Чьи стихи читал пушкин

К литературной переписке митрополита Филарета и А. С. Пушкина

Приведем тексты и попытаемся определить источники, послужившие для их написания. Вот что написал поэт:

Дар напрасный, дар случайный,
Жизнь, зачем ты мне дана?
Иль зачем судьбою тайной
Ты на казнь осуждена?

Кто меня враждебной властью
Из ничтожества воззвал,
Душу мне наполнил страстью,
Ум сомненьем взволновал.

Цели нет передо мною:
Сердце пусто, празден ум,
И томит меня тоскою
Однозвучный жизни шум.

Не напрасно, не случайно
Жизнь от Бога нам дана,
Не без воли Бога тайной
И на казнь осуждена.

Сам я своенравной властью
Зло из темных бездн воззвал,
Сам наполнил душу страстью,
Ум сомненьем взволновал.

Вспомнись мне, забвенный мною!
Просияй сквозь сумрак дум, –
И созиждется Тобою
Сердце чисто, светел ум.

Пушкин, продолжая тему, пишет своего рода исповедь:

В часы забав иль праздной скуки,
Бывало, лире я моей
Вверял изнеженные звуки
Безумства, лени и страстей.

Но и тогда струны лукавой
Невольно звон я прерывал,
Когда твой голос величавый
Меня внезапно поражал.

Я лил потоки слез нежданных,
И ранам совести моей
Твоих речей благоуханных
Отраден чистый был елей.

И ныне с высоты духовной
Мне руку простираешь ты,
И силой кроткой и любовной
Смиряешь буйные мечты.

Твоим огнем душа согрета
Отвергла мрак земных сует,
И внемлет арфе Филарета
В священном ужасе поэт.

(В другой редакции:

Твоим огнем душа палима
Отвергла мрак земных сует,
И внемлет арфе серафима
В священном ужасе поэт.)

Первое стихотворение, побудившее владыку Филарета взяться за перо, было написано в 1828 году и помечено днем рождения поэта. Эта дата усугубляет тяжесть настроения, выраженного в стихотворении.. Кажется, именно эта тяжесть и подвигла чрезвычайно занятого митрополита, постоянного члена Святейшего Синода, протянуть «руку общения» (Гал. 2: 9) талантливому поэту в трудные минуты его жизни.

1828 год был для А. С. Пушкина годом решения одного из тяжелейших вопросов его нравственной и творческой жизни и во многом определил общественную позицию Пушкина 30-х годов. Известно, что примерно с июня 1828 года, то есть почти сразу после дня рождения поэта, начинает работу комиссия по делу о «Гаврилиаде». Пушкин внешне с иронией, но внутренне тяжело переживал события этих дней. Его самого коснулось теперь то. что он писал двумя годами раньше в «Записке о народном воспитании»: «Должно обратить строгое внимание на рукописи, ходящие между воспитанниками. За найденную похабную рукопись положить тягчайшее наказание, за возмутительную – исключение из училища, но без дальнейшего гонения по службе: наказывать юношу или взрослого человека за вину отрока есть дело ужасное и, к несчастью, слишком у нас обыкновенное».

Возможно, что стихотворение «Дар напрасный…» родилось именно в тревожные для него дни, а дата, подчеркивающая тщетность его рождения и предназначения, поставлена в отчаянии. (Пушкин иногда ставил фиктивные, но значимые для него даты под своими произведениями.) Известно, что работа комиссии закончилась закрытием темы и прощением поэта, приуроченным – случайно или нет – к 19 октября того же года (дню лицейской годовщины). Под этим числом читаем у Пушкина:

Усердно помолившись Богу,
Лицею прокричав ура,
Прощайте, братцы: мне в дорогу,
А вам в постель уже пора.

В самом деле, 19 октября датируется подорожная: поэт ехал в тверскую деревню Малинники.

Митрополит Филарет, отвечая на вопрос, зачем человеку дана жизнь и зачем она «на казнь осуждена», пишет: «Не без воли Бога тайной», то есть таинственной, сие совершается. Другими словами, Господь наш, желая «всем спастись и придти в познание (разум – в славянском тексте) истины» (1 Тим. 2: 4), по Своему милосердию наказывает человека, то есть ограничивает его возможности, которые человек использует для удовлетворения своих похотей (см.: Иак. 4: 1–5). Поэтому-то Господь наказывает человека, воспитывая его с отцовской строгостью (см.: Рим. 11: 22; Евр. 12: 1–29) и заботясь о нем как о сыне, чтобы человек не погиб и не подпал под суд вместе с погибающим в растлении, не верующим в своего Создателя миром (1 Кор. 11: 32). Святой апостол Павел, объясняя наши временные страдания здесь, на земле, пишет: «Если вы терпите наказание, то Бог поступает с вами, как с сынами. Ибо есть ли такой сын, которого бы не наказывал отец? Если же остаетесь без наказания, которое всем обще, то вы – незаконные дети, а не сыны» (Евр. 12: 7–11). В другом месте читаем: «Если бы мы судили сами себя, то не были бы судимы. Будучи же судимы, наказываемся от Господа, чтобы не быть осужденными с миром» (1 Кор. 11: 31–32), ибо Бог посылает наказание, «чтобы нам иметь участие в святости Его» (Евр. 12: 10). И воля Божия о нас, по словам апостола Павла, освящение наше, «чтобы мы воздерживались от блуда; чтобы каждый из нас умел соблюдать свой сосуд в святости и чести, а не в страсти похотения, как язычники, не знающие Бога» (1 Фес. 4: 3–5). Отвечая Пушкину, митрополит Филарет имел в виду, конечно же, эти строки Священного Писания, говоря о таинственной силе Божией, пресекающей греховный путь грешника и привлекающей его к участию в святости Бога.

