Обаяние поэзии более чем прозы

Почему люди любят больше стихи, чем прозу? Топ 7 причин

Почему люди любят больше стихи, чем прозу? Топ 7 причин

Провела недавно опрос на тему: “что больше нравится — стихи или проза”. Интересно, что поэзия привлекает людей больше. Мне стало интересно — почему?

Я заметила, что на мои стихи больше реагируют. Хотя, признаюсь честно, не считаю их совершенными. И да, не боюсь самокритики, ибо признавать свою гениальность – шаг в пропасть тщеславия.

Но при этом я считаю себя больше прозаиком, чем поэтом. Но рейтинг гласит, что мои стихи лайкают чаще.

Стихи или проза?

Если смотреть статистику литературных гигантов стихи.ру и проза.ру, то

• на первом посещаемость в сутки – около 250 тысяч человек,
• а на втором – около 150 тыс.

И все же: почему поэзия больше популярна, чем проза?

Я нашла несколько причин.

1. Стихи – это красота речи.

Поэтичные фразы, красивые и порой неожиданные ассоциации.

Даже плохо складываемые стихи, нерифмованные, но обладающие своей «музыкой», часто звучат потрясающе.

2. Стихи – это всегда чувства, эмоции, мысли.

3. Стихи – это маленькая уютная история. На неё не надо тратить много времени. Читается легко и быстро, и при этом обладает глубоким смыслом.

4. Удивительные образы. В стихах получаются красивые и необычные образы, символы.

5. Стихи почти всегда пишутся по вдохновению «на реальных событиях». Тот, кто пишет поэзию, знает, что в нее автор вкладывает что-то личное, ибо без своего отношения к происходящему написать красивый стих сложно.

6. Добавляет в чувства изюминку. Проза нам надоедает – прозой мы говорим ежеминутно. Стих разбавляет речь, добавляет эмоций и жизни.

7. Стихи вдохновляют. Поэзия всегда вдохновляет и несёт особое настроение.

Не имею права обижать прозу. Вот почему я её люблю:

– Проза не имеет ограничений, как поэзия в рифме и размере, но тоже должна иметь свою интонацию. То есть проза позволяет «разгуляться».

– Проза тоже может быть поэтичной. Такой приём описания и писательский слог выбран мной в романе «Обручённые Венецией».

– Проза имеет больше жанров и направлений. Нон-фикшн в стихах не напишешь. Ну или нужно иметь эксклюзивный склад ума, как автору, так и читателю.

– Проза более свободная и ёмкая. Она может иметь меняющуюся интонацию, красиво отражать диалоги и описания.

– Проза ближе к нашей жизни, ведь наши мысли чаще всего лишены поэтичности – они прозаичны. Хотя это же и надоедает.

– Проза способна отразить всё.

– Написать книгу в прозе легче, поскольку не нужны рифмы.

Стихи или проза – что любите вы и почему?

Похожие записи

Рождаются ли люди злыми? стихи о жизни

“Я твоя” | Стихи о любви

Простите нас! | бабушкам и дедушкам посвящается | стихи о жизни

1 комментарий . Оставить новый

Вторая хорошая новость, которой я радостно с вами делюсь, заключается в том, что стихи действительно помогают. То есть искусство имеет отчасти божественное происхождение или, во всяком случае, оно находится в гармонии с миром. Дело даже не в том, что мне очень многое там представлялось арт-терапией, которой я подвергался. Например, я видел совершенно новую форму спектакля: сцена, которая вся заставлена резными деревянными щитами (то есть мы не видим происходящего), за ними происходят диалоги и голоса, и по этим голосам и диалогам мы должны догадаться о происходящем. Как, собственно, мы и догадываемся о боге, потому что лично нам он не показывается. Но главное, что помогают сами по себе стихи, поэтические тексты. Я со слезами, которых совершенно не стыдился (потому что после наркоза плакать естественно, и мне многие об этом опыте рассказывали), повторял про себя наизусть почти всего Лосева, почти всего Блока, многие песни Щербакова, которые оказались настолько божественны, насколько казались мне в молодости. То есть это все действительно имеет отношение к каким-то легким, воздушным структурам ненавязчивых иерархий, волшебных, прекрасных танцев, танцев воображения. Это доказывало мне, что в мире широко развит этот духовный шоколад, и совершенно необязательно все время гнаться в духовную грязь и в духовную мглу, в духовный навоз, в котором многие люди почему-то погрязают с таким аппетитом. Причин, истоков этого аппетита я тоже не могу понять. Неужели это только то, как у Достоевского: «мой произвол, моя воля»? Действительно, «миру погибнуть, а мне чтобы всегда чай пить». Только этим апофеозом своеволия могу я объяснить, действительно, гипертрофированную тягу некоторых людей ко злу. В принципе же мир полон блаженств, и блаженств сравнительно легко достижимых. Естественно быть счастливым, естественно наслаждаться пейзажем или борьбой с природой или путешествием, то есть, иными словами, мы живем не в конкретном времени. Мы живем в бесконечно разнообразном и пестром божественном мире. И поэтому игнорирование искусства, глухота к нему – это просто черная неблагодарность. То, что поэзия вытягивает из тяжелых состояний, вытягивает из них физиологически, что можно по стихам, как по нитке, выкарабкаться из бездны, – я в этом убедился. Те два дня, что я приходил в себя (довольно медленно и мучительно), я все время повторял стихи. Оказалось, что я их помню очень хорошо. Это одно из преимуществ хорошей памяти – память, товарищи, надо иметь хорошую.

Добавить комментарий Отменить ответ

Подпишись и будь в курсе новостей автора

Товары

• Метаморфозы сердца. Любовь в прошедшем времени
• Обрученные Венецией. Читать электронную книгу
• Я родился в мире этом. 70.00 грн.
• Роман “Обрученные Венецией” 200.00 грн.

Свежие комментарии

• Татьяна Золотаренко к записи “Чего ждут души?” рассказ-притча о Радонице
• Лилия к записи “Чего ждут души?” рассказ-притча о Радонице
• Андрей к записи Я верю в лучшее… стихи о вере
• Алла к записи Я верю в лучшее… стихи о вере
• Ольга к записи Cпасибо, Господи

Рубрики

Рубрики

• Авторская (215)
  • Мысли вслух| Дневник философа (51)
  • Поэзия (95)
  • Проза (25)
    • Рассказы (22)
  • ФОТОСНИМКИ (1)
  • Цитаты (2)
  • Я пишу | Рубрика о писательстве (21)
• Без all inclusive. Все исключено. (1)
• Книги автора (78)
  • “Обрученные Венецией” (39)
    • О книге “Обрученные Венецией” (11)
    • Цитаты из книги “Обрученные Венецией” (27)
      • Serenissima. Прекрасная Венеция| цитаты (2)
      • О главных героях романа| цитаты (4)
      • О духовности и вере| цитаты (2)
      • О любви и отношениях| цитаты (5)
      • О мужчине и женщине|Цитаты (7)
      • О политике и войнах (2)
      • О чувствах и нравственности в обществе (4)
  • держись за небо (5)
  • Любовь, деньги и глазунья (5)
  • Метаморфозы сердца (2)
  • Соблазнить верную (8)
  • Я родился в мире этом (10)
• Метаморфозы сердца (3)
• Мотивация и тайм-менеджмент (1)
• Новости (6)
• Поговорим по душам (2)
• Православие (6)
• Читайте скоро… (2)
• Эссе, статьи, очерки (87)
  • душа и тело (7)
  • Интересные книги (3)
  • Отношения (12)
  • Свет души (28)
  • Фильмы о любви (16)
  • Человек в обществе (10)
• Я родился в мире этом (1)

Метки

© Copyright Татьяна Золотаренко. Все права защищены.

