Какие стихи фета учат в 10 классе

Урок литературы в 10 классе «Поэтический мир А. А. Фета»

МОУ Архангельская СОШ

Разработка урока литературы в 10 классе

«Поэтический мир А. А. Фета»

Подготовила Дымская И.Н.,

учитель русского языка

и литературы

1.Познакомить с жизнью и поэзией А.А.Фета.

2.Ввести учащихся в эмоциональную атмосферу творчества Фета;

помочь увидеть музыкальность его поэзии;

раскрыть тему любви на примере стихотворения «Шёпот, робкое дыханье…

3.Развивать умения исследовательской деятельности.

4.Воспитывать вдумчивое, бережное отношение к художественному слову.

Методы: рассказ учителя, чтение и анализ отдельных стихотворений,

прослушивание аудиозаписей, тестирование.

Оборудование: портрет, презентация, тест, тексты стихотворений А. Фета, аудиозапись «На заре ты её не буди…».

1.Сообщение темы и целей урока.

Вступительная беседа по вопросам.

-Что вы знаете о А. А. Фете?

-Какие стихи читали, учили?

-О чём этот поэт пишет?

-Какие стихи А. Фета привлекли ваше внимание, когда взяли в руки сборник? Почему? (д/з)

Слово учителя.

И личность, и судьба, и творческая биография А. А. Фета необычны и полны загадок, некоторые из них до сих пор не разгаданы.

Популярность Фета и сейчас велика. Современный читатель, несомненно, испытывает интерес к его стихам. Это трудно соотнести с неприятием поэзии Фета демократическим читателем в 60-е годы XIX века.

А может быть, не давать однозначный ответ, а просто вчитываясь в

музыкальные строки и размышляя над фактами жизни, любви и смерти, каждому постараться найти ответы в стихах поэта на многие волнующие вопросы бытия.

По ходу нашего урока вы должны заполнить в своих тетрадях хронологическую таблицу и записать ряд характерных особенностей лирики А. Фета. А в конце урока вас ждет небольшой тест «Проверь себя». Если будете внимательно слушать и работать, то легко с ним справитесь.

Деятельность учителя

Деятельность учащихся

Рассказ учителя. Показ презентации.

Составление хронологической

Мать Фета Шарлотта Фет была женой немецкого чиновника Фета, но сбежала с орловским помещиком Шеншиным в Россию. Тогда это был неслыханно дерзкий поступок, который долго обсуждали в гостиных. Уже в России в 1820 году в Орловской губернии Шарлотта Фет родила сына Афанасия. Мальчик получил фамилию Шеншин, эти две фамилии он носил всю жизнь. Но когда мальчику было 14 лет, Орловская духовная консистория установила, что на момент рождения Фета брак Шарлотты Фет и Шеншина не был зарегистрирован, поэтому их сына посчитали незаконнорожденным. Мальчика лишили фамилии Шеншин, всех привилегий, связанных со званием дворянина, и права на получение наследства. Для Фета это был удар, последствия которого он испытывал на протяжении всей жизни. С этого момента у Фета возникла идея-фикс, вернуть себе титул дворянина, во что бы то ни стало. Образование Фет получил в немецком пансионе и в Московском университете на факультете философии. В студенческие годы у Фета возникла дружба с Аполлоном Григорьевым, который познакомил Фета с Владимиром Соловьевым, Яковом Полонским и другими литераторами. Именно в это время у Фета возник интерес к поэзии

В 1838 году А. Фёт (именно так звучит настоящая фамилия поэта) поступил в Московский университет. В это время и происходит «рождение поэта» — 18-летний «Афоня», как звали его друзья, начинает писать стихи, которые помещает в специальную «желтую тетрадь». Первый «студенческий» сборник вышел в 1840 г. под

инициалами «А. Ф.», и назывался он «Лирический пантеон». Эта книга во многом еще ученическая: в ней заметно влияние самых разных как русских, так и западных поэтов. (Подобный этап проходят все начинающие поэты). Впоследствии А. Фет так и не

решится ее переиздать. Но уже здесь, в дебютном лирическом сборнике, виден почерк мастера.