Что А. С. Пушкин в своей юности правильно понимал и чувствовал богообщение, митрополит, как тонкий психолог и педагог, мог заметить во время посещений лицея. У самого Пушкина в стихотворении «Безверие» (1817) читаем о том, что к неверующему в Бога «не простирается из-за пределов мира… мощная рука… с дарами мира», причем мира духовного (согласно старой орфографии, это слово – мир – и написано через и-восьмеричное). Как просвещенный человек и поэт, владыка Филарет, конечно, знал это стихотворение лицеиста, тем более, что оно было опубликовано В. Л. Пушкиным в «Трудах Общества любителей российской словесности Московского университета» (1818, ч. XII). В этом стихотворении есть и такие строки, обращенные к праведникам, считающим «мрачное безверие пороком»:

Смирите гордости жестокой исступленье:
Имеет он права на наше снисхожденье,
На слезы жалости; внемлите брата стон,
Несчастный он злодей, собою страждет он.

Не потому ли взялся за перо владыка Филарет, исполняя свой долг архипастыря и учителя? Он, мудро руководя поэтом в поисках виновника его душевных и умственных терзаний, указывает ему: ведь ты сам писал некогда, что не имеющий общения с Богом и Творцом своим «страждет собою»:

Сам я своенравной властью
Зло из темных бездн воззвал,
Сам наполнил душу страстью,
Ум сомненьем взволновал.

Зная, что юный Пушкин мог видеть «мощную руку» Божию, простирающуюся «из-за пределов мира с дарами мира» духовного, владыка Филарет так и напоминает ему о Боге:

Вспомнись мне, забвенный мною!
Просияй сквозь сумрак дум…

Участие столь знаменитого церковного и государственного деятеля не оставило поэта равнодушным. Узнав о стихотворении владыки от Е. М. Хитрово и еще не прочитав его, Пушкин пишет ей, что это «большая удача». Свое стихотворение «Дар напрасный…» здесь он называет «скептическими куплетами»: состояние души поэта в эту минуту понятно – острота ощущений, вызвавших «скептические куплеты», прошла. Полтора года миновало со времени их написания, и теперь нужно признать, что стихи рождены не разочарованием в жизни, а скептическим настроением. Существующее мнение о «ёрническом» тоне фразы в письме к Е. М. Хитрово вряд ли приемлемо. Слова поэта: «стихи христианина, русского епископа в ответ на скептические куплеты» (пер. с фр.) – свидетельствуют лишь о его терминологической точности. Даже если бы Пушкин не написал в ответ владыке своего прекрасного стихотворения, он знал, когда писал Хитрово, что его слова станут известны митрополиту.

Прочитав же стихотворное наставление владыки Филарета, поэт пишет с благодарностью: «Твоих речей благоуханных отраден чистый был елей». Он исповедует и признает, что иногда «бывало», своей лире с забавой ли или от праздности «вверял изнеженные звуки безумства (ср.: «Рече безумец в сердце своем: несть Бог». – Пс. 13: 1), лени и страстей».

Думается, что отвечая на наставления архипастыря, и сам Пушкин вспонил свое юношеское «Безверие»:

Во храм ли Вышнего с толпой он молча входит,
Там умножает лишь тоску души соей,
При пышном торжестве старинных алтарей,
При гласе пастыря, при сладком хоров пене,
Тревожится его безверия мученье.

Ср. в ответе митрополиту Филарету:

…твой голос величавый
Меня внезапно поражал.

Я лил потоки слез нежданных,
И ранам совести моей
Твоих речей благоуханных
Отраден чистый был елей.

Человек, не верующий в Бога, даже если и плачет, то

…не те потоки слез лиются,
Которы сладостны для страждущих очей
И сердцу дороги свободою своей…

И словно вспоминая о Держащем дланию весь мир и простирающем руку помощи верующим в Него, своего Создателя и Господа, Пушкин адресует митрополиту, как он выразился, «русскому епископу», слова:

И ныне с высоты духовной
Мне руку простираешь ты,
И силой кроткой и любовной
Смиряешь буйные мечты.

Эта строфа очень глубока и объемна по своему содержанию. Если Пушкин в самом деле использовал стихотворение «Безверие», то, возможно, эти слова обращены к Богу Вседержителю, простирающему мощную руку Свою с «дарами мира». Не потому ли ответ Филарету был оставлен без надписания, без заглавия, что контекст данного стихотворения гораздо шире? Если же эти слова – «и ныне с высоты» – относятся к владыке Филарету, то тем самым Пушкин, обращаясь к архипастырю, возносит епископский сан его на подобающую высоту, ибо, по учению Церкви, епископ олицетворяет образ Христа (см. послания святителя Игнатия Богоносца к ефесянам, гл. 3, 6 и к траллийцам, гл. 3: «на епископа должно смотреть, как на Самого Господа»; «все почитайте… епископа, как Иисуса Христа, Сына Бога Отца, пресвитеров же, как собрание Божие, как сонм апостолов. Без них нет Церкви»). И по учению святого апостола Павла, «начальствующим пресвитерам должно оказывать сугубую честь, особенно тем, которые трудятся в слове и учении» (1 Тим. 5: 17).

Ответ митрополита Филарета есть напоминание о Боге и вразумление человеку, впадающему в грех отчаяния.

Еще одну параллель теме пушкинского ответа находим в Послании апостола Павла к галатам: «Братия! если и впадет человек в какое согрешение, вы, духовные, исправляйте такового в духе кротости… Носите бремена друг друга, и таким образом исполните закон Христов» (Гал. 6: 1–2). Ср. у Пушкина:

И ныне с высоты духовной
Мне руку простираешь ты,
И силой кроткой и любовной
Смиряешь буйные мечты.

Именно этот фрагмент из послания апостола Павла всегда читается на литургии в дни памяти святого благоверного князя Александра Невского. Поэтому Пушкин слышал эти слова и в день своих именин, и присутствуя на торжественных литургиях и молебнах в день ангела императора Александра I. Его, как одухотворенного человека, не мог не интересовать вопрос: как можно «исполнить закон Христов»?