Обаяние поэзии более чем прозы

Талант есть чудо неслучайное [книга статей]

Евгений Евтушенко, известный советский поэт, впервые издает сборник своей

критической прозы. Последние годы Евг. Евтушенко, сохраняя присущую его таланту

поэтическую активность, все чаще выступает в печати и как критик. В критической

прозе поэта проявился его общественный темперамент, она порой открыто публици-

стична и в то же время образна, эмоциональна и поэтична.

Евг. Евтушенко прежде всего поэт, поэтому, вполне естественно, большинство его

статей посвящено поэзии, но говорит он и о кино, и о прозе, и о музыке (о

Шостаковиче, экранизации «Степи» Чехова, актрисе Чуриковой).

В книге читатель найдет статьи о поэтах — Пушкине и Некрасове, Маяковском и

Неруде, Твардовском и Цветаевой, Антокольском и Смелякове, Кирсанове и

Самойлове, С. Чиковани и Винокурове, Вознесенском и Межирове, Геворге Эмине и

Кушнере, о прозаиках — Хемингуэе, Маркесе, Распутине, Конецком.

Главная мысль, объединяющая эти статьи, — идея долга и ответственности таланта

перед своим временем, народом, человечеством.

(© Издательство «Советский писатель», 1980 е.

Cлавный воспитатель любого человека — его жизненный опыт. По в это понятие

мы должны включать не только биографию «внешнюю», а и биографию

«внутреннюю», неотделимую от усвоения нами опыта человечества через книги.

Событиями в жизни Горького было не только то, что происходило в красильне

Кашириных, но и каждая прочитанная им книга. Человек, не любящий книгу,

несчастен, хотя и не всегда догадывается об этом. Жизнь его может быть наполнена

интереснейшими событиями, но он будет лишен не менее важного события—

сопереживания и осмысления прочитанного.

Есть люди, которые говорят: «Я читать люблю. только не стихи». Тут кроется

неправда — человек, не любящий поэзию, не может по-настоящему любить и прозу,

воспитание поэзией — это воспитание вкуса к литературе вообще.

Поэт Сельвинский когда-то справедливо сказал: «Читатель стиха — артист».

Конечно, и читатель прозы должен обладать артистизмом восприятия. Но обаяние по-,

эзии более, чем прозы, скрывается не только в мысли и в построении сюжета, но и в

самой музыке слова, в интонационных переливах, в метафорах, в тонкости эпитетов.

Строчку Пушкина «глядим на бледный снег прилежными глазами» почувствует во всей

ее свежести только читатель высокой квалификации. Подлинное прочтение

художественного слова (в поэзии или в прозе) подразумевает не бегло почерпнутую

а наслаждение словом, впитывание его всеми нервными клетками, умение

чувствовать это слово кожей.

Однажды мне посчастливилось читать композитору Стравинскому стихотворение

«Граждане, послушайте меня. ». Стравинский слушал, казалось, вполслуха и вдруг на

строчке «пальцами растерянно мудря» воскликнул, даже зажмурившись от

удовольствия: «Какая вкусная строчка!» Я был поражен, потому что такую неброскую

строчку мог отметить далеко не каждый профессиональный поэт. Я не уверен в том,

что существует врожденный поэтический слух, но в том, что такой слух можно воспи-

И я хотел бы, пусть запоздало и не всеобъемлюще, выразить мою глубокую

благодарность всем людям в моей жизни, которые воспитывали меня в любви к поэзии.

Если бы я не стал профессиональным поэтом, то все равно до конца моих дней

оставался бы преданным читателем поэзии.

Мой отец, геолог, писал стихи, мне кажется, что талантливые:

Отстреливаясь от тоски, Я убежать хотел куда-то, Но звезды слишком высоки, И

высока за звезды плата.

Он любил поэзию и свою любовь к ней передал мне. Прекрасно читал на память и,

если я что-то не понимал, объяснял, но не рационально, а именно красотой чтения,

подчеркиванием ритмической, образной силы строк, и не только Пушкина и

Лермонтова, но и современных поэтов, упиваясь стихом, особенно понравившимся

Жеребец под ним сверкает белым рафинадом.

Крутит свадьба серебряным подолом, А в ушах у нее не серьги — подкопы.

От Махачкалы до Баку Луны плавают на боку.

Брови из-под кивера дворцам грозят.

Гвозди бы делать из этих люден, Крепче бы не было в мире гвоздей.

Тегуантепек, Тегуантепек, страна чужая,

Три тысячи рек, три тысячи рек тебя окружают.

Из иностранных поэтов отец чаще всего читал мне Бёрнса и Киплинга.

В военные годы на станции Зима я был предоставлен попечению бабушки, которая

не знала поэзию так хорошо, как мой отец, зато любила Шевченко и часто вспоминала

его стихи, читая их по-украински. Бывая в таежных селах, я слушал и даже записывал

частушки, народные песни, а иногда кое-что и присочинял. Наверное, воспитание

поэзией вообще неотделимо от воспитания фольклором, и сможет ли почувствовать

красоту поэзии человек, не чувствующий красоту народных песен?

Человеком, любящим и народные песни, и стихи современных поэтов, оказался мой

отчим, аккордеонист. Из его уст я впервые услышал «Сергею Есенину» Маяковского.

Особенно поразило: «Собственных костей качаете мешок». Помню, я спросил: «Л кто

такой Есенин?» — и впервые услышал есенинские стихи, которые тогда было почти

невозможно достать. Стихи Есенина были для меня одновременно и народной песней,

и современной поэзией.

Вернувшись в Москву, я жадно набросился на стихи. Страницы выходивших тогда

поэтических сборников были, казалось, пересыпаны пеплом пожарищ Великой

Отечественной. «Сын» Антокольского, «Зоя» Алигер, «Ты помнишь, Алеша, дороги

Смоленщины. » Симонова, «Горе вам, матери Одера, Эльбы и Рейна. » Суркова, «Не

зря мы дружбу берегли, как пехотинцы берегут метр окровавленной земли, когда его в

боях берут. » Гудзенко, «Госпиталь. Все в белом. Стены пахнут сыроватым мелом. »

Луконина, «Мальчик жил на окраине юрода Колпино. » Межирова, «Чтоб стать

мужчиной, мало им родиться. » Львова, «Ребята, передайте Поле пас сегодня пели

соловьи. » Дудина; все это входило В меня, наполняло радостью сопереживания, хотя я

был мальчишкой. Но во время войны и мальчишки чувствовали себя частью

великого борющегося народа.

Нравилась мне книга Шефнера «Пригород» с ее остраненными образами: «И,

медленно вращая изумруды зеленых глаз, бездумных, как всегда, лягушки, словно

маленькие будды, на бревнышках сидели у пруда». Твардовский казался мне тогда

чересчур простоватым, Пастернак слишком сложным. Таких поэтов, как Тютчев и

Баратынский, я почти не читал — они выглядели в моих глазах скучными, далекими от

той жизни, которой мы все жили во время войны.

Однажды я прочитал отцу свои стихи о советском парламентере, убитом

фашистами в Будапеште:

Огромный город помрачнел, Там затаился враг. Цветком нечаянным белел

Отец вдруг сказал: «В этом слове «нечаянный» и есть поэзия».

В сорок седьмом я занимался в поэтической студии Дома пионеров Дзержинского

района. Наша руководительница Л. Попова была человеком своеобразным — она не

только не осуждала увлечение некоторых студийцев формальным

экспериментаторством, но даже всячески поддерживала это, считая, что в

определенном возрасте поэт обязан переболеть формализмом. Строчка моего товарища

«и вот убегает осень, мелькая желтыми пятнами листьев» приводилась в пример. Я

Сочинение 31. Сборник ЕГЭ-2019

Главный воспитатель любого человека — его жизненный опыт. Но в это понятие мы должны включать не только биографию «внешнюю», но и биографию «внутреннюю», неотделимую от усвоения нами опыта человечества через книги.