После выхода «Лирического пантеона» два крупнейших журнала 40-х г.г. 19 в.: «Москвитянин» и «Отечественные Записки» — стали охотно печатать стихотворения молодого поэта. За период с 1841 по 1845 г. г. в них были напечатаны 85 стихотворений. (Кстати, именно в это время из-за ошибки наборщика появляется у Фёта творческий псевдоним — Фет). Среди этих

стихотворений было стихотворение «Я пришел к тебе с приветом. » (1843 г.), которое стало «поэтической декларацией», » лирическим портретом» автора.

АФАНАСИЙ ФЕТ (по возрастам)

Я не стану изучать поэтов каждого по году, как советовала бы Шарлотта Мейсон, но и не буду делать этого вразброс (см. прошлый пост). Выбирать стихи понятные и созвучные душам детей из сборника поэзии мне показалось утомительным, и я свернула на протоптанную тропу, которая к тому же облегчит переживания родителей, волнующихся о «школьной программе». Это будут стихи из школьной программы, посортированные по авторам. Когда дети подрастут, мы, надеюсь, пройдём этим же путём, с теми же поэтами, только с другими произведениями. Будем читать вместе, или дети будут читать сами, как получится. Поскольку моё познание русской поэзии не разливается далеко за берега школьных знаний, любимых стихотворений у меня не так много. Если будут появляться новые любимцы, я без колебаний добавлю их в этот список.

Думаю, мы будем читать по стихотворению в день, потом выберем любимое и будем читать ежедневно, пока не запомним. Потом запишем на видео (дай Бог маме памяти!) Если метод не сработает, я напишу.

Благодарность сайту, облегчившему мой поиск — stih.su

ФЕТ

Ласточки пропали…

Ласточки пропали,
А вчера зарей
Всё грачи летали
Да как сеть мелькали
Вон над той горой.

С вечера всё спится,
На дворе темно.
Лист сухой валится,
Ночью ветер злится
Да стучит в окно.

Лучше б снег да вьюгу
Встретить грудью рад!
Словно как с испугу
Раскричавшись, к югу
Журавли летят.

Выйдешь — поневоле
Тяжело — хоть плачь!
Смотришь через поле
Перекати-поле
Прыгает как мяч.

Мама! глянь-ка из окошка…

Мама! глянь-ка из окошка —
Знать, вчера недаром кошка
Умывала нос:
Грязи нет, весь двор одело,
Посветлело, побелело —
Видно, есть мороз.

Не колючий, светло-синий
По ветвям развешан иней —
Погляди хоть ты!
Словно кто-то тороватый
Свежей, белой, пухлой ватой
Все убрал кусты.

Уж теперь не будет спору:
За салазки, да и в гору
Весело бежать!
Правда, мама? Не откажешь,
А сама, наверно, скажешь:
«Ну, скорей гулять!»

Чудная картина…

Чудная картина,
Как ты мне родна:
Белая равнина,
Полная луна,

Свет небес высоких,
И блестящий снег,
И саней далеких
Одинокий бег.

Уж верба вся пушистая…

Уж верба вся пушистая
Раскинулась кругом;
Опять весна душистая
Повеяла крылом.

Станицей тучки носятся,
Тепло озарены,
И в душу снова просятся
Пленительные сны.

Везде разнообразною
Картиной занят взгляд,
Шумит толпою праздною
Народ, чему-то рад…

Какой-то тайной жаждою
Мечта распалена —
И над душою каждою
Проносится весна.

Теплый ветер тихо веет…

Теплый ветер тихо веет,
Жизнью свежей дышит степь,
И курганов зеленеет
Убегающая цепь.

И далеко меж курганов
Темно-серою змеей
До бледнеющих туманов
Пролегает путь родной.

К безотчетному веселью
Подымаясь в небеса,
Сыплют с неба трель за трелью
Вешних птичек голоса.

Это утро, радость эта…

Это утро, радость эта,
Эта мощь и дня и света,
Этот синий свод,
Этот крик и вереницы,
Эти стаи, эти птицы,
Этот говор вод,

Эти ивы и березы,
Эти капли — эти слезы,
Этот пух — не лист,
Эти горы, эти долы,
Эти мошки, эти пчелы,
Этот зык и свист,

Эти зори без затменья,
Этот вздох ночной селенья,
Эта ночь без сна,
Эта мгла и жар постели,
Эта дробь и эти трели,
Это всё — весна.