И еще один момент. Человек, знакомый с православной гимнографией, обратит внимание на знакомое словосочетание: «с высоты… силой». 26 мая – день рождения поэта – иногда попадает в период празднования и попразднства Пятидесятницы – дня Святой Троицы. В одном из песнопений на этот двунадесятый праздник есть слова: «С высоты силою учеником, Христе, дондеже облечетеся рекл еси…» (ирмос 3-й песни канона). Пушкин чтил «обычи родной старины», в которые входило посещение храма по великим праздникам. Кроме того, известно, что он самостоятельно изучал Священное Писание. Таким образом, отвечая митрополиту Филарету и используя слова общего для них лексикона, Пушкин не только выражает благодарность за внимание к его духовным и душевным терзаниям, но и показывает, что он не чуждое чадо для Церкви Христовой.

LiveInternetLiveInternet

• Регистрация
• Вход

–Рубрики

• Пером и кистью. (2765)
• TV. Кино и Подмостки (1705)
• Обо всем (1468)
• Интересно (1010)
• Кумиры (853)
• Видео/Фото/Фильмы/Концерты. (825)
• Старый, добрый шлягер (809)
• Музыканты,художники, композиторы, поэты, писатели (747)
• Истории (714)
• Джаз,Рок,Блюз. (696)
• Аудиоальбомы (691)
• СуперStars (615)
• УЛЫБНЕМСЯ И МЫ (487)
• Суперхит XX века (475)
• Звезды в “Музыкальной гостиной” (443)
• “СССР” – ретро (385)
• Бельканто (Любимые голоса) (294)
• Культура, искусство, история (242)
• Одесские истории (234)
• Русский шансон (234)
• Музыка на века (226)
• Легенды русского шансона. (221)
• Опера, оперетта, классическая музыка, балет. (210)
• Лирика романса (176)
• Маленький ретро концерт (163)
• Биографии (163)
• История классики шансона (147)
• Музыка ретро (113)
• Песня.Романс (104)
• Звезды русской эмиграции (86)
• Мемориал (78)
• Петр Лещенко (50)
• шансон (41)
• Литературный раздел (12)
• Барды (1)

–Метки

–Я – фотограф

• К приложению

Женский образ в живописи 18-20 веков часть 1

–Поиск по дневнику

–Подписка по e-mail

–Статистика

✨ «Приятно дерзкой эпиграммой взбесить оплошного врага»

Петр Кончаловский «Александр Сергеевич Пушкин» (1932)

Как Пушкин с помощью стихов сводил счеты и доводил до самоубийства

Вроде бы какая ерунда: стишок, всего пара строчек… На деле же эпиграммы были серьезным оружием. Особенно они удавались Пушкину — ими он мог испортить репутацию противника мгновенно и навсегда.

Про Воронцова и саранчу

Новороссийский генерал-губернатор Михаил Воронцов был взбешен из-за Александра Пушкина, который под его надзором отбывал южную ссылку в Одессе. Поэт написал эпиграмму на Воронцова:

Полумилорд, полукупец,
Полумудрец, полуневежда…
Полуподлец, но есть надежда,
Что будет полным наконец.

Михаил Воронцов

Полуневежда, полуподлец? И это про Воронцова — человека с отличным образованием, который храбро сражался против Наполеона, а перед выходом русских войск из Парижа заплатил все долги офицеров и солдат местным жителям (около 1,5 миллионов рублей; чтобы собрать их, Воронцов продал родовое имение). И в чем он, начальник края, так провинился перед каким-то ссыльным? Да всего лишь отправил того в «командировку», чтобы выяснить, насколько успешно идет борьба с саранчой. В Одессе давно шептались, что Пушкин крутит роман с его женой Елизаветой Воронцовой. Вот генерал-губернатор и решил хотя бы на время отослать столичного поэта куда подальше. Пушкину это не понравилось и, по легенде, вернувшись в Одессу, он даже написал Воронцову издевательский отчет о своей поездке:

САРАНЧА
23 мая — Летела, летела,
24 мая — И села;
25 мая — Сидела, сидела,
26 мая — Все съела,
27 мая — И вновь улетела.
Коллежский секретарь
Александр Пушкин.

А потом накатал и несправедливую эпиграмму про полуподлеца. Воронцов в ответ написал на Пушкина докладное письмо, в котором потребовал исключить его из списка чиновников Министер­ст­ва иностранных дел за «дурное поведение». История закончилась тем, что Александра Сергеевича сослали в Псковскую губернию, а умница Воронцов в глазах потомков превратился в «полуневежду».

Месть отвергнутого ухажера

Переплюнуть эпиграммы Пушкина по грубости и оскорбительности мало кому удавалось. Например, Александр Сергеевич написал стишок на вице-президента Санкт-Петербургской академии наук князя Дондукова-Корсакова, считая, что тот чинит цензурные препятствия его стихам.

В Академии наук
Заседает князь Дундук.
Говорят, не подобает
Дундуку такая честь;
Почему ж он заседает?
Потому что ж**а есть.

Во времена Александра Сергеевича всем было понятно, на что намекает поэт: говорили, что место вице-президента академии князь получил по протекции министра просвещения Уварова, который был известен своими нетрадиционными сексуальными похождениями…
Не менее обидной получилась эпиграмма «Орлов и Истомина»:

Орлов с Истоминой в постеле
В убогой наготе лежал.
Не отличился в жарком деле
Непостоянный генерал.
Не думав милого обидеть,
Взяла Лаиса микроскоп
И говорит: «Позволь увидеть,
Чем ты меня, мой милый, е*.

Балерина Истомина — красивейшая женщина Петербурга — предпочла Пушкину генерала Алексея Орлова. За что оба и поплатились. А нечего было отвергать ревнивого Александра Сергеевича.