Событием в жизни Горького было не только то, что происходило в красильне Кашириных, но и каждая прочитанная им книга.

Главный воспитатель любого человека — его жизненный опыт. Но в это понятие мы должны включать не только биографию «внешнюю», но и биографию «внутреннюю», неотделимую от усвоения нами опыта человечества через книги.

Событием в жизни Горького было не только то, что происходило в красильне Кашириных, но и каждая прочитанная им книга. Человек, не любящий книгу, несчастен, хотя и не всегда задумывается об этом. Жизнь его может быть наполнена интереснейшими событиями, но он будет лишён не менее важного — сопереживания прочитанному и осмысления его.

Есть люди, которые говорят: «Я читать люблю. только не стихи». Тут кроется неправда: человек, не любящий поэзию, не может по-настоящему любить и прозу, воспитание поэзией — это воспитание вкуса к литературе вообще. Обаяние поэзии более, чем прозы, скрывается не только в мысли и в построении сюжета, но и в самой музыке слова, в интонационных переливах, в метафорах, в тонкости эпитетов. Подлинное прочтение художественного слова (в поэзии и в прозе) подразумевает не бегло почерпнутую информацию, а наслаждение словом, впитывание его всеми нервными клетками, умение чувствовать это слово кожей.
Однажды мне посчастливилось читать композитору Стравинскому стихотворение «Граждане, послушайте меня. ». (И)Стравинский слушал, казалось, вполслуха и вдруг на строчке «пальцами растерянно мудря» воскликнул, даже зажмурившись от удовольствия: «Какая вкусная .строчка!» Я был поражён, потому что такую неброскую строчку мог отметить далеко не каждый профессиональный поэт.

Я не уверен в том, что существует врождённый поэтический слух, но в том, что такой слух можно воспитать, убеждён.

И я хотел бы, пусть запоздало и не всеобъемлюще, выразить свою глубокую благодарность всем людям в моей жизни, которые воспитывали меня в любви к поэзии. Если бы я не стал профессиональным поэтом, то всё равно до конца своих дней оставался бы преданным читателем поэзии. Мой отец, геолог, писал стихи, мне кажется, талантливые. Он любил поэзию и свою любовь к ней передал мне. Прекрасно читал на память и, если я что-то не понимал, объяснял, но не рационально, а именно красотой чтения, подчёркиванием ритмической, образной силы строк, и не только Пушкина и Лермонтова, но и современных поэтов, упиваясь стихами, особенно понравившимися ему.

В 1949 году мне повезло, когда в редакции газеты «Советский спорт» я встретился с журналистом и поэтом Николаем Тарасовым. Он не только напечатал мои первые стихи, но и просиживал со мной долгие часы, терпеливо объясняя, какая строчка хорошая, какая плохая и почему.

Мне удалось познакомиться с творчеством Ахматовой, Цветаевой, Мандельштама. Однако на стихах, которые я в то время создавал, моё расширявшееся «поэтическое образование» совсем не сказывалось. Как читатель я опередил себя, поэта.

Переломный момент в жизни поэта наступает тогда, когда, воспитанный на поэзии других, он уже начинает воспитывать своей поэзией читателей. «Мощное эхо», вернувшись, может силой возвратной волны сбить поэта с ног, если он недостаточно стоек, или так контузить, что он потеряет слух к поэзии и ко времени. Но такое эхо может и воспитать. Таким образом, поэт будет воспитываться возвратной волной собственной поэзии.

Я резко отделяю читателей от почитателей. Читатель при всей любви к поэту добр, но взыскателен. Таких читателей я находил и в своей профессиональной среде, и среди людей самых различных профессий в разных концах страны. Именно они и были всегда тайными соавторами моих стихов. Я по-прежнему стараюсь воспитывать себя поэзией и теперь часто повторяю строки Тютчева, которого я полюбил в последние годы:

Нам не дано предугадать,
Как слово наше отзовётся, —
И нам сочувствие даётся,
Как нам даётся благодать.

Я чувствую себя счастливым, потому что не был обделён этим сочувствием, но иногда мне грустно, потому что я не знаю, сумею ли за него отблагодарить в полной мере.

Мне часто пишут письма начинающие поэты и спрашивают: «Какими качествами нужно обладать, чтобы сделаться настоящим поэтом?» Я никогда не отвечал на этот, как я считал, наивный вопрос, но сейчас попытаюсь, хотя это, может быть, тоже наивно.

Таких качеств, пожалуй, пять.

Первое: надо, чтобы у тебя была совесть, но этого мало, чтобы стать поэтом.

Второе: надо, чтобы у тебя был ум, но этого мало, чтобы стать поэтом.

Третье: надо, чтобы у тебя была смелость, но этого мало, чтобы стать поэтом.

Четвёртое: надо любить не только свои стихи, но и чужие, однако и этого мало, чтобы стать поэтом.

Пятое: надо хорошо писать стихи, но если у тебя не будет всех предыдущих качеств, этого тоже мало, чтобы стать поэтом, ибо

Поэта вне народа нет,
Как сына нет без отчей тени.

Поэзия, по известному выражению, это самосознание народа. «Чтобы понять себя, народ и создаёт своих поэтов».

(По Е. А. Евтушенко*)
Евгений Александрович Евтушенко (1932-2017) — советский и российский поэт; получил известность также как прозаик, публицист, режиссёр, сценарист, актёр, чтец-оратор.

Е.А. Евтушенко – известный советский поэт. В данном тексте он поднимает проблему восприятия красоты художественного слова.

Каждый поэт учился у кого-нибудь, прошел своеобразную поэтическую школу. Евгений Евтушенко начинает рассуждение с описания поэтических творений (предложения 8-9): поэзия производит на читателя более сильное впечатление, чем проза, использованные в ней изобразительные средства должны буквально впитываться кожей читателя, читатель должен уметь чувствовать поэтическое слово. Евтушенко считал примером такого читателя Стравинского, который поразил его тонким поэтическим слухом, причем подобного рода слух можно воспитать в себе. (предложение13). Далее автор говорит о своем отце, который любил поэзию, красотой чтения объяснял и показывал то, чего недопонимал в поэтической ткани стиха. Примером человека, тонко чувствующего красоту художественного слова, был и журналист Николай Тарасов, который вместе с автором «просиживал…. долгие часы, терпеливо объясняя, какая строчка хорошая, какая плохая и почему». Да и сам Евтушенко старался воспитывать себя поэзией всю жизнь и часто повторял строки Тютчева:

Нам не дано предугадать,
Как слово наше отзовётся, —
И нам сочувствие даётся,
Как нам даётся благодать.

Подлинное прочтение художественного слова (в поэзии и в прозе) подразумевает не бегло почерпнутую информацию, а наслаждение словом, впитывание его всеми нервными клетками, умение чувствовать это слово кожей, – такова позиция автора данного текста.

Я согласна с позицией автора, магия поэзии безгранична. Ничто так не воздействует на наши чувства и мысли как слово. А если это слово облачено в поэтическую форму, то сила и власть его возрастает в разы. Недаром каждый поэт в своем творчестве рано или поздно поднимал тему поэта и поэзии. Все творцы поэтических строк хотели и несли определенную миссию. Они призывали поэтическим словом к борьбе, выступали против тиранов и поработителей, заставляли умы читателей стремиться к разумному вечному праведному. Великий поэт Александр Сергеевич Пушкин не зря обозначил миссию поэта: «Глаголом жечь сердца людей!». И этот призыв будет еще долго вдохновлять поэтов, толкать читателей изменить мир к лучшему, всем вместе воспринимать художественное слово душой, сопереживать и сочувствовать изменениям в мире вместе с поэтом.

