Чьи стихи постелите мне степь

Кто придумал строчки: «Если я заболею, к врачам обращаться не стану»?

27 ноября 1972 года перестало биться сердце Ярослава Васильевича Смелякова. Поэта, который известен каждому советскому человеку яркими стихами, но люди даже не подозревают, чьему перу принадлежат те или иные строки.

Хотите эксперимент? Думаю, один из трогательных эпизодов культовой комедии «Операция „Ы“ и другие приключения Шурика» тот, где он декламирует стихи своей знакомой незнакомке:

Вдоль маленьких домиков белых
акация душно цветет.
Хорошая девочка Лида
на улице Южной живет…

Эти стихи написал Ярослав Смеляков, которого называли в то время «Онегиным с фабричной окраины». И в самом деле, разве могут оставить кого-нибудь равнодушными строки из того же стихотворения «Хорошая девочка Лида», когда поэт рассказывает о том, на какой подвиг готов мальчишка ради этой светлой, чистой любви?

Он в небо залезет ночное,
все пальцы себе обожжет,
но вскоре над тихой Землею
созвездие Лиды взойдет…

Четыре строчки, а сколько в них смысла!

Когда Шурик в середине 60-х годов ХХ века произносил эти строки с экранов кинотеатров (фильм вышел в прокат в 1965 году), создавалась полная иллюзия того, что стихотворение было специально написано к фильму, чтобы лучше охарактеризовать лиричность героя.

Но это далеко не так. Строки были написаны в последний предвоенный год, они то и щемящие такие, может быть, оттого, что поэты, как ясновидящие, гораздо тоньше чувствуют время. Смертельная опасность, нависшая над страной, уже выстраивала в перспективе батальоны и полки, которым не суждено было вернуться с войны. И этим миллионам лучших сынов страны, конечно же, хотелось любить и быть любимыми. И, уходя на фронт, вчерашние мальчишки цитировали эти строки, радуясь, что их хорошая девочка Маша, Наташа, Лена, ничуть не хуже смеляковской Лиды…

Кстати, и стихотворение «Если я заболею, к врачам обращаться не стану» тоже написано Смеляковым в 1940 году. И суть всего стихотворения сводится не к недоверию к людям в белых халатах, которое сейчас расцвело махровым цветом, а к тому, что за их помощью нужно обращаться только в самых исключительных случаях, в остальном же не надо роптать на судьбу.

Я ходил напролом.
Я не слыл недотрогой.
Если ранят меня
в справедливых боях,
забинтуйте мне голову
горной дорогой
и укройте меня
одеялом в осенних цветах.

…Наверное, многие из вас видели или держали в руках некое подобие кубика Рубика, которое называется «Змейка». Суть игры в том, чтобы, переставляя грани на длинном теле змеи, добиться нужной композиции. Можно сказать образно: нет, пожалуй, второго такого советского поэта, чьим телом судьба столь же беспощадно играла, как с такой змейкой!

…Родился Ярослав 26 декабря 1912 (8 января 1913 н.с.) в Луцке в семье железнодорожного рабочего. С началом Первой мировой войны, когда отец ушел на фронт, Славу отдали в деревню на воспитание к бабушке. Но как только мальчишка подрос, он решил покинуть родные места и «без страха и упрека» прибыл в Москву.

Здесь он поступил в семилетку, а после ее окончания решил продолжить образование в полиграфической фабрично-заводской школе. Именно здесь он активно начал публиковать свои стихи, для начала в цеховой газете, писал обозрения для агитбригады.

Но Смеляков не хотел оставаться самоучкой. Он охотно посещал литературные кружки при «Комсомольской правде» и «Огоньке», а его стихотворение «Любка» (кое-где оно идет как «Любка Фейгельман») стало культовым для студентов середины 30-х годов. Его переписывали в тетрадочки, цитировали, и в те времена оно по популярности соперничало со стихами куда более именитых авторов.

И в других стихах было столько лирики, что его сравнивали с Онегиным… Вот только хулиганом он был отъявленным. Однажды справил малую нужду на портрет Сталина, когда «произведение искусства» хотели поднять на веревках на высокое здание. От смерти его спасло только то обстоятельство, что на дворе был 1934 год. А в грозном 1937-м он как раз вышел на свободу. Чтобы снова оказаться за решеткой за непочтительное отношение к Сталину… Ярослав Васильевич Смеляков
Фото: commons.wikimedia.org

Война расставила все по своим местам. Ярослав вполне мог устроиться в какую-нибудь дивизионную, армейскую или фронтовую газету. Но вспомним его строки «Я ходил напролом». Он и пошел напролом, рядовым. Попал в окружение на Карельском перешейке, вместе со своими боевыми товарищами попал в финский плен, где находился до 1944 года. Причем финны очень скоро разобрались, что перед ними неординарный человек, его освободили из концлагеря и отправили работать на ферму в качестве военнопленного. Благодаря этому он и выжил.