Авдотья Истомина

Клюква вместо пули

Пушкин в эпиграммах не жалел даже друзей. Однажды он прошелся по лицейскому товарищу Вильгельму Кюхельбекеру:

За ужином объелся я,
А Яков запер дверь оплошно —
Так было мне, мои друзья,
И кюхельбекерно, и тошно.

Разозленный Кюхель­бекер вызвал Пушкина на дуэль. Это был необычный поединок — секунданты зарядили пистолеты клюквой. Пер­вым выстрелил Виль­гельм и промахнулся. А Пушкин стрелять отказался. После этого состоялось бурное примирение. Кюхле было не впервой страдать от поэзии друга. В журнале «Лицейский мудрец» юный Пушкин опубликовал эпиграмму, в которой говорилось, что у Кюхельбекера очень занудные стихи. После этого несчастный Вильгельм решил утопиться в царскосельском пруду, но его вовремя вытащили.

Вильгельм Кюхельбекер

Катерина Кузнецова

Интересные факты

От похвалы до оскорбления

Изначально эпиграмма была вполне невинной. В античную эпоху так называли надписи на изваяниях, алтарях, щитах, вазах. Чтобы облегчить труд гравировщика, который работал на твердом материале (чаще всего камне), текст должен был быть коротким. Эти эпиграммы никого не высмеивали. Например, надпись на кувшине для вина (VIII век до н. э.) сообщает, что сосуд вручили самому умелому танцору: «Тот, который из всех плясунов отменно резвится».

Однако уже к первому веку нашей эры эпиграмма окончательно трансформировалась в ироническое или сатирическое стихотворение «на злобу дня».

В России она как отдельный жанр утвердилась только к XVIII веку. Причем изначально не переходила на личности, а была направлена исключительно против какого-либо общественного порока. Первый наш крупный эпиграммист Антиох Кантемир даже писал: «Имена утаены, одни злонравия сатирик осуждает».

Но, видимо, и авторам, и читателям все это в какой-то момент показалось пресным, и вскоре появились куда более острые стишки, направленные уже против конкретных людей. Например, в том же XVIII веке актер и основатель русского театра Федор Волков написал эпиграмму на сподвижника Екатерины II Алексея Орлова:

Всадника хвалят: хорош
молодец;
Хвалят другие: хорош
жеребец;
А я так примолвлю: и конь,
и детина —
Оба пригожи, и оба — скотина.
А некий аноним написал эпиграмму на смерть Григория Потёмкина:
Прохожий, помоли всевышнего
творца,
Что сей не разорил России
до конца.

«Если ты не согласен с эпохой, охай»

Не менее популярными эпиграммы были и в XX веке. Зачастую их передавали из уст в уста, как анекдот. Филолог, доктор наук и диссидент Ефим Эткинд собрал в специальный сборник 323 эпиграммы, которые ходили в период с 20‑х по 60‑е годы. Вот некоторые из них:

Если ты не согласен с эпохой,
Охай.
(Юрий Тынянов)

На Сергея Михалкова
Что ему недоставало,
Он тотчас же доставал,
Самый главный доставала
Из московских доставал.
(Лев Никулин)

На советского читателя
К литературе тяготея,
По магазинам бегал я,
Купил себе Хемингуэя,
Не понял ни хемингуя.
(Автор неизвестен)

«Ты сам себе копаешь яму»

Острыми эпиграммами прославился актер Валентин Гафт.

На Лию Ахеджакову
Актриса Лия Ахеджакова
Всегда играет одинаково.

На Андрея Мягкова
Не будь «иронии» в судьбе,
Мы б и не узнали о тебе.

На себя
Когда ты сочиняешь эпиграммы,
Ты сам себе копаешь яму.

Валентин Гафт

Метки: эпиграмма пушкин

Процитировано 9 раз
Понравилось: 27 пользователям

А.С.Пушкин. Малоизвестные факты из жизни человека, которого знают все

1. Пушкин помнил себя с 4 лет. Он несколько раз рассказывал о том, как однажды на прогулке заметил, как колышется земля и дрожат колонны, а последнее землетрясение в Москве было зафиксировано как раз в 1803 году. И, кстати, примерно, в то же время произошла первая встреча Пушкина с императором – маленький Саша чуть было не попал под копыта коня Александра I, который тоже выехал на прогулку. Слава богу, Александр успел придержать коня, ребенок не пострадал, и единственный, кто перепугался не на шутку – это няня.

2. Однажды дом родителей Александра Пушкина посетил русский писатель Иван Дмитриев. Александр был тогда еще ребенком, а потому Дмитриев решил подшутить над оригинальной внешностью мальчика и сказал: «Какой арабчик!» Но десятилетний внук Ганнибала не растерялся и вмиг выдал ответ: «Да зато не рябчик!» Присутствующие взрослые были удивлены и жутко смущены, потому что лицо писателя Дмитриева было безобразно рябое!

3. Однажды один знакомый Пушкина офицер Кондыба спросил поэта, может ли он придумать рифму к словам рак и рыба. Пушкин ответил: «Дурак Кондыба!» Офицер сконфузился и предложил составить рифму к сочетанию рыба и рак. Пушкин и тут не растерялся: «Кондыба – дурак».

4. В бытность свою еще камер-юнкером Пушкин явился как-то перед высокопоставленным лицом, которое валялось на диване и зевало от скуки. При появлении молодого поэта высокопоставленное лицо даже не подумало сменить позу. Пушкин передал хозяину дома все, что было нужно, и хотел удалиться, но получил приказание произнести экспромт.
Пушкин выдавил сквозь зубы: «Дети на полу – умный на диване». Особа была разочарована экспромтом: «Ну, что же тут остроумного – дети на полу, умный на диване? Понять не могу… Ждал от тебя большего». Пушкин молчал, а высокопоставленное лицо, повторяя фразу и перемещая слоги, пришло, наконец, к такому результату: «Детина полуумный на диване». После того, как до хозяина дошел смысл экспромта, Пушкин немедленно и с негодованием был выставлен за дверь.