Таким образом, поэтическое слово, да и поэзия в целом – это особенный мир, это чудесный сад, зайдя в который однажды, ты будешь путешествовать по нему всю жизнь.

Обаяние поэзии более чем прозы

Источник задания: Решение 2459. ЕГЭ 2018. Русский язык. И.П. Цыбулько. 36 вариантов.

(1)Главный воспитатель любого человека — его жизненный опыт. (2)Но в это понятие мы должны включать не только биографию «внешнюю», но и биографию «внутреннюю», неотделимую от усвоения нами опыта человечества через книги.

(3)Событием в жизни Горького было не только то, что происходило в красильне Кашириных, но и каждая прочитанная им книга. (4)Человек, не любящий книгу, несчастен, хотя и не всегда задумывается об этом. (5)Жизнь его может быть наполнена интереснейшими событиями, но он будет лишён не менее важного — сопереживания прочитанному и осмысления его.

(6)Есть люди, которые говорят: «Я читать люблю. только не стихи». (7)Тут кроется неправда: человек, не любящий поэзию, не может по-настоящему любить и прозу, воспитание поэзией — это воспитание вкуса к литературе вообще. (8)Обаяние поэзии более, чем прозы, скрывается не только в мысли и в построении сюжета, но и в самой музыке слова, в интонационных переливах, в метафорах, в тонкости эпитетов. (9)Подлинное прочтение художественного слова (в поэзии и в прозе) подразумевает не бегло почерпнутую информацию, а наслаждение словом, впитывание его всеми нервными клетками, умение чувствовать это слово кожей.

(10)Однажды мне посчастливилось читать композитору Стравинскому стихотворение «Граждане, послушайте меня. ». (11)Стравинский слушал, казалось, вполслуха и вдруг на строчке «пальцами растерянно мудря» воскликнул, даже зажмурившись от удовольствия: «Какая вкусная строчка!» (12)Я был поражён, потому что такую неброскую строчку мог отметить далеко не каждый профессиональный поэт. (13)Я не уверен в том, что существует врождённый поэтический слух, но в том, что такой слух можно воспитать, убеждён.

(14)И я хотел бы, пусть запоздало и не всеобъемлюще, выразить свою глубокую благодарность всем людям в моей жизни, которые воспитывали меня в любви к поэзии. (15)Если бы я не стал профессиональным поэтом, то всё равно до конца своих дней оставался бы преданным читателем поэзии. (16)Мой отец, геолог, писал стихи, мне кажется, талантливые. (17)Он любил поэзию и свою любовь к ней передал мне. (18)Прекрасно читал на память и, если я что-то не понимал, объяснял, но не рационально, а именно красотой чтения, подчёркиванием ритмической, образной силы строк, и не только Пушкина и Лермонтова, но и современных поэтов, упиваясь стихом, особенно понравившимся ему.

(19)В 1949 году мне повезло, когда в редакции газеты «Советский спорт» я встретился с журналистом и поэтом Николаем Тарасовым. (20)Он не только напечатал мои первые стихи, но и просиживал со мной долгие часы, терпеливо объясняя, какая строчка хорошая, какая плохая и почему.

(21)Мне удалось познакомиться с творчеством Ахматовой, Цветаевой, Мандельштама. (22)Однако на стихах, которые я в то время создавал, моё расширявшееся «поэтическое образование» совсем не сказывалось. (23)Как читатель я опередил себя, поэта.

(24)Переломный момент в жизни поэта наступает тогда, когда, воспитанный на поэзии других, он уже начинает воспитывать своей поэзией читателей. (25)«Мощное эхо», вернувшись, может силой возвратной волны сбить поэта с ног, если он недостаточно стоек, или так контузить, что он потеряет слух к поэзии и ко времени. (26)Но такое эхо может и воспитать. (27)Таким образом, поэт будет воспитываться возвратной волной собственной поэзии.

(28)Я резко отделяю читателей от почитателей. (29)Читатель при всей любви к поэту добр, но взыскателен. (33)Таких читателей я находил и в своей профессиональной среде, и среди людей самых различных профессий в разных концах страны. (34)Именно они и были всегда тайными соавторами моих стихов.

(32)Я по-прежнему стараюсь воспитывать себя поэзией и теперь часто повторяю строки Тютчева, которого я полюбил в последние годы:

Нам не дано предугадать,

Как слово наше отзовётся, —

И нам сочувствие даётся,

Как нам даётся благодать.

(33)Я чувствую себя счастливым, потому что не был обделён этим сочувствием, но иногда мне грустно, потому что я не знаю, сумею ли за него отблагодарить в полной мере.

(34) Мне часто пишут письма начинающие поэты и спрашивают: «Какими качествами нужно обладать, чтобы сделаться настоящим поэтом?» (35)Я никогда не отвечал на этот, как я считал, наивный вопрос, но сейчас попытаюсь, хотя это, может быть, тоже наивно.

(36) Таких качеств, пожалуй, пять.

(37) Первое: надо, чтобы у тебя была совесть, но этого мало, чтобы стать поэтом.

(38) Второе: надо, чтобы у тебя был ум, но этого мало, чтобы стать поэтом.

(39) Третье: надо, чтобы у тебя была смелость, но этого мало, чтобы стать поэтом.

(40) Четвёртое: надо любить не только свои стихи, но и чужие, однако и этого мало, чтобы стать поэтом.

(41) Пятое: надо хорошо писать стихи, но если у тебя не будет всех предыдущих качеств, этого тоже мало, чтобы стать поэтом, ибо

Поэта вне народа нет,

Как сына нет без отчей тени.

(42) Поэзия, по известному выражению, это самосознание народа. (43)«Чтобы понять себя, народ и создаёт своих поэтов».

(По Е. А. Евтушенко)

Задание 24. Среди предложений 8-13 найдите такое(-ие), которое(-ые) связано(-ы) с предыдущим при помощи указательного местоимения и форм слова. Напишите номер(-а) этого(-их) предложения(-ий).

1. Обозначим в выделенном фрагменте указательные местоимения и повтор одного слова в разных грамматических формах. Первое предложение фрагмента не рассматриваем.

(8)Обаяние поэзии более, чем прозы, скрывается не только в мысли и в построении сюжета, но и в самой музыке слова, в интонационных переливах, в метафорах, в тонкости эпитетов. (9)Подлинное прочтение художественного слова (в поэзии и в прозе) подразумевает не бегло почерпнутую информацию, а наслаждение словом, впитывание его всеми нервными клетками, умение чувствовать это слово кожей.

(10)Однажды мне посчастливилось читать композитору Стравинскому стихотворение «Граждане, послушайте меня. ». (11)Стравинский слушал, казалось, вполслуха и вдруг на строчке «пальцами растерянно мудря» воскликнул, даже зажмурившись от удовольствия: «Какая вкусная строчка!» (12)Я был поражён, потому что такую неброскую строчку мог отметить далеко не каждый профессиональный поэт. (13)Я не уверен в том, что существует врождённый поэтический слух, но в том, что такой слух можно воспитать, убеждён.

Только в предложении 12 указательное местоимение связывает данное предложение с предыдущим. Кроме того, в предложениях 11 и 12 есть грамматические формы существительного «строчка».

В ответ выписываем номер предложения, в котором содержатся указанные в задании слова.

Школе NET

• Колесо Фортуны

•  через Вконтакте

Register

Do you already have an account? Login

Login

Don’t you have an account yet? Register

Newsletter

Submit to our newsletter to receive exclusive stories delivered to you inbox!