Рыбка

Тепло на солнышке. Весна
Берет свои права;
В реке местами глубь ясна,
На дне видна трава.

Чиста холодная струя,
Слежу за поплавком, —
Шалунья рыбка, вижу я,
Играет с червяком.

Голубоватая спина,
Сама как серебро,
Глаза — бурмитских два зерна,
Багряное перо.

Идет, не дрогнет под водой,
Пора — червяк во рту!
Увы, блестящей полосой
Юркнула в темноту.

Но вот опять лукавый глаз
Сверкнул невдалеке.
Постой, авось на этот раз
Повиснешь на крючке!

Бабочка

Ты прав. Одним воздушным очертаньем
Я так мила.
Весь бархат мой с его живым миганьем —
Лишь два крыла.

Не спрашивай: откуда появилась?
Куда спешу?
Здесь на цветок я легкий опустилась
И вот — дышу.

Надолго ли, без цели, без усилья,
Дышать хочу?
Вот-вот сейчас, сверкнув, раскину крылья
И улечу.

Зреет рожь над жаркой нивой…

Зреет рожь над жаркой нивой,
И от нивы и до нивы
Гонит ветер прихотливый
Золотые переливы.

Робко месяц смотрит в очи,
Изумлен, что день не минул,
Но широко в область ночи
День объятия раскинул.

Над безбрежной жатвой хлеба
Меж заката и востока
Лишь на миг смежает небо
Огнедышащее око.

Вечер

Прозвучало над ясной рекою,
Прозвенело в померкшем лугу,
Прокатилось над рощей немою,
Засветилось на том берегу.

Далеко, в полумраке, луками
Убегает на запад река.
Погорев золотыми каймами,
Разлетелись, как дым, облака.

На пригорке то сыро, то жарко,
Вздохи дня есть в дыханье ночном, —
Но зарница уж теплится ярко
Голубым и зеленым огнем.

Учись у них — у дуба, у березы…

Учись у них — у дуба, у березы.
Кругом зима. Жестокая пора!
Напрасные на них застыли слезы,
И треснула, сжимаяся, кора.

Всё злей метель и с каждою минутой
Сердито рвет последние листы,
И за сердце хватает холод лютый;
Они стоят, молчат; молчи и ты!

Но верь весне. Ее промчится гений,
Опять теплом и жизнию дыша.
Для ясных дней, для новых откровений
Переболит скорбящая душа.

Теплым ветром потянуло…

Теплым ветром потянуло,
Смолк далекий гул,
Поле тусклое уснуло,
Гуртовщик уснул.

В загородке улеглися
И жуют волы,
Звезды частые зажглися
По навесу мглы.

Только выше всё всплывает
Месяц золотой,
Только стадо обегает
Пес сторожевой.

Редко, редко кочевая
Тучка бросит тень…
Неподвижная, немая
Ночь светла, как день

Печальная береза…

Печальная береза
У моего окна,
И прихотью мороза
Разубрана она.

Как гроздья винограда,
Ветвей концы висят, —
И радостен для взгляда
Весь траурный наряд.

Люблю игру денницы
Я замечать на ней,
И жаль мне, если птицы
Стряхнут красу ветвей

Воздушный город

Вон там по заре растянулся
Причудливый хор облаков:
Всё будто бы кровли, да стены,
Да ряд золотых куполов.

То будто бы белый мой город,
Мой город знакомый, родной,
Высоко на розовом небе
Над темной, уснувшей землей.

И весь этот город воздушный
Тихонько на север плывет…
Там кто-то манит за собою —
Да крыльев лететь не дает!

А это от меня в довесок к «программе»

Ночь тиха. По тверди зыбкой
Звезды южные дрожат.
Очи Матери с улыбкой
В ясли тихие глядят.

Ни ушей, ни взоров лишних,
Вот пропели петухи —
И за Ангелами в вышних
Славят Бога пастухи.

Ясли тихо светят взору,
Озарен Марии лик.
Звездный хор к иному хору
Слухом трепетным приник.

И над Ним горит высоко
Та звезда далеких стран:
С ней несут цари востока
Злато, смирну и ливан.

Ромашки

Маленькое солнце на моей ладошке, —
Белая ромашка на зеленой ножке.
С белым ободочком желтые сердечки…
Сколько на лугу их, сколько их у речки!

