (но не метрическим) признакам; с другой стороны ритмическая проза, близкая к стиху именно по метрическим признакам (ср. также Свободный стих). Иногда поэзия и П. взаимопроникают друг в друга (см. Лирическая проза) или включают в себя куски «инородного» текста соответственно прозаического или стихотворного, от имени автора или героя.
История становления и смены прозаических стилей, ритм П., ее специфическая изобразительная природа и высвобождение художественной энергии в результате столкновения различных речевых планов кардинальные моменты в создании научной теории П.
Белинский В. Г., Разделение поэзии на роды и виды, Полн. собр. соч. в 13 тт., т. 5, М., 1954;
Потебня А. А., Поэзия. Проза. Сгущение мысли; Из записок по теории словесности (фрагменты), в его сб.: Эстетика и поэтика, М., 1976;
Тынянов Ю. Н., Проблема стихотворного языка, 2 изд., М., 1965;
Виноградов В. В., О худож. прозе, М.-Л., 1930;
его же, О языке художественной литературы, М., 1959;
Шкловский В., О теории прозы, М., 1929;
его же, Художественная проза, М., 1961;
Тимофеев Л. И., Основы теории литературы, 4 изд., М., 1971, с. 182343;
Кожинов В. В., О природе художественной речи в прозе, в его кн.: Происхождение романа, М., 1963;
Роднянская И. Б., Слово и «музыка» в лирическом произведении, в сб.: Слово и образ, М., 1964;
Лотман Ю. М., Поэзия и проза; Природа поэзии, в его кн.: Анализ поэтического текста, Л., 1972;
Бахтин М. М., Слово в романе, в его кн.: Вопросы литературы и эстетики, М., 1975.
Поэзия и проза
Есть внешнее, формальное различие между поэзией и прозой, и есть между ними различие внутреннее, по существу. Первое состоит в том, что прозе противополагаются стихи; последнее — в том, что прозе, как мышлению и изложению рассудочному, противополагается поэзия, как мышление и изложение образное, рассчитанное не столько на ум и логику, сколько на чувство и воображение. Отсюда понятно, что не всякие стихи — поэзия и не всякая прозаическая форма речи — проза внутренняя. Когда-то в стихах излагались даже грамматические правила (напр., латинские исключения) или арифметические действия. С другой стороны, мы знаем «стихотворения в прозе» и вообще такие произведения, написанные прозой, которые являются чистейшей поэзией: достаточно назвать имена Гоголя, Тургенева, Толстого, Чехова. Если иметь в виду только что упомянутое внешнее различие, то интересно будет указать, что слово проза происходит от латинского prorsa, которое в свою очередь представляет собою сокращенное proversa: oratio (речь) proversa обозначало у римлян речь сплошную, заполняющую всю страницу и свободно устремляющуюся вперед, тогда как стих занимает на страницах лишь часть каждой
строки и, кроме того, в кругообороте своего ритма постоянно возвращается вспять, обратно (по латыни — versus). Надо, впрочем, заметить, что о свободе прозаической речи можно говорить лишь условно: на самом деле проза тоже имеет свои законы и требования. Пусть в отличие от поэзии (в смысле стихов) художественная проза не знает рифмы и ритмической размеренности стоп, — все-таки и она должна быть музыкальна, и она должна угождать тому, что Ницше называл «совестью уха». Недаром тот же Ницше советовал над двумя строками прозы работать как над статуей; ваятелю уподоблял он писателя. Да, ваятелем и музыкантом должен быть творец художественной прозы: она в лучших образцах своих пластична, выпукла, скульптурна, и она же пленяет стройностью своего звучания; прозаик, если только он — поэт, слышит слово как проявление мирового ритма, как ноту «музыки божией» (по выражению Полонского). Когда проза слепо подражает стихам и становится тем, что непочтительно, но верно характеризуют как «рубленную прозу», то это эстетически нестерпимо, и этим она как бы наряжает себя в павлиньи перья; но какая-то особая гармоничность и симметричность, особая последовательность слов, несомненно, прозе свойственна, и тонкий слух это чувствует. Поэт прозы воспринимает слова, как особи, и он ощущает нервное и трепетное, горячее и гибкое тело слов; оттого и фраза у него имеет свою физиономию, свой рисунок и свою живую душу. Переходя к более важному — внутреннему отличию прозы от поэзии, обратим внимание на то, что проза служит науке и практике, тогда как поэзия удовлетворяет нашей эстетической потребности. Вот школьный пример, уясняющий эту разницу: описание Днепра в учебнике географии и описание Днепра у Гоголя («Чуден Днепр». ). Прозе нужны отвлеченности, схемы, формулы, и она движется по руслу логики; напротив, поэзия требует картинности, и в живые краски претворяет она содержание мира, и слова для нее — носители не понятий, а образов. Проза рассуждает, поэзия рисует. Проза суха, поэзия взволнована и волнует. Проза анализирует, поэзия синтезирует, т.