• Главная 
• Вопросы & Ответы 
• Вопрос 12529180

Главный Попко

Очень срочнооо! Пожалуйста помогите написать сочинение по тексту.
1) Главный воспитатель любого человека — его жизненный опыт. (2)Но в это понятие мы должны включать не только биографию «внешнюю», но и биографию «внутреннюю», неотделимую от усвоения нами опыта человечества через книги.
(3)Событием в жизни Горького было не только то, что происходило в красильне Кашириных, но и каждая прочитанная им книга. (4)Человек, не любящий книгу, несчастен, хотя и не всегда задумывается об этом. (5)Жизнь его может быть наполнена интереснейшими событиями, но он будет лишён не менее важного — сопереживания прочитанному и осмысления его.
(6)Есть люди, которые говорят: «Я читать люблю. только не стихи». (7)Тут кроется неправда: человек, не любящий поэзию, не может по-настоящему любить и прозу, воспитание поэзией — это воспитание вкуса к литературе вообще. (8)Обаяние поэзии более, чем прозы, скрывается не только в мысли и в построении сюжета, но и в самой музыке слова, в интонационных переливах, в метафорах, в тонкости эпитетов. (9)Подлинное прочтение художественного слова (в поэзии и в прозе) подразумевает не бегло почерпнутую информацию, а наслаждение словом, впитывание его всеми нервными клетками, умение чувствовать это слово кожей.
(10)Однажды мне посчастливилось читать композитору Стравинскому стихотворение «Граждане, послушайте меня. ». (11)Стравинский слушал, казалось, вполслуха и вдруг на строчке «пальцами растерянно мудря» воскликнул, даже зажмурившись от удовольствия: «Какая вкусная строчка!» (12)Я был поражён, потому что такую неброскую строчку мог отметить далеко не каждый профессиональный поэт. (13)Я не уверен в том, что существует врождённый поэтический слух, но в том, что такой слух можно воспитать, убеждён.
(14)И я хотел бы, пусть запоздало и не всеобъемлюще, выразить свою глубокую благодарность всем людям в моей жизни, которые воспитывали меня в любви к поэзии. (15)Если бы я не стал профессиональным поэтом, то всё равно до конца своих дней оставался бы преданным читателем поэзии. (16)Мой отец, геолог, писал стихи, мне кажется, талантливые. (17)Он любил поэзию и свою любовь к ней передал мне. (18)Прекрасно читал на память и, если я что-то не понимал, объяснял, но не рационально, а именно красотой чтения, подчёркиванием ритмической, образной силы строк, и не только Пушкина и Лермонтова, но и современных поэтов, упиваясь стихом, особенно понравившимся ему.
(19) В 1949 году мне повезло, когда в редакции газеты «Советский спорт» я встретился с журналистом и поэтом Николаем Тарасовым. (20)Он не только напечатал мои первые стихи, но и просиживал со мной долгие часы, терпеливо объясняя, какая строчка хорошая, какая плохая и почему.
(21)Мне удалось познакомиться с творчеством Ахматовой, Цветаевой, Мандельштама. (22)Однако на стихах, которые я в то время создавал, моё расширявшееся «поэтическое образование» совсем не сказывалось. (23)Как читатель я опередил себя, поэта.
(24)Переломный момент в жизни поэта наступает тогда, когда, воспитанный на поэзии других, он уже начинает воспитывать своей поэзией читателей. (25)«Мощное эхо», вернувшись, может силой возвратной волны сбить поэта с ног, если он недостаточно стоек, или так контузить, что он потеряет слух к поэзии и ко времени. (26)Но такое эхо может и воспитать. (27)Таким образом, поэт будет воспитываться возвратной волной собственной поэзии.
(28)Я резко отделяю читателей от почитателей. (29)Читатель при всей любви к поэту добр, но взыскателен. (ЗО)Таких читателей я находил и в своей профессиональной среде, и среди людей самых различных профессий в разных концах страны. (31)Именно они и были всегда тайными соавторами моих стихов.
(32) Я по-прежнему стараюсь воспитывать себя поэзией и теперь часто повторяю строки Тютчева, которого я полюбил в последние годы:
Нам не дано предугадать,
Как слово наше отзовётся, —
И нам сочувствие даётся,
Как нам даётся благодать.
(33) Я чувствую себя счастливым, потому что не был обделён этим сочувствием, но иногда мне грустно, потому что я не знаю, сумею ли за него отблагодарить в полной мере.
(34) Мне часто пишут письма начинающие поэты и спрашивают: «Какими качествами нужно обладать, чтобы сделаться настоящим поэтом?» (35)Я никогда не отвечал на этот, как я считал, наивный вопрос, но сейчас попытаюсь, хотя это, может быть, тоже наивно.
36) Таких качеств, пожалуй, пять.
37 Первое: надо, чтобы у тебя была совесть, но этого мало, чтобы стать поэтом.
38 Второе: надо, чтобы у тебя был ум, но этого мало, чтобы стать поэтом.
39 Третье: надо, чтобы у тебя была смелость, но этого мало, чтобы стать поэтом.
40 Четвёртое: надо любить не только свои стихи, но и чужие, однако и этого мало, чтобы стать поэтом.
41 Пятое: надо хорошо писать стихи, но если у тебя не будет всех предыдущих качеств, этого тоже мало, чтобы стать поэтом, ибо
Поэта вне народа нет,
Как сына нет без отчей тени.
42 Поэзия, по известному выражению, это самосознание народа. (43)«Чтобы понять себя, народ и создаёт своих поэтов».

(По Е. А. Евтушенко*)

Лучший ответ:

Пармезан Черница

Роль книги в жизни человека велика. Об этом и текст Евгения Евтушенко. Автор говорит о том, как книга повлияла на характер Алексея Максимовича Горького. Любой человек, любящий читать, делает это не для того, чтобы запомнить ту или иную информацию. Он просто удивляется слову, наслаждается каждой минутой, проведенной с книгой. Душевная жизнь человека связана с его опытом как читателя, потому что человек ” дышит” мыслями мира.

С Евгением Евтушенко трудно не согласиться. Мы не можем в реальности объездить Европу и Азию, в Америку и Африку, побывать в прошлом. Только книга помогает нам понять , как живут народы разных стран, узнать о фантазиях великих. Татьяна Ларина , героиня романа Пушкина ” Евгений Онегин” лучше узнала любимого ею человека, когда вчиталась в книги, которые держал он в руках. Лирический герой ” Грамматики любви” Бунина понял,что такое настоящее чувство, когда погрузился в записи помещика, любившего простую и прекрасную девушку, ставшую его единственной отрадой. Книги учат. Но мощное эхо их будет действенным, если каждый из нас пронесет разумное, доброе, вечное через сердце и передаст сии чувства будущим поколениям.

Нужна ли поэзия современному человеку

Автор статьи, фото: Наталия Смольникова*

Среди новинок книжных издательств сегодня редко встретишь поэтические сборники. Стихи издают мало и неохотно, даже если их авторы – признанные классики. Средства массовой информации настаивают: поэзия не востребована современным обществом. Товароведы книжных магазинов разводят руками: “Стихи? У нас их мало берут. Это чтение для любителей”.

Казалось бы, всё говорит о том, что общество отбрасывает поэзию как ненужный и практически устаревший жанр художественной литературы. Поэты – идейные вдохновители и кумиры молодёжи 60-х годов прошлого века – теперь уже далёкая и непонятная новым поколениям история.

Но удивительные факты! В рекламе то и дело проскальзывают стихотворные строчки. В Интернете множатся поэтические сайты, где любой, даже начинающий автор, может опубликовать свои стихи, и таких желающих находится немало. А взглянув на замечательный зимний пейзаж, весьма далёкий от поэзии человек “вдруг” восхищённо произносит знаменитое: “Мороз и солнце; день чудесный!”.

Чужда ли поэзия современному обществу? И что она может предложить каждому из нас? Я думаю, что ответы на эти вопросы нужно искать в ценностях общества и отдельного человека.