Зацвели ромашки – наступило лето.
Из ромашек белых вяжутся букеты.
В глиняном кувшине, в банке или чашке
Весело теснятся крупные ромашки.

Наши мастерицы принялись за дело
– Всем венки плетутся из ромашек белых.
И козленку Тимке и телушке Машке
Нравятся большие, вкусные ромашки.

5-9 КЛАССЫ

Когда вослед весенних бурь…

Когда вослед весенних бурь
Над зацветающей землей
Нежней небесная лазурь
И облаков воздушен рой,

Как той порой отрадно мне
Свергать земли томящий прах,
Тонуть в небесной глубине
И погасать в ее огнях!

О, как мне весело следить
За пышным дымом туч сквозных —
И рад я, что не может быть
Ничто вольней и легче их.

Ель рукавом мне тропинку завесила…

Ель рукавом мне тропинку завесила.
Ветер. В лесу одному
Шумно, и жутко, и грустно, и весело, —
Я ничего не пойму.

Ветер. Кругом всё гудет и колышется,
Листья кружатся у ног,
Чу, там вдали неожиданно слышится
Тонко взывающий рог.

Сладостен зов мне глашатая медного!
Мертвые что мне листы!
Кажется, издали странника бедного
Нежно приветствуешь ты.

Превращения

Давно, в поре ребяческой твоей,
Ты червячком мне пестреньким казалась
И ласково, из-за одних сластей,
Вокруг родной ты ветки увивалась.

И вот теперь ты, куколка моя,
Живой души движения скрываешь
И, красоту застенчиво тая,
Взглянуть на свет украдкой замышляешь.

Постой, постой, порвется пелена,
На божий свет с улыбкою проглянешь,
И, весела и днем упоена,
Ты яркою нам бабочкой предстанешь.

Куда ни обращаю взор,
Кругом синеет мрачный бор
И день права свои утратил.
В глухой дали стучит топор,
Вблизи стучит вертлявый дятел.

У ног гниет столетний лом,
Гранит чернеет, и за пнем
Прижался заяц серебристый,
А на сосне, поросшей мхом,
Мелькает белки хвост пушистый.

И путь заглох и одичал,
Позеленелый мост упал
И лег, скосясь, во рву размытом,
И конь давно не выступал
По нем подкованным копытом.

Как здесь свежо под липою густою…

Как здесь свежо под липою густою —
Полдневный зной сюда не проникал,
И тысячи висящих надо мною
Качаются душистых опахал.

А там, вдали, сверкает воздух жгучий,
Колебляся, как будто дремлет он.
Так резко-сух снотворный и трескучий
Кузнечиков неугомонный звон.

За мглой ветвей синеют неба своды,
Как дымкою подернуты слегка,
И, как мечты почиющей природы,
Волнистые проходят облака.

Целый мир от красоты…

Целый мир от красоты,
От велика и до мала,
И напрасно ищешь ты
Отыскать ее начало.

Что такое день иль век
Перед тем, что бесконечно?
Хоть не вечен человек,
То, что вечно, — человечно

Здравствуй! Тысячу раз мой привет тебе, ночь.

Здравствуй! тысячу раз мой привет тебе, ночь!
Опять и опять я люблю тебя,
Тихая, теплая,
Серебром окаймленная!
Робко, свечу потушив, подхожу я к окну…
Меня не видать, зато сам я всё вижу…
Дождусь, непременно дождусь:
Калитка вздрогнет, растворяясь,
Цветы, закачавшись, сильнее запахнут, и долго,
Долго при месяце будет мелькать покрывало.

Как мошки зарею…

Как мошки зарею,
Крылатые звуки толпятся;
С любимой мечтою
Не хочется сердцу расстаться.

Но цвет вдохновенья
Печален средь буднишних терний;
Былое стремленье
Далеко, как отблеск вечерний.

Но память былого
Всё крадется в сердце тревожно…
О, если б без слова
Сказаться душой было можно!

Кот поет, глаза прищуря…

Кот поет, глаза прищуря,
Мальчик дремлет на ковре,
На дворе играет буря,
Ветер свищет на дворе.

«Полно тут тебе валяться,
Спрячь игрушки да вставай!
Подойди ко мне прощаться,
Да и спать себе ступай».