-е. первая разнимает явление на его составные элементы, между тем, как вторая берет явление в его целостности и единстве. В связи с этим поэзия олицетворяет, одухотворяет, животворит; проза же, трезвая проза, родственна мировоззрению механистическому. Только поэт, Тютчев именно, мог почувствовать и сказать: «Не то, что мните вы, природа; не слепок, не бездушный лик: в ней есть душа, в ней есть свобода, в ней есть любовь, в ней есть язык». Прозаики — вот те, к кому обращается Тютчев, те, кто мнит, что природа бездушный механизм. И не только к Гете, но и ко всякому поэту можно отнести эти яркие и выразительные стихи Баратынского: «С природой одною он жизнью дышал, ручья разумел лепетанье, и говор древесных листов понимал, и чувствовал трав прозябанье; была ему звездная книга ясна, и с ним говорила морская волна». В высшей степени характерно для поэзии такое восприятие мира, как некоего живого существа, и соответственный способ изображения последнего. Вообще, очень важно усвоить себе, что поэзия это больше, чем стиль: это — миросозерцание; то же самое надо сказать и о прозе. Если поэзия делится — приблизительно и обще — на эпос, лирику и драму, то в прозе современные учебники теории словесности различают такие роды и виды: повествование (летопись, история, воспоминания, география, характеристика, некролог), описание (путешествие, например), рассуждение (литературная критика, например), ораторская речь; само собою разумеется, что эта классификация не может быть строго выдержана, не исчерпывает предмета, и перечисленные роды и виды разнообразно переплетаются между собою. В одном и том же произведении могут встречаться элементы как поэзии, так и прозы; и если проникновение в прозу поэзии, внутренней поэзии, всегда желанно, то противоположный случай действует на нас охлаждающе и вызывает в читателе эстетическую обиду и досаду; мы тогда уличаем автора в прозаизме. Конечно, если автор сознательно и намеренно в поэтическом творении отступает в область прозы, то это — другое дело, и здесь нет художественной ошибки: философские рассуждения или исторические экскурсы «Войны и мира» Толстого не могут быть поставлены великому писателю в эстетическую вину. А чисто-литературный факт взаимопроникновения прозы и поэзии свои более глубокие корни имеет в том, объясняется тем, что невозможно самую действительность делить на прозу и поэзию. Одно из двух: либо все на свете — проза, либо все на свете — поэзия. И лучшие художники принимают последнее. Для них — где жизнь, там и поэзия. Такие писатели-реалисты умеют в самом грубом и повседневном, в песках и пустынях житейской прозы, находить золотые блестки поэзии. Они прозу преображают, и она начинает светиться у них внутренним светом красоты. Известно, как Пушкин умел своим прикосновением, какой-то алхимией таланта, все превращать в золото поэзии. Не есть ли поэзия — оправдание прозы? Об этом не лишне задуматься, когда теория словесности предлагает свое различение между прозой и поэзией.
Поэзия и проза с точки зрения чисто ритмической не имеют принципиальных различий; ритм осуществляется в обоих случаях равновеликостью временных интервалов, на которые делится речь, как в стихе, так и прозе. Различие наблюдается в строении самых интервалов стиха; если любой правильный и точно ограниченный, в соответствии с общей ритмической тенденцией поэмы, ритмический интервал является интервалом именно метрическим, то надобно сказать, что разница между поэзией и прозой наблюдается именно в метре, а не ритме. Проза не имеет точного метра, ее изохронизм очень приблизителен и скорее относится к ритму, субъективному, чем к объективному явлению. Стих метричнее, чем проза, проза метричнее ораторской речи, ораторская речь метричнее разговорной, но в конце концов они идут от одного источника и Спенсер,разумеется был прав, говоря, что ритм есть эмоциональная идеализация обычной речи. Обследование словоразделов (см.) прозы и стиха (см. Ритм) показывает, что проза пользуется значительно большим количеством слоров, нежели стих, избирая приэтом в качестве довольно употребительных именно те, которых избегает стих, т.-е. слоры с очень большим количеством неударных между двумя ударными. Стих двудольный почти исключительно употребляет слоры с тремя неударными между ударениями и значительно реже с пятью,
и хориямбический слор употребляется двудольником почти исключительно в случае ударения на анакрусе со специальным типом, а именно со слором немедля после первого ударения, тогда как проза употребляет слоры всех мыслимых типов, и в особенности именно хориямбические, или с четырьмя слогами между ударениями (примерно то же дает трибрахоидная пауза в паузном трехдольнике).