5. В период ухаживаний за своей будущей супругой Натальей Пушкин много рассказывал своим друзьям о ней и при этом обычно произносил:
«Я восхищен, я очарован,
Короче – я огончарован!»

6. А этот забавный случай, произошедший с Пушкиным еще во время его пребывания в Царскосельском лицее, показывает, насколько остроумен и находчив был молодой поэт. Однажды он задумал удрать из лицея в Петербург погулять. Отправился к гувернеру Трико, а тот не пускает, да еще и пугает, что будет следить за Александром. Но охота пуще неволи – и Пушкин вместе с Кюхельбекером удирает в Питер. За ними последовал и Трико.
К заставе первым подъехал Александр. У него спросили фамилию, и он ответил: «Александр Однако!» Заставный записал фамилию и пропустил его. Следующим подъехал Кюхельбекер. На вопрос, как его фамилия, сообщил: «Григорий Двако!» Заставный записал фамилию и с сомнением покачал головой. Подъезжает, наконец, и гувернер. Ему вопрос: «Ваша фамилия?» Отвечает: «Трико!» «Врешь,– кричит заставный,– здесь что-то недоброе! Один за другим– Одна-ко, Два-ко, Три-ко! Шалишь, брат, ступай в караулку!» Трико просидел целые сутки под арестом при заставе, а Пушкин с другом спокойно нагулялся в городе.

7. Детство маленький Пушкин провёл в Москве. Его первыми учителями были гувернёры-французы. А на лето он обычно уезжал к своей бабушке, Марии Алексеевне, в подмосковное село Захарово. Когда ему исполнилось 12 лет, Пушкин поступил в Царскосельский Лицей, закрытое учебное заведение с 30 учениками. В лицее Пушкин серьезно занимался поэзией, особенно французской, за что его и прозвали “французом”.

8. В лицей Пушкин попал, что называется, по блату. Лицей основал сам министр Сперанский, набор был невелик – всего 30 человек, но у Пушкина был дядя – весьма известный и талантливый поэт Василий Львович Пушкин, лично знакомый со Сперанским.

9. В Лицее выпускался рукописный журнал “Лицейский мудрец”. Пушкин писал туда стихи. Однажды написал: “Вильгельм, прочти свои стихи, чтоб я уснул скорее”. Обиженный Кюхельбекер побежал топиться в пруду. Его успели спасти. Вскоре в “Лицейском мудреце” нарисовали карикатуру: Кюхельбекер топится, а его длинный нос торчит из пруда.

10. В 1817 г. состоялся первый выпуск лицеистов. Сдав в течение семнадцати майских дней 15 экзаменов, среди которых – латынь, российская, немецкая и французская словесность, всеобщая история, право, математика, физика, география, Пушкин и его друзья получили аттестаты об окончании Лицея. Поэт оказался по успеваемости двадцать шестым (из 29 выпускников), показав только “в российской и французской словесности, также в фехтовании превосходные успехи”.

11. Известно, что Пушкин был очень любвеобилен. С 14 лет он начал посещать публичные дома. И, уже будучи женатым, продолжал наведываться к “веселым девкам”, а также имел замужних любовниц.

12. Очень любопытно почитать даже не список его побед, а отзывы о нем разных людей. Его брат, например, говорил, что Пушкин был собою дурен, ростом мал, но женщинам почему-то нравился. Что и подтверждается восторженным письмом Веры Александровны Нащокиной, в которую Пушкин тоже был влюблен: “Пушкин был шатен с сильно вьющимися волосами, голубыми глазами и необыкновенной привлекательности”. Впрочем, тот же брат Пушкина признавал, что, когда Пушкина кто-то интересовал, он становился очень заманчив. С другой стороны, когда Пушкину было неинтересно, разговор его был вял, скучен и просто несносен.

13. Пушкин был гениален, но не был красив, и в этом отношении контрастировал со своей красавицей-женой Натальей Гончаровой, которая, при этом, была на 10 см выше него. По этой причине, бывая на балах, Пушкин старался держаться от жены поодаль: чтобы окружающие не видели столь неприятного для него контраста.

14. Жандармский чиновник III отделения, Попов, записал о Пушкине: “Он был в полном смысле слова дитя, и, как дитя, никого не боялся”. Даже его литературный враг, пресловутый Фаддей Булгарин, покрытый пушкинскими эпиграммами, записал о нем: “Скромен в суждениях, любезен в обществе и дитя по душе”.

15. Смех Пушкина производил столь же чарующее впечатление, как и его стихи. Художник Карл Брюллов говорил про него: “Какой Пушкин счастливец! Так смеется, что словно кишки видны”. И в самом деле, Пушкин всю жизнь утверждал, что все, что возбуждает смех, – позволительно и здорово, а все, что разжигает страсти, – преступно и пагубно.

16. У Пушкина были карточные долги, и довольно серьезные. Он, правда, почти всегда находил средства их покрыть, но, когда случались какие-то задержки, он писал своим кредиторам злые эпиграммы и рисовал в тетрадях их карикатуры. Однажды такой лист нашли, и был большой скандал.

17. Император Николай Павлович советовал Пушкину бросить карточную игру, говоря;
– Она тебя портит!
– Напротив, Ваше Величество, – отвечал поэт, – карты меня спасают от хандры.
– Но что ж после этого твоя поэзия?
– Она служит мне средством к уплате моих карточных долгов. Ваше Величество.
И действительно, когда Пушкина отягощали карточные долги, он садился за рабочий стол и в одну ночь отрабатывал их с излишком. Таким образом, например, у него написан “Граф Нулин”.