Итак, начнём с социальных приоритетов. Ни для кого не секрет, что мы в живём в обществе потребления. А потребительская ориентация устанавливает свои стандарты и выбирает своих героев. Там, где навязывается культ материальных потребностей, предметов и вещей, поэзия превращается в несчастную Золушку, место которой где-то в уголке дома. Ведь стихи не съешь, не выпьешь, не наденешь на себя, они не помогут построить карьеру или заработать крупную сумму денег.

С этой точки зрения, поэзия бесполезна для общества. Оно пропагандирует ценности материальные, а поэзия апеллирует к духовным потребностям человека: в понимании самого себя и своей жизни, в самовыражении, в единении с другими людьми и окружающим миром. Общество манит нас глянцевыми развлечениями, а чтение стихов предполагает уединение и внутреннюю душевную работу. Подлинная поэзия никогда не может стать развлечением. “На бегу” невозможно читать стихи – это слишком серьёзное занятие.

Может быть, поэзия предназначена лишь для какой-то узкой группы людей, чаще всего самих поэтов? Уверена, что это не так. Стихи напоминают мне изящные жемчужины, скрытые от людских глаз на дне океана. Но те, кому посчастливится увидеть жемчуг, не сомневаются в его ценности. Что же ценного в поэтических жемчужинах может найти самый обычный человек?

Прежде всего поэзия призывает каждого из нас остановить “стремительный по жизненной дороге бег”. Жизнь многих современных людей похожа на длительное авторалли с короткими остановками. Учёба, работа, достижения, командировки, воспитание детей и прочие бытовые заботы захлёстывают с головой. В этой повседневной гонке мы зачастую забываем о самих себе и о главном – для чего мы всё это делаем.

Стихотворения всегда отражают какой-то временной срез жизни. Открыв любой поэтический сборник, внимательный читатель скоро почувствует, что там, в авторском мире, время на какой-то момент остановилось. И это запечатлённое мгновение, ставшее таким ценным для поэта, побуждает читателя обратить взгляд на собственную жизнь. Я живу так, как считаю нужным? Какова моя жизнь? Принимаю ли я её? Вопросы кажутся простыми и естественными, но многие ли из нас решаются тратить время на такую “ерунду”, когда есть вещи “поважнее”?

Любые стихи, даже самые “нейтральные” по содержанию, всегда несут на себе отпечаток ценностной позиции автора. Отпечаток того, что является для поэта важным, привлекательным, значимым. Благодаря этому, стихи, конечно, побуждают читателя к размышлениям о его собственных приоритетах, прояснению и глубинному осознанию им своих жизненных целей. Ибо только понимая, что для меня в этом мире хорошо, я могу ощутить ценность самой жизни. И, по выражению известного психотерапевта Виктора Франкла, сказать жизни: “Да!”.

Через постижение авторского опыта вдумчивый читатель стихов нередко начинает по-новому оценивать свой путь. События, которые прежде казались горькими и несправедливыми, могут быть увидены иначе, например как испытания или как необходимые жизненные повороты.

Особенно важным такое открытие становится для людей, оказавшихся в кризисной ситуации. Кризис – это всегда разрыв обычного течения жизни, неожиданная для человека и часто весьма болезненно переживаемая остановка. Но вместе с тем – и возможность осмысления прошлого и настоящего, поиска новых решений, выбора иного пути.

Поэзия предоставляет неисчерпаемый художественный материал для понимания читателем своей личной истории, ведь переживания и рассуждения автора нередко оказываются такими близкими и понятными. Стихи обладают удивительной способностью – ясно и ёмко выражать сложные мысли и чувства. Вместе с поэтом можно пройти через этапы разрешения кризиса, осознавая свои чувства, анализируя жизненные обстоятельства и открывая для себя смысл казавшихся прежде непонятными событий.

Поэзия, вообще, очень автобиографический жанр литературы. О чём бы ни хотел сказать поэт, ему не спрятать своей личной позиции и своего личного опыта. В творчестве он раскрывает себя, порой предельно. И это мужество поэта быть открытым дорогого стоит.

В обществе нам предписывается играть социальные роли, быть сдержанными в выражении чувств и не слишком распространяться о прожитой жизни. Мы не рискуем быть слишком откровенными просто потому, что это может вызвать у окружающих непонимание, насмешки, злорадство, в лучшем случае – недоумение. А ведь опыт каждого из нас – со всеми переживаниями, мучительными размышлениями, внутренними конфликтами, неожиданными озарениями -, пожалуй, одно из самых главных наших богатств. И то, что мы узнали о жизни, промыслительно может оказаться важным для людей, столкнувшихся с какой-то проблемой, стать тем самым недостающим ключом к её решению. Я полагаю, что в этом состоит одна из разгадок мощного влияния поэзии на человека.

Сила воздействия поэзии, несомненно, связана и с её художественной формой. Отличный от обыденного язык, особая организация речи (прежде всего за счёт рифмы), образность мышления, мелодичность и звучность стихотворений – всё это создаёт потрясающее ощущение своеобразия, динамики и глубины. Борис Пастернак в своё время так определял поэзию:

“Это – круто налившийся свист,

Это – щёлканье сдавленных льдинок,

Это – ночь, леденящая лист,

Это – двух соловьёв поединок”.

Мир поэзии таинственен. Самые мелкие события и самые обычные вещи в стихах приобретают иносказательное значение, вырывающее их из круга повседневности и устремляющее в вечность. А чувства и переживания, даже тягостные и мучительные, в поэтическом выражении обретают изящную и утончённую форму:

“Не жалею, не зову, не плачу,

Всё пройдёт, как с белых яблонь дым.

Увяданья золотом охваченный,

Я не буду больше молодым”.

Поэзия, конечно, может оказывать целительное воздействие на читателя. В современной психологии существует целое направление библиотерапии (психотерапии чтением), в котором существенное место отводится терапии поэзией. И такая работа, действительно, оказывается довольно эффективной для решения многих психологических проблем.

Но почему, при столь явных преимуществах поэзии, есть люди, которым очень трудно воспринимать стихи? На мой взгляд, этому может быть несколько причин.

Во-первых, поэзия остаётся “закрытой” для того, кто не хочет быть активным читателем. Если человек настроен на пассивное времяпрепровождение, если ему нужен лишь предмет развлечения, то настоящего чтения не получится. Дело в том, что читать, как ни парадоксально звучит, – это труд. А читать стихи, с их своеобразной художественной формой, значит трудиться вдвойне. Этот процесс всегда напряжённый и предполагает внутренний диалог читателя с поэтом, эмоциональное восприятие текста, размышление над ним, соотнесение прочитанного с жизненным опытом самого читателя.

Во-вторых, у многих взрослых людей отношение к поэзии всё ещё определяется подходом, усвоенным в школе. Мы учили стихи, чтобы тренировать память, ответить на уроке, написать сочинение, сдать экзамен. “Препарировали” стихотворения, извлекая из них главные мысли и строчки, увязывая всё это с биографией автора. Но богатство личности поэта, глубина его переживаний, красота и выразительность языка оставались в тени. В итоге получался холодный рациональный анализ чего-то очень далёкого и непонятного для обычных школьников. Да и многие из стихотворений школьной программы явно не соответствовали возрастным особенностям учеников.

Школьный подход надолго отбил охоту читать стихи у немалого числа людей. И те, кто осмелились заново открыть для себя поэзию в зрелом возрасте, поражаются, насколько близкой она оказывается, если читаешь “для души” и чувствуешь стихи сердцем.

Способность человека сопереживать, несомненно, одно из главных условий, необходимых для понимания поэзии читателем. Эмоционально неразвитый человек просто неспособен постичь чувства, выраженные автором. Для таких людей стихи и вправду остаются чем-то странным и непонятным.

Любителем стихов, скорее всего, не станет и человек, который ориентируется на упрощённый язык SMS-сообщений и Интернет-форумов. Для восприятия поэзии необходимо иметь довольно высокий уровень развития речи и мышления.