То-есть метрических слоров проза употребляет почти в два раза меньше, тогда как хориямбический в 30 с лишним раз больше. Чем вольнее метрическая основа стиха, как, например, в паузном трехдольнике («Песни западных славян», «Песня о купце Калашникове» и проч.), тем ближе такой стих к прозе, в случае же отсутствия рифмы такой вольно ритмизованный стих отличается от прозы иной раз всего лишь зарифменной паузой и слабо намеченной диподией. Но это крайний случай, вообще же, чем дальше отходит стих от метрической основы, тем сильней и резче обозначается в нем ритм, главным образом, диподический. Напр., у Асеева, в стихе, составленном из макросов (односложная стопа), находим:
Под копыта казака
Грянь, брань, гинь, вран,
Киньтесь, брови, на закат,
Ян, Ян, Ян, Ян.
Опущение в четных строках неударных слогов создает впечатление значительно более интенсивного ритма. Граница, где стиховое единство начинает разрушаться, т.-е., где метр начинает вовсе исчезать, нелегко уследима, однако это очень часто в белом стихе, особенно там, где часты переступы, — смысловой переброс фразы на другую строку (так назыв. enjambement), Веррье указывает, что если бы выпрямить переступы и уничтожить типографическое единство в первых сценах «Гамлета» или в начале «Потерянного Рая» Мильтона, то получилось бы нечто вроде свободного стиха У. Уитмэна. Кроме этих специально ритмических особенностей, в прозе отсутствует ритмическое объединение временных единиц (стоп), т.-е. нет ни диподии, ни колона. Объединения единиц прозы (слов) производится по смысловому признаку, избегая лишь неприятного повторения тех же выражений и сопоставления нескольких схожих грамматических единиц подряд (несколько существительных в одном и том же падеже и проч.). Язык поэзии всегда более архаичен, чем язык прозы, но старинные стихи читаются легче именно поэтому, т. к. в то время, как язык прозы со времени Жуковского уже совершенно изменился, язык стиха испытал сравнительно небольшие изменения. Прозу у Ломоносова почти трудно понимать, его стихи только отзывают стариной. Проза связана еще и сюжетом, т.-е., роман, рассказ, повесть объединяются в себе самих связным рассказом о происшествии или ряде происшествий, так или иначе объединенных общим смыслом. Стих, вообще говоря, избегает сюжета, и чем дальше стоит от него, тем яснее выражен его метр. Стих играет постоянно гомофонией, таковая в прозе имеет чрезвычайно ограниченное применение, и в случае, так сказать, внутренней необходимости в игре звуками многие прозаики предпочитают цитировать стихотворение или привести специально-сочиненное для этого случая. Интрига, т.-е. развитие действия, построенное так, чтобы читателю только в известной постепенности раскрывался истинный смысл описываемого, чтобы каждая следующая страница обещала что-то новое и будто бы окончательное, отсутствует почти нацело в стихе; даже в поэмах и стихотворных романах, как «Евгений Онегин», интриги нет; баллада иногда пользуется анекдотическим сопоставлением крайностей, но там идея сюжета так сжата и схематизована, что сюжет зачастую сводится просто к красному словцу. Стих вообще пользуется эмоциями, как материалом для своего содержания, в то время как проза берет эмоции, скорее, как форму изложения. Мысль стиха или эмоциональна, или философически-абстрактна, в то время как проза имеет дело с опытом и так называемой житейской мудростью окружающего. Стих даже в самых импрессионистических вещах сводится к утверждению типа «эс есть пэ», проза же диалектическим рядом происшествий развертывает рассуждение, которое обычно заканчивается, констатированием происшествия или постановкой вопроса. Идея трагизма, рока в высшей степени свойственна прозе, тогда как стих более идилличен и мечтателен. Стиху ближе патетика отдельного, тогда как прозе — трагедия коллектива. Это все сказывается и на формальных сторонах дела. Стих с большим старанием обнаруживает свое собственное отдельное наполнение (более явственные фонемы), крепко выделенный ритм захватывает читателя и заставляет его верить эмоциям и деталям настроений, которые нередко с точки зрения практического опыта почти неосуществимы или ложны, так как стих любит предаваться абсолютным чувствованиям типа «любовь навек» и т. п., стих всячески орнаментирует свое наполнение; проза оставляет все это в стороне и удовлетворяется, приблизительной и неопределенной ритмизацией, — как неопределенна судьба одного в судьбе массы. Есть, конечно, переходные формы, такая, так сказать, полупоэзия: «стихотворения в прозе» (редкая и трудная форма), прибаутки, сказки, прибакулочки и пр.; такие, разумеется, могут склоняться или больше к прозе, или больше к поэзии, смотря по настроению автора.