18. Живя в Екатеринославе, Пушкин был приглашен на один бал. В этот вечер он был в особенном ударе. Молнии острот слетали с его уст; дамы и девицы наперерыв старались завладеть его вниманием. Два гвардейских офицера, два недавних кумира екатеринославских дам, не зная Пушкина и считая его каким-то, вероятно, учителишкой, порешили, во что бы то ни стало, ” переконфузить” его. Подходят они к Пушкину и, расшаркиваясь самым бесподобным образом, обращаются:
– Mille pardon. He имея чести вас знать, но видя в вас образованного человека, позволяем себе обратиться к вам за маленьким разъяснением. Не будете ли вы столь любезны сказать нам, как правильнее выразиться: “Эй, человек, подай стакан воды!” или “Эй, человек, принеси стакан воды!”.
Пушкин живо понял желание пошутить над ним и, нисколько не смутившись, отвечал серьезно:
– Мне кажется, вы можете выразиться прямо: “Эй, человек, гони нас на водопой”.

19. В одном литературном кружке, где собиралось более врагов и менее друзей Пушкина, куда он и сам иногда заглядывал, одним из членов этого кружка был сочинен пасквиль на поэта, в стихах, под заглавием “Послание к поэту”. Пушкина ждали в назначенный вечер, и он, по обыкновению опоздав, приехал. Все присутствовавшие были, конечно, в возбужденном состоянии, а в особенности автор “Послания”, не подозревавший, что Александр Сергеевич о его проделке уже предупрежден. Литературная часть вечера началась чтением именно этого “Послания”, и автор его, став посредине комнаты, громко провозгласил:
– “Послание к поэту”! – Затем, обращаясь в сторону, где сидел Пушкин, начал:
– Дарю поэта я ослиной головою.
Пушкин быстро перебивает его, обращаясь более в сторону слушателей:
– А сам останется с какою?
Автор смутился:
– А я останусь со своею.
Пушкин:
– Да вы сейчас дарили ею.
Последовало общее замешательство. Сраженный автор замолк.

20. По подсчётам пушкинистов, столкновение с Дантесом было как минимум двадцать первым вызовом на дуэль в биографии поэта. Он был инициатором пятнадцати дуэлей, из которых состоялись четыре, остальные не состоялись ввиду примирения сторон, в основном стараниями друзей Пушкина; в шести случаях вызов на дуэль исходил не от Пушкина, а от его оппонентов. Первая дуэль Пушкина состоялась еще в лицее.

21. Известно, что Александр Сергеевич очень любил своего лицейского товарища Кюхельбекера, но часто устраивал ему розыгрыши. Кюхельбекер часто навещал поэта Жуковского, донимая его своими стихами. Однажды Жуковский был зван на какой-то товарищеский ужин и не пришел. Потом его спросили, почему он не был, поэт ответил: “Я еще накануне расстроил себе желудок, к тому же пришел Кюхельбекер, и я остался дома. ” Пушкин, услышав это, написал эпиграмму:
За ужином объелся я,
Да Яков запер дверь оплошно –
Так было мне, мои друзья,
И кюхельбекерно, и тошно.
Кюхельбекер был взбешен и потребовал дуэли! Дуэль состоялась. Оба выстрелили. Но пистолеты были заряжены. клюквой, и, конечно же, поединок завершился миром.

22. Дантес был родственником Пушкина. На момент дуэли он был женат на родной сестре жены Пушкина – Екатерине Гончаровой.

23. Перед смертью Пушкин, приводя в порядок свои дела, обменивался записками с Императором Николаем I. Записки передавали два выдающихся человека: В. А. Жуковский – поэт, на тот момент воспитатель наследника престола, будущего императора Александра II, и Н. Ф. Арендт – лейб-медик императора Николая I, врач Пушкина.
Поэт просил прощения за нарушение царского запрета на дуэли: ” …жду царского слова, чтобы умереть спокойно…”
Государь: “Если Бог не велит нам уже свидеться на здешнем свете, посылаю тебе моё прощение и мой последний совет умереть христианином. О жене и детях не беспокойся, я беру их на свои руки”. Считается, что эту записку передал Жуковский.

24. Из детей Пушкина только двое оставили потомство – Александр и Наталья. Но потомки поэта живут сейчас по всему земному шару: в Англии, Германии, Бельгии… Порядка пятидесяти живёт в России. Особенно интересна Татьяна Ивановна Лукаш. Её прабабушка (внучка Пушкина) была замужем за внучатым племянником Гоголя. Сейчас Татьяна живёт в Клину.

25. И – напоследок – наверное, самый забавный факт, который, правда, не имеет отношения к, собственно, биографии Пушкина. В Эфиопии несколько лет назад так поставили памятник Пушкину. На красивом мраморном постаменте высечены слова: “Нашему поэту”.

Чьи стихи читал пушкин

ЭССЕИСТИКА И КРИТИКА

О произнесении самим Пушкиным
своих стихов

О люди! жалкий род, достойный слез и смеха!
Жрецы минутного, поклонники успеха!
Как часто мимо вас проходит человек…

Четверть века назад я по-школьному ниспровергал пресловутый “Памятник” Пушкина не столько как стихотворение, сколько отвергая расхожее
и устойчивое мнение о “законченности” Пушкина. Достигнув сей цели в итоговой книге “Моление о чаше (Последний Пушкин)” (2007), я готов был опровергнуть
и себя самого, перечитав “Памятник” уже в связи со всем так называемым Страстным циклом и особенно в связи с непосредственно предшествовавшим ему стихотворением “Кладбище”.

Никто не знает в точности, как Пушкин читал вслух свои стихи… ( Моя виртуальная экспедиция записать его голос провалилась в канун 2099 года: вся воображаемая автором звукозаписывающая техника конца ХХI века “полетела” в пушкинском поле, сведя с ума наивного “времянавта”, оставив ему в доказательство его пребывания в пушкинском времени лишь оторванную им подлинную пуговицу поэта. 1)

Услышать самого Пушкина невозможно, но предположить кое-что можно. В частности:

Я понять тебя хочу,

Смысла я в тебе ищу.