Сложности в понимании поэзии возникают и в том случае, если человек не умеет ориентироваться в художественном тексте. Тому, кто вообще очень мало читает, стихи даются нелегко.

Всем известны и такие примеры. Одно и то же стихотворение у кого-то вызывает восторг и воодушевление, а кого-то оставляет совершенно равнодушным. Решающую роль здесь играет то, насколько близким оказывается прочитанное жизненному опыту и душевному состоянию человека в данный момент. Если эта близость существенна, происходит эмоциональный резонанс.

Но как быть с категорическими противниками поэзии? Их точка зрения проста: “А я не люблю стихи”. Как гласит пословица, “о вкусах не спорят”. Но тому, кто решается поставить свою позицию под сомнение, через поэзию открывается жизнь в бесконечном многообразии её проявлений. И у него, по выражению философа Ивана Ильина, “трепещет сердце и радуется дух; и постепенно слагается новое чувство, новая уверенность в том, что он прикоснулся к иному миру”.

* Смольникова Наталия Владимировна – психолог, автор книги стихов “Я принимаю жизнь” (М., 2012)

Можно ли вырасти из стихов

В 2010-х чаще, чем в 2000-х, писали и говорили, что сейчас не время для поэзии, и вообще было много литературного упадничества. Порой утверждались вещи кошмарные — например, что поэзия закончилась, что поэзии у нас больше нет и не будет. С этим бессмысленно спорить — лучше воспринимать это как симптом, как черту времени. У этого есть причины, связанные с конкретным моментом в истории мысли, культуры и литературы, а история, как известно, повторяется. И поэтическая тоже. Но для начала достаточно вспомнить критика Писарева, который еще в 1864 году объявил, что «стиходеланье» находится «при последнем издыхании»*.

В интервью с поэтом Глебом Шульпяковым в «Вопросах литературы»* удалось немного развить тему нынешнего кризиса. Правда, Шульпяков увидел проблемы поэзии во внешнем: в обществе и государстве, а не в самой поэзии — у нас время непоэтическое потому, что в стране нехватка воздуха и тотальная анестезия общественного сознания. Атмосфера несвободы, созданная властью, удушает искусство и провинциализирует культуру, в то время как в 1990-х был настоящий озон и поэзии фонтан. Или пример с другим поэтом из того же поколения «тридцатилетних». Однажды на презентации своей книги «Умр» (2017) Санджар Янышев заявил, что «стих стал слишком плохим транспортом», в то время как маргиналии, из которых жанрово состояла новая книга, несут в себе более поэзии и жизни, то есть маргиналии — «транспорт» хороший.

Десятые — это время отрицания поэзии. Но само это отрицание возникло не в десятых, и не в нулевых, и даже не в девяностых. И не только Писарев хоронил поэзию. Одним из ярых ее противников был, например, Лев Толстой: «Писать стихи — это все равно что пахать и за сохой танцевать. Это прямо неуважение к слову»*. Он же называл стихи «умственным развратом»*.

Отрицания становится больше, когда сильна инерция, но не инерция его главная причина. Инерция — это самый продолжительный период в жизненном цикле поэзии (смотрите статью Тынянова «Промежуток»), наступающий каждый раз после очередного прорыва — она есть не что иное, как исчерпанность доминирующих поэтик и стилей эпохи. Сейчас как раз инерция — мы живем после Бродского, и все остальные поэты особого значения не имеют. В этом смысле отбор в поэзии напоминает фильм «Горец» со знаменитой фразой, которую мы все повторяли в детстве: «Должен остаться только один».

Но что если посмотреть на поэзию как на этап взросления: почему, например, у поэзии есть свой возраст?

Так или иначе мы постоянно об этом говорим, будь то поэтическая зрелость, возраст которой в нулевые-десятые якобы сдвинулся, хотя в массовом представлении поэзия по-прежнему остается делом юношей бледных со взором горящим, или знаменитые «межировские» рамки: «До тридцати — поэтом быть почетно / И срам кромешный — после тридцати». Друг Шелли и других английских романтиков Пикок писал: «Поэзия была трещоткой, пробуждавшей разум в младенческие времена общественного развития; но для зрелого ума принимать всерьез эти детские игрушки столь же бессмысленно, как тереть десна костяным кольцом или хныкать, если приходится засыпать без погремушки»*.

Почему главным образом применительно к поэзии мы мыслим поколениями — двадцатилетние, тридцатилетние и т. д. — и лишь затем переносим эту измерительную шкалу на всю литературу, для которой на самом деле это уже не так важно и не всегда так работает? Не только ведь потому, что проще мыслить периодами, и не только потому, что поэты привыкли сбиваться в группы (Набоков саркастично называл это «поэтическими павлятниками»).

Есть у поэзии, как известно, и фетиш смерти с представлениями об «идеальных», «подходящих» возрастах: 21, 27, 30, 37 и т. д. А все, что выше — скажем, 43–45 лет — уже не круто. Этот фетиш в современной культуре у поэзии позаимствовала музыка, в которой появились и ведутся целые объединения умерших: «Клуб 21», куда обычно попадают застреленные рэперы, или «Клуб 27» с другими влиятельными музыкантами.

Эдвин Харрис. Фрагмент картины «Валентик». 1894 Иллюстрация: Birmingham Museums Trust/Unsplash

У прозы, несмотря на бородатых классиков на школьных стенах, нет возраста, у прозы со временем как будто все в порядке. В прозе можно быть и молодым, и даже слишком и подозрительно юным, как Шолохов для «Тихого Дона». Нет у прозаиков ни культа смерти, ни скачек с загнанными музами. И даже поэты, говоря о летах, которые к суровой прозе клонят, говорят не столько о возрасте прозы, сколько о странной «старости» в поэзии — о духовно-возрастном пределе, который почему-то наступает. Но что это, в конце концов, как не завуалированное отрицание — вот эти «года к суровой прозе»? Ведь самому поэту отрицать поэзию — это же крамола.

Значит ли это, что из поэзии действительно можно вырасти, как из игрушек, из субкультур, покрашенных волос и пирсинга, из первой любви и многого другого? Что такое это ощущение реальности, глубоко и остро противоречащей поэзии и поэтам, как не колоссальное давление «взрослого» мира? И тогда это не возраст поэтической зрелости сдвигается, а это поэты не взрослеют, живя в поэзии как в Нетландии, как потерявшиеся дети из известной сказки про Пэна. Естественно, с годами они становятся все более зрелыми и профессиональными детьми, потому что на длинной дистанции характер может оказаться важнее таланта. Наконец, это может свидетельствовать и о кризисе молодой поэзии, которой почему-то стало тяжелее освобождать для себя Парнас.

Так можно ли все-таки вырасти из поэзии, можно ли вообще судить о ней как об этапе взросления человека в литературе — а в культуре?

«”Поймешь, когда будешь большой”, вот все-таки самые мудрые слова, которые я знаю» (Набоков).

Поэты и критики во всем винят интеллект.

В недавней статье «Революция поэтического» поэт Андрей Тавров называет причиной всеобщего поэтического кризиса преобладающий в мире интеллект : «Первенство в поэзии (как и в обществе) отдано интеллекту. Интеллект — это отец Науки, гениальный инструмент человека. Но инструмент человека — это ещё не сам человек. Многие интеллектуальные современные стихи кажутся написанными одним автором несмотря на то, что создавались на разных континентах. »*.

Интеллект в поэзии преобладает сегодня не случайно. В свое время литературовед и критик Владимир Вейдле указал и конкретную эпоху, с которой началось победоносное шествие интеллекта, пагубное для поэзии, ведь отсюда пошло и отрицание: «Отрицание это имеет свою историю; оно коренится в веке Просвещения. Недаром писал Баратынский: “Исчезнули при свете просвещенья / Поэзии ребяческие сны”»*.