По возвращении из финского плена его ожидал сталинский лагерь. И эта «ходка» оказалась не последняя. Однажды молодые поэты заявились к нему домой и наперебой начали читать хвалебные стихотворные оды Сталину. Смеляков вытолкал их взашей и вдобавок спустил с лестницы. Об этом доложили куда следует…

Пока он сидел, жена сбежала с другим… Но пуще всего его, исхудавшего и издерганного, пугает чувство вечного голода. Впрочем, и это не вечно, и жена появилась другая, и бесконечно бегать к холодильнику, проверяя, остались ли запасы, вскоре перестал. А с властью так и не помирился.

Да и как могло быть иначе, если вместо гимнов «родной» коммунистической партии декламировали его «сермяжную правду жизни». Как, например, стихотворение «Жидовка».

Прокламация и забастовка,
Пересылки огромной страны.
В девятнадцатом стала жидовка
Комиссаркой гражданской войны.

Ни стирать, ни рожать не умела,
Никакая не мать, не жена —
Лишь одной революции дело
Понимала и знала она.

Брызжет кляксы чекистская ручка,
Светит месяц в морозном окне,
И молчит огнестрельная штучка
На оттянутом сбоку ремне.

Неопрятна, как истинный гений,
И бледна, как пророк взаперти, —
Никому никаких снисхождений
Никогда у нее не найти…

Не сочтите меня ксенофобом, я не хочу обижать никакую нацию. Но сам факт, что в некоторых энциклопедических словарях о Ярославе Смелякове сказано всего три строчки, говорит о многом. Бел Кауфман
Фото: Jewish Women’s Archive, ru.wikipedia.org

А что касается последнего стихотворения, то оно стало любимым для писательницы Бел Кауфман, внучки знаменитого еврейского писателя Шолом-Алейхема. Ведь комиссарки — это не нация, это образ жизни.

Чьи стихи постелите мне степь

ЕСЛИ Я ЗАБОЛЕЮ

Если я заболею,
К врачам обращаться не стану.
Обращусь я к друзьям
(не сочтите, что это в бреду):
Постелите мне степь,
Занавесьте мне окна туманом,
В изголовье поставьте
Упавшую с неба звезду.

Я ходил напролом.
Никогда я не слыл недотрогой.
Если ранят меня
В справедливых, жестоких боях,
Забинтуйте мне голову
Русской степною дорогой
И укройте меня
Одеялом в осенних цветах.

От морей и от гор
Веет свежестью, веет простором.
Как посмотришь – почувствуешь:
Вечно, ребята, живем.
Не больничным от вас
Ухожу я, друзья, коридором,
Ухожу я, товарищи,
Сказочным Млечным путем.

Антология русской песни / Сост., предисл. и коммент. Виктора Калугина. – М.: Изд-во Эксмо, 2005. – с прим.: музыка Д. Тухманова.

Стихотворение Смелякова в сборниках датируется 1949 годом, песня Тухманова – 1960 годом. В том же 1960 году на музыку положено Юрием Визбором. Есть также песня В. Мещерина 1970-х гг., под заглавием “Млечный путь впереди”.

Если я заболею

Музыка Юрия Визбора
Слова Я. Смелякова

Если я заболею,
К врачам обращаться не стану,
Обращусь я к друзьям –
Не сочтите, что это в бреду:
Постелите мне степь,
Занавесьте мне окна туманом,
В изголовье поставьте
Упавшую с неба звезду!

Я шагал напролом,
Никогда я не слыл недотрогой.
Если ранят меня
В справедливых тяжелых боях,
Забинтуйте мне голову
Русской лесною дорогой
И укройте меня
Одеялом в осенних цветах.

От морей и от гор
Веет свежестью, веет простором.
Раз посмотришь – почувствуешь:
Вечно, ребята, живем!
Не больничным от вас
Ухожу я, друзья, коридором,
Ухожу я, товарищи,
Сказочным Млечным путем.

Антология бардовской песни. Автор-составитель Р. Шипов – М.: Изд-во Эксмо, 2006

Сиреневый туман: Песенник: Любимые песни и романсы для голоса и гитары. – СПб.: Композитор, 2006. – начало 3-го куплета: “От морей и от гор веет вечностью, веет простором”

Млечный путь впереди

Музыка В. Мещерина
Слова Я. Смелякова

Если я заболею,
К врачам обращаться не стану,
Обращусь я к друзьям
(Не сочтите, что это в бреду):
Постелите мне степь,
Занавесьте мне окна туманом,
В изголовье поставьте
Ночную звезду.

Я ходил напролом.
Не слыл, я не слыл недотрогой.
Если ранят меня,
В справедливых ранят боях,
Забинтуйте мне голову,
Забинтуйте горной дорогой,
И укройте меня одеялом
В осенних цветах.