Пушкин строго следовал правам рифмы, но еще более был рабом непразднословия, то есть смысла. Так ли уж он нарушил собственные правила, срифмовав хочу и ищу ?

Щ транскрибируется как сч (в частности, счастье в старину писалось как щастье, сам Пушкин писал это слово то так, то так).

Ищу могло произноситься А. С. как исчу , и тогда правка Жуковского2 не только искажает смысл, но и неоправданна.

А так же, отвращаясь от чтения наших чтецов, всегда произносящих ударными не те слова и не в том месте, то есть всегда не-в-попад, а в меру собственного понимания стихов и публики, можно предположить, что авторское чтение Пушкина происходило в его собственном понимании (иногда и для него неожиданном: “На устах начатый стих / Недочитанный затих…”). Или — знаменитый случай:

На свете счастья нет, но есть покой и воля.

Традиционно пафосно выделяется нет . А если предположить, что для Пушкина “на свете счастья нет” всего лишь трюизм и противостоит ему как раз слово есть ? Другое все получается:

На свете щастья3 нет, но есть покой и воля.

Думаю, таких примеров можно набрать достаточно. Скажем:

Брожу ли я вдоль улиц шумных,

Вхожу ль во многолюдный храм… (1829)

Когда за городом, задумчив, я брожу

И на публичное кладбище захожу… (1836)

Вряд ли одно стихотворение не помнило о существовании другого, хотя между ними пролегает немалый срок развития поэта. В первом Пушкин еще по-молодому мечтает (в его, а не в нашем, употреблении слова мечта = воображение: “…мечтою странной / Душа наполнилась моя… Мечты кипят; в уме, подавленном тоской…” и т. п.) — мечтает о собственных похоронах (как многие);
во втором — категорически, с редким для Пушкина сатирическим пафосом отрицает “публичное кладбище”: хоть плюнуть да бежать…

Действительно, трудно представить себе Пушкина исполнителем, встающим на табурет и читающим вслух, как в Лицее перед Державиным, свои стихи (скажем, “Пророка” или “Не дай мне Бог сойти с ума…”) вслух кому бы то ни было. Даже Боратынскому или Вяземскому (великая реплика Натальи Николаевны: “Читайте, читайте, я не слушаю”).

Одно для меня бесспорно: все стихотворения Пушкина (включая неоконченное и черновики) всегда помнят друг о друге как единый, никем, кроме П., непрочитанный текст. Назовем это эхо или гул , как хотите. Поэтому при чтении его стихов вслух всегда присутствует его же второй, а то и третий голос (второй — из прошлого). Два в одном! Характерное для П. удвоение. Кто это теперь расслышит? Но сам поэт, безусловно, слышал эту связь, как-то произносил ее, когда читал свои стихи (хоть бы самому себе). Все-таки в храм он входит , а на публичное кладбище пренебрежительно заходит . Эхо!

Само собой любовь помнит любовь, дружба дружбу, дорога дорогу, бессонница бессонницу и т. д. По этим проводам всегда пробегает ток цикла задолго до оформления последнего — Страстного.

Цикл непризнания как призвания эхом гудит сквозь все творчество Пушкина (“Я вышел рано, до звезды”; 1823), но с наибольшей открытостью (как рана) это эхо раздалось в “Полководце”, посвященном Барклаю де Толли, забытом вожде 1812 года, заслужившем свой постамент (см. эпиграф), а уж никак не в “Памятнике”.

Эхо от “Полководца” пробежало к стихотворению “Художнику”, писанному у смертного одра матери под впечатлением посещения могилы Дельвига и непосредственно предшествующему всему Страстному циклу, закончившемуся “Памятником”.

Грустен и весел вхожу, ваятель, в твою мастерскую…

Сколько богов, и богинь, и героев.

Пленительная интонация этого стихотворения отменяет скорбь, накопившуюся в его душе в тот день, полная свобода оценок масштабов и славы персонажей художника: весел вхожу , — не иначе как неуместный, именно пушкинский смех разбирает его при перечислении скульптур, выстроившихся рядком (как на будущем публичном кладбище): Зевс-громовержец и рядом карикатурный сатир, дующий в дудку…

Но ухо поэта принадлежит его эху:

Здесь зачинатель Барклай, а здесь совершитель Кутузов…

Зачинатель звучит для моего уха почетнее или благозвучнее, чем совершитель. Вхожу или захожу ?

А главное, подтверждается и другая догадка, что тропинка из “Кладбища”, по которой “Проходит селянин с молитвой и со вздохом” (то есть народ), далее мимо дуба (“Стоит широко дуб… Колеблясь и шумя”), — напрямую ведет к Александрийскому столпу, превращаясь в пресловутую тропу…

И тут стоп! Второпях я пропустил одну важную мысль: я опустил само это слово — “важный”.

Стоит широко дуб над важными гробами…

Эпитет важный по недомыслию всегда казался мне более или менее безразличным, не важным. Однако…

Проследите противоречие, даже смысловой разрыв внутри второй (“позитивной”) части стихотворения “Кладбище”.

Во вступлении второй части:

Там неукрашенным могилам есть простор…

Близ камней вековых, покрытых желтым мохом…

Далее возврат к сатире первой части:

На место праздных урн и мелких пирамид,

Безносых гениев, растрепанных харит…

И сразу возвращение:

Стоит широко дуб над важными гробами,

Колеблясь и шумя…

Итак: неукрашенные могилы — заросшие вековые камни — важные гробы…

Колеблясь и шумя… Exegi monumenum… Вместо названия (это мы для удобства нашего давно прозвали его “Памятником”) — латинский эпиграф.
И сразу:

Я памятник себе воздвиг нерукотворный,

К нему не зарастет народная тропа,

Вознесся выше он главою непокорной

Последняя строка укорочена почти как “Колеблясь и шумя…”.

Дуб нерукотворен, как и памятник (крона-глава-корона).