Иногда спрашиваешь себя: быть может, люди, которые никогда не любили и не понимали стихов, на самом деле правы, как и те, скажем, кто не верит в Бога? Это своего рода атеисты в искусстве. Они не тратят время на стихи, как на молитвы.

«Поэзия есть Бог в святых мечтах земли», — писал Жуковский. Символисты утверждали, что поэт есть жрец, а искусство должно стать новой религией, вернее, произойдет синтез религии и искусства. Но сама метафора жреца или пророка была не новая. Вдобавок, надо сказать, в стремлении возвышаться над толпой, над временем, быть пророками поэты доходят порой до крайней степени аутоэротизма. В поэзии вообще много аутоэротического, и в этом, как правило, самая большая пошлость поэзии. Вспоминаются слова одного японского писателя: «Человек безнравственен только потому, что погружен в себя»*. Дело в том, что поэзия — это вовсе не самокопание с самолюбованием перед зеркалом вечности. Проще говоря, уж очень многие больше любят себя в поэзии, чем сами стихи. Иногда они даже задаются странными вопросами: а не слишком ли я красив / красива для поэзии, для литературы (как правило, под своими селфи)?

Но вернемся к богу. А бог, как известно, давно умер.

Поэзия и религия всегда были связаны («религии сестра земная») , и они так же связаны, как отрицание и интеллект. Противопоставление поэзии и современности (реальности) тоже кроется в этом — его можно изобразить как противостояние церкви и мира. Скажем, есть искусства (или их виды и направления), которые как храм, а есть искусства, которые как мир. Например, классическая живопись — это церковь изображения, зрения, классическая музыка — церковь звука, слуха и т. д. И тогда в литературе тоже есть церковь слова, а есть мир или жизнь слова в миру, и поэзия сама по себе, невзирая на течения, традиционалистов и консерваторов, — это церковь, потому что это всегда определенные отношения со словом (Словом) и определенное мироощущение. Другое дело проза: она почти всегда мир, и потому она легче взаимодействует с действительностью.

И рецепты возрождения поэзии, как ни странно, одни и те же, и ничего другого поэты и критики как будто предложить не могут: опять же все упирается в религию.

Тот же Вейдле в книге «Умирание искусства» пишет, что искусство гибнет «от длительного отсутствия религиозной одухотворенности, от долгого погружения в рассудочный, неверующий мир. Трагедия искусства, трагедия поэзии и поэта. »*. В итоге, чтобы возродить искусство (поэзию), необходимо вернуться к религиозному мировосприятию.

К «новой религиозности» призывает и Тавров в своей статье: «Чтобы поэзия восстала из белого пепла, нужно проиграть Высшему. Нужно учиться умирать и возрождаться, заглядывая туда, где страшно, а иногда невыносимо страшно — в глаза Чумы, в глаза Смерти, в глаза своего исчезновения, потому что только в этом пристальном взгляде растет сила и глубина творца и человека»*.

Вы серьезно? Вы предлагаете нам «давайте снова поверим в Бога»?

Все это объясняет, почему поэты так боятся прогресса и эволюционизма в искусстве, точь-в-точь как религия и церковь боялись науки, и потому Просвещение ударило не только по религии, но и по поэзии тоже. Одним из таких священников или монахов слова был Осип Мандельштам:

«Для литературы эволюционная теория особенно опасна, а теория прогресса прямо-таки убийственна. Теория прогресса в литературе — самый грубый, самый отвратительный вид школьного невежества. Никакого “лучше”, никакого прогресса в литературе быть не может — просто потому, что нет никакой литературной машины и нет старта, куда нужно скорее других доскакать»*.

И тем не менее поэзия стала активно пользоваться словарем прогресса — стихи были названы колоссальным ускорителем сознания*, но по иронии судьбы как раз в момент всеобщего гиперскачка появился интернет. От ускорителя сознания поэзия мгновенно скатилась до «плохого транспорта». В итоге информационный метаболизм изменился до неузнаваемости: эсэмэски, сообщения, отклики, лайки. Противоречие с реальностью, которое всегда ощущали поэты, стало тотальным и неразрешимым, и как результат — гнетущие неестественность, растерянность и беспомощность и вопрос: как быть поэтом сегодня, когда поэзия настолько устарела?

Я пишу стихи и понимаю: скорость нынешних изменений опережает возможности поэзии.

Ниджат Мамедов «Непрерывность IV»

Я чувствую изъяны в эволюции поэтических книг

кто-то тянет слова за волосы через дикие травы

бросает их в реку вода несет косноязычные и слепые стихи

мимо трупов рок-н-ролла.

Хагит Гроссман «Дефекты эволюции»*

Воздействие возрастающего темпа жизни (и технологий) на поэзию, кажется, примерно такое же, как на нравственность и гуманность, а потому проиллюстрирую примером из социальной психологии. В 1973 году исследователи Джон Дарли и Дэниел Бэтсон провели эксперимент, исследуя уровень отзывчивости у людей с разными временными возможностями, проще говоря, у тех, кто опаздывал и кому спешить было незачем. Они искусственно создали ситуацию, в которой требовалось помочь ближнему — нанятому актеру. В итоге опаздывающие оказались менее отзывчивыми / гуманными, чем их коллеги с «лишними» минутами. А из этого психологи уже вывели закон о нравственности: «Спешка снижает уровень отзывчивости… нравственные ценности становятся роскошью, по мере того как возрастает скорость повседневной жизни»*.

Итак, поэзия — та же нравственность. Поэзия — это церковь слова. А раз так, значит, в нее либо верят, либо нет, либо «ходят» в нее, либо нет. И потому поэзия никак не может быть неуважением к слову, Толстой тут явно не прав (и кажется, не просто так, учитывая его сложные отношения с церковью). Поэзия скорее — это заблуждение языка, потому что она может так же противоречить языку, как и церковь, и религия действительности. Однако язык нуждается в поэзии примерно так же, как действительность — в вечном вопросе о существовании чего-то.

Поэзия может перестать существовать для человека, умереть в нем, как религия. Современному читателю больше не нужны поэты, как те же священники, помощники и посредники между землей и небом, более того, ему даже не нужны стихи — как молитвы или Библия. Но поэты продолжат писать, поэтические книги и сборники выпускаться, поэтические вечера проводиться, пусть и тремя калеками, премии раздаваться. Поэзия так же, как церковь, продолжает существовать, пусть она уже не влияет на нашу жизнь с той же силой.

Автор — директор журнала «Вопросы литературы»

__________________________________________

*В. Вейдле. О стиходеланьи // В. Вейдле. О поэтах и поэзии. Paris: YMCA-Press, 1973. С. 133.

*И. Дуардович, Г. Шульпяков. «Человек-невидимка — близкий мне образ. » // Вопросы литературы. 2019. № 1.

*Л. Н. Толстой в воспоминаниях современников // Общ. ред. С. Н. Голубова, В. В. Григоренко, Н. К. Гудзия и др. В 2 тт. Т 2. М.: Художественная литература, 1960. С. 302.

*В. Вейдле. О стиходеланьи // В. Вейдле. О поэтах и поэзии. Paris: YMCA-Press, 1973. С. 133.

*В. Вейдле. О стиходеланьи // В. Вейдле. О поэтах и поэзии. Paris: YMCA-Press, 1973. С. 132—133.

*К. Окакура. Книга чая. Минск: Харвест, 2002. С. 34.

*В. Вейдле. Умирание искусства. Париж: Путь жизни, 1937. С. 68.

*О. Мандельштам. О природе слова // О. Мандельштам. Шум времени. М.: Олма-Пресс Звездный мир, 2003. С. 134.

*Перевод с иврита Александра Бараша.

*From Jerusalem to Jerico: A study of situational and dispositional variables in helping behavior. Reading About the Social Animal. NY.: Freeman, 1995.