От морей и от гор
Всегда так и веет простором.
Как посмотришь на них,
Так почувствуешь: вечно живем.
Не больничным от вас
Ухожу я, друзья, коридором –
Ухожу я мерцающим
Млечным путем.

Мне слышится голос твой. Песенник. М., Советский композитор, 1978.

АВТОРСКОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ

Если я заболею,
к врачам обращаться не стану.
Обращаюсь к друзьям
(не сочтите, что это в бреду):
постелите мне степь,
занавесьте мне окна туманом,
в изголовье поставьте
ночную звезду.

Я ходил напролом.
Я не слыл недотрогой.
Если ранят меня
в справедливых боях,
забинтуйте мне голову
горной дорогой
и укройте меня
одеялом в осенних цветах.

Порошков или капель –
не надо.
Пусть в стакане
сияют лучи.
Жаркий ветер пустынь,
серебро водопада –
вот чем стоит лечить.

От морей и от гор
так и веет веками,
как посмотришь – почувствуешь:
вечно живем.
Не облатками белыми путь мой усеян,
а облаками.
Не больничным от вас ухожу коридором,
а Млечным Путем.

Русские советские песни (1917-1977). Сост. Н. Крюков и Я. Шведов. М., «Худож. лит.», 1977

Ярослав Смеляков (1913-1972)

“Постелите мне степь, занавесьте мне окна туманом. “

Если я заболею,

к врачам обращаться не стану,

Обращаюсь к друзьям

(не сочтите, что это в бреду):

постелите мне степь,

занавесьте мне окна туманом,

в изголовье поставьте

ночную звезду.

Я ходил напролом.

Я не слыл недотрогой.

Если ранят меня в справедливых боях,

забинтуйте мне голову

горной дорогой

и укройте меня одеялом

в осенних цветах.

Порошков или капель – не надо.

Пусть в стакане сияют лучи.

Жаркий ветер пустынь, серебро

Вот чем стоит лечить.

От морей и от гор

так и веет веками,

как посмотришь, почувствуешь:

вечно живем.

Не облатками белыми

путь мой усеян, а облаками.

Не больничным от вас ухожу коридором,

а Млечным Путем.

Ярослав Смеляков, 1940

Это стихотворение – как спасательный круг, брошенный поэтом в житейское море. Мужские, очень сдержанные строки наполнены покоем, уверенностью в том, что сила Божия в немощи совершается. Что-то бунинское есть в глубоком дыхании этого стихотворения, но написал его 27-летний советский поэт Ярослав Смеляков.

В 1934 году он был обвинен в “есенинщине”, арестован по доносу. Был в заключении до 1937 года, затем редактировал газету “Дзержинец” трудовой коммуны N 2 НКВД, которая располагалась в стенах Николо-Угрешского монастыря. 1941-й – война, плен. 1944-1946 годы – фильтрационный лагерь, работа на подмосковной угольной шахте. В 1951-м – новый донос, арест. В 1955 году освобожден по амнистии.

Недавно я получил письмо от Валентина Осиповича Осипова, который в 1960-1970 годы был главным редактором издательства “Молодая гвардия” и хорошо знал поэта.

“Дорогой и уважаемый коллега! В нынешнем году будет 45 лет со дня смерти Ярослава Смелякова. О кончине Ярослава Васильевича я узнал в Ташкенте. Там проходил Всесоюзный фестиваль молодой поэзии. Смеляков любим был у молодых стихотворцев. Мне выпала тяжкая доля оповестить их о внезапном горе. Нас с Ярославом Васильевичем многое связывало с 1962 года. Мне, как издателю, довелось выпустить немало его книг. Вернувшись домой, вскрываю конверт: из Ленинграда, от поэта Михаила Дудина: письмо и стихи. Письмо: “Это, Валентин Осипович, я написал после долгих раздумий, не только о судьбе Смелякова. Я любил его за незащищенность, за нежность”.

Через некоторое время – пакет от поэта Юлии Друниной. Написала мне: “Дорогой Валентин Осипович, посылаю два стихотворения Сергея Орлова, посвященных Смелякову”. Поясню: Сергей Орлов – ее друг и друг Дудина, тоже фронтовик, автор знаменитого стихотворения “Его зарыли в шар земной. “

Имя Смелякова уже с первого его стихотворения, опубликованного 19-летним поэтом в начале 1930-х годов, звучало то с похвалами, а то с осуждением, но – выделю! – все оценивали его талант предельно высоко. Особенно молодежь. Он соединял своим пером и романтический лиризм высоких чувств, и патетический зов к чистым общественным идеалам, и принципы гражданской ответственности. А еще улавливалось в его поэзии трагическое эхо его пребывания в звании репрессированного. Нынче Ярослав Смеляков едва ли поминаем. Убежден: это несправедливо. “