Стихотворения написаны друг за другом через неделю, между ними пролегает лишь мучительная попытка правки “Медного всадника” по царским пометам, от которой П. решительно отказывается, что (не исключено) и толкает его к написанию “Памятника”.

Тогда оборванное “Колеблясь и шумя…” обретает особый смысл, и первая строка “Памятника” становится ее мыслимым продолжением, если…

Если я транскрибировать как бы той же латиницей, что в эпиграфе: ja (иотированное а ?) — йа , или даже ьйа ! Может, он так и произносил в этом случае свое я ? Утвердительно, победно!

“Нет , весь я не умру …” (ср.: “Андрей Шенье”, 1825 — “Я скоро весь умру…”.)

Может, так и прочитал впервые, сгоряча, это стихотворение случайному Муханову, чтобы тот, в меру своей принадлежности светской черни, на уровне ее понимания, мог записать в дневнике: “Жалуется на упадок внимания публики”.

“И я памятник себе воздвиг…” П. не мог написать не только из-за лишнего слога в строке, но и по традиции мог начинать только с я . Он мог поставить себя лишь вслед за Горацием (иначе зачем латинский эпиграф?), а не за Ломоносовым и Державиным, как бы их ни уважал.

Тут меня уже зашкаливает… Я все возвращаюсь к тому списку стихотворений, что мыслился П. для публикации, откуда брались его рабочие названия как авторские, в том числе из Страстного цикла (“Молитва”, “Недорого ценю” и “Кладбище”), по которому и датируется весь список: “не позднее
14 августа”.

Но составлен ли список до “Памятника” или после? В левом верхнем углу автографа отчетливо написано “Памятник”. Мог ли он быть включен
в список под этим названием?4

Его в списке нет. Я как-то высказал предположение, что П. сам слегка подцензурировал его в размышлении о возможной публикации — как бы указать им всем на подлинное свое место. Однако замена “изгнанья не страшась” на “обиды не страшась” была истолкована мною не совсем корректно: “обида” была первой, а “изгнанье” лишь вариантом.

Сам ли Пушкин заменил “Вослед Радищеву восславил я свободу” на “Чувства добрые я лирой пробуждал”, не берусь судить, но что не он заменил Александрийский столп на Наполеонов — это факт.

Сам ли он правил “Памятник”?

Р. S. Не является ли посмертная публикация в каком-то смысле произнесением публикатора? (В случае Жуковского — не самого слабого публикатора! — бесспорное да .)

P. P. S. Меж грядущих двух двухсотлетий — 200-летия открытия Лицея
и 200-летия Отечественной войны 1812 года — этот неожиданный выход на Барклая де Толли оказался более значительным, чем я мог заподозрить. Сам
П. в последний год жизни относил себя к “военному поколению”.

Я писал это без Пушкина, по памяти. Сейчас он наконец у меня опять под рукой. Я перечитываю “Полководца” (1835) и “Была пора: наш праздник молодой…” (к 19 октября 1836-го) в подбор.

В “Полководце” нахожу небрежно прописанный ряд живописи:

Тут нет ни сельских нимф, ни девственных мадон,

Ни фавнов с чашами, ни полногрудых жен,

Ни плясок, ни охот…

Перечисление, на мой взгляд, перекликающееся через год с описаниями скульптур в мастерской ваятеля и последующего “загробного” ряда. Пренебрегши музеем, строки П. заметно оживают:

…а все плащи, да шпаги,

Да лица, полные воинственной отваги.

Толпою тесною художник поместил

Сюда начальников народных наших сил,

Покрытых славою чудесного похода

И вечной памятью двенадцатого года.

Нередко медленно меж ими я брожу…

В стихах к годовщине Лицея:

Вы помните: текла за ратью рать,

Со старшими мы братьями прощались

И в сень наук с досадой возвращались,

Завидуя тому, кто умирать

На встрече с лицеистами П. зарыдал и не мог дочитать свое последнее
“19 октября” до конца.

О вождь несчастливый. Суров был жребий твой:

Все в жертву ты принес земле тебе чужой.

Непроницаемый для взгляда черни дикой,

В молчаньи шел один ты с мыслию великой…

Восстановив “эхо”, я тут же наткнулся на нечитанный мною пушкинский текст, а именно “Объяснение”, подтвердившее мои догадки. “Объяснение” было написано в ноябре, в те же числа, что и вызов на дуэль, видимо не в лучшем настроении. Ему только этого не хватало, чтобы родные и почитатели Кутузова обиделись на поэта за принижение роли их кумира и выразили это печатно.

Если полагать, как принято, что “Памятник” является завещанием Пушкина, то тогда последняя строка такого “завещания” была бы “И не оспоривай глупца”. Поэт был задет непониманием настолько, что сам же нарушил собственный завет. “Полководец” был написан в 1835-м, “Художнику” было написано 25 марта 1836-го, “Была пора: наш праздник молодой…” 19 октября, “Объяснение” 8—11 ноября… Последовательность и даже настойчивость позиции очевидна. “Объяснение” было напечатано уже после смерти поэта в четвертом номере “Современника” (еще составленном Пушкиным), а в декабре 1837-го состоялось открытие двух равновеликих памятников у Казанского собора, на котором Пушкин обязательно бы присутствовал… Не зная деталей, могу предположить, что полемика вокруг “Полководца” “привлекла внимание общественности” ( тогда — общества ) и помогла Барклаю де Толли занять достойный его заслуг “рукотворный” постамент.

1 Андрей Битов. Фотография Пушкина (1799—2099). Повесть начата в 1969 году в связи с подготовкой празднования столетия В. И. Ленина. Опубликована в 1986 году. Тут же была переведенаа на английский и немецкий, а потом на французский и другие языки.

2 “Темный твой язык учу” (вариант В. А. Жуковского).

3 В автографе — щастье , то есть опять щ = сч .

4 Это слово вписано не рукою П., а, по-видимому, тем, кто разбирал архив (возможно, Бартеневым).