Мальчик встал. А кот глазами
Поводил и всё поет;
В окна снег валит клоками,
Буря свищет у ворот.

Лесом мы шли по тропинке единственной…

Лесом мы шли по тропинке единственной
В поздний и сумрачный час.
Я посмотрел: запад с дрожью таинственной
Гас.

Что-то хотелось сказать на прощание, —
Сердца не понял никто;
Что же сказать про его обмирание?
Что?

Думы ли реют тревожно-несвязные,
Плачет ли сердце в груди, —
Скоро повысыплют звезды алмазные,
Жди!

Я пришел к тебе с приветом…

Я пришел к тебе с приветом,
Рассказать, что солнце встало,
Что оно горячим светом
По листам затрепетало;

Рассказать, что лес проснулся,
Весь проснулся, веткой каждой,
Каждой птицей встрепенулся
И весенней полон жаждой;

Рассказать, что с той же страстью,
Как вчера, пришел я снова,
Что душа всё так же счастью
И тебе служить готова;

Рассказать, что отовсюду
На меня весельем веет,
Что не знаю сам, что буду
Петь, — но только песня зреет.

Я долго стоял неподвижно…

Я долго стоял неподвижно,
В далекие звезды вглядясь, —
Меж теми звездами и мною
Какая-то связь родилась.

Я думал… не помню, что думал;
Я слушал таинственный хор,
И звезды тихонько дрожали,
И звезды люблю я с тех пор…

Пчелы

Пропаду от тоски я и лени,
Одинокая жизнь не мила,
Сердце ноет, слабеют колени,
В каждый гвоздик душистой сирени,
Распевая, вползает пчела.

Дай хоть выйду я в чистое поле
Иль совсем потеряюсь в лесу…
С каждым шагом не легче на воле,
Сердце пышет всё боле и боле,
Точно уголь в груди я несу.

Нет, постой же! С тоскою моею
Здесь расстанусь. Черемуха спит.
Ах, опять эти пчелы под нею!
И никак я понять не умею,
На цветах ли, в ушах ли звенит.

Шепот, робкое дыханье…

Шепот, робкое дыханье,
Трели соловья,
Серебро и колыханье
Сонного ручья,

Свет ночной, ночные тени,
Тени без конца,
Ряд волшебных изменений
Милого лица,

В дымных тучках пурпур розы,
Отблеск янтаря,
И лобзания, и слезы,
И заря, заря.

В помощь школьнику. 10 класс. Лирика А. А. Фета (1820–1892)

2-я неделя ноября. Поговорим о жизни парадоксального поэта, который писал о весне, любви и пташках, но в «обычной» жизни был крепким хозяином и бравым борцом с бюрократией

Текст: Ольга Разумихина

Судьбу среднестатистического поэта, особенно российского, сложно назвать счастливой. Пушкин и Лермонтов подвергались политическим преследованиям, терпели многочисленные нападки критиков, сталкивались с неудачами на личном фронте и в конце концов погибли в рассвете лет; Некрасов имел слабое здоровье, в юности жил впроголодь, впоследствии страдал от депрессии; Тютчев едва не потерял всю семью — первую жену Элеонору и трёх дочерей — во время пожара на пароходе, и после катастрофы его супруга так и не оправилась от потрясения и вскоре умерла.

Но даже на фоне этих печальных историй судьба Фета — да, того самого Фета, который писал о том, как заря прощается с землёю и в ночи сад полнится луной, — стоит особняком. Читаешь и не понимаешь: смеяться или плакать?

Я между плачущих Шеншин

Долгая счастливая жизнь у классика не задалась с самого начала. Его мама Шарлотта была немкой; она рано вышла замуж — за человека с диковинным именем Иоганн Петер Карл Вильгельм Фёт — и родила дочку, но семейная жизнь складывалась ни шатко ни валко. И вот, когда Шарлотте исполнилось 22 года, она познакомилась с отставным военным Афанасием Неофитовичем Шеншиным, который приехал в Германию на воды лечиться. Между российским дворянином и симпатичной немкой пробежала искра, и она, недолго думая, убежала за возлюбленным в Россию. Там она перешла из лютеранства в православие и взяла себе вполне русское имя Елизавета, а Афанасий Неофитович — как честный человек — женился. И зажили Шеншины долго и счастливо, завели ещё пятерых детей… Вот только все братья и сёстры будущего классика были рождены уже в законном браке. А он — бедняга-первенец — появился на свет чуть раньше.

И всё было бы хорошо, но спустя полтора десятилетия трудяги в канцелярии почему-то заинтересовались семьёй Шеншиных и обнаружили несостыковку в документах. Как так? Афанасий Афанасьевич родился в конце 1820-го, а законный брак был заключён в 1822-м! Кошмар! Ну и что, что первый год супруги провели в Германии, а мать была лютеранкой? Не считается!

Так в 1834-м бедный Афанасий лишился фамилии Шеншин, которую все его братья-сёстры преспокойно унаследовали, и стал называться Фётом, или, на русский манер, Фетом, — по фамилии материного первого мужа. Но ладно бы только фамилия: вместе с ней будущий классик лишился потомственного дворянства и даже права проживать в имении Шеншиных. Подростка буквально выгнали из дома (не родители, конечно, а власти) и отправили до совершеннолетия жить в немецком пансионе. Для мальчика, который привык гордиться своим происхождением, это было невыносимым ударом.

В 1838 году, в 18 лет, Шеншин-Фёт вернулся на родину, но смириться с потерей не мог: почти всю дальнейшую жизнь он посвятил тому, чтобы «отвоевать» дворянство. И тут снова вмешалась фортуна.

Прежде чем вступить в великую борьбу, Фет решил получить образование. Затем он поступил на государственную службу: это был единственно возможный для «иностранца» способ приобрести дворянство, и способ не то чтобы очень сложный. Требовалось всего-то добиться повышения — получить чин капитана.

Афанасий Афанасьевич заступил на службу в 1844-м — и проявил такое усердие, что начальство было готово дать ему желанный чин уже через год. Но… не успел Фет получить заветный документ, как в 1845-м вышел указ: капитанам потомственное дворянство не давать, только майорам.

Фет, конечно, расстроился. И это слабо сказано. Ведь чтобы дослужиться до майора, надо было потратить ещё лет эдак восемь, а то и десять.

Но будущий классик не отступился от мечты. Он лез из кожи вон, собрал коллекцию самых прекрасных рекомендаций от старших чинов. В 1853 году перевёлся в уланский полк: здесь его обещали сделать майорам года через три-четыре. В глубине души Фет уже ликовал. Но… в 1856-м, когда до успеха оставалось всего ничего, вышел новый указ. Майорам дворянство не давать, только полковникам.

Сложно описать, в какое уныние впал бедолага Фет, в который раз не ставший Шеншиным. К тому же этот удар последовал после другого, не менее глубокого потрясения: в 1851-м по трагической случайности погибла возлюбленная поэта — Мария Лазич. Будущий классик и его дама сердца любили друг друга, как сказал другой великий поэт, долго и нежно, но с предложением руки и сердца Фет не торопился: он не мог себе позволить привести супругу в казённую квартиру. А народятся дети — как их прокормить?

Мария — и её родители — согласны были ждать заветного дворянства и, следовательно, роскошного особняка и высокого жалованья сколько угодно. Но в один роковой день прелестная Лазич, то ли сидя за туалетным столиком, то ли читая в постели, не заметила, как от пламени свечи загорелось её шифоновое одеяние. Огонь перекинулся на волосы несчастной, и через несколько дней она умерла от последствий ожогов.

По другой версии, Фет понял, что не может дать возлюбленной то, чего она заслуживает, и разорвал отношения, а та покончила жизнь самоубийством, — но это скорее красивая легенда, да и не будем копаться, как говорится, в чужом белье. Важно, что любовь к Марии Лазич будущий классик пронёс через всю жизнь. Уже в преклонном возрасте, в 1887 году, он снова вспомнил о несчастной девушке — и написал вот такие строки:

• Нет, я не изменил. До старости глубокой
• Я тот же преданный, я раб твоей любви,
• И старый яд цепей, отрадный и жестокой,
• Ещё горит в моей крови.
• Хоть память и твердит, что между нас могила,
• Хоть каждый день бреду томительно к другой, —
• Не в силах верить я, чтоб ты меня забыла,
• Когда ты здесь, передо мной.
• Мелькнёт ли красота иная на мгновенье,
• Мне чудится, вот-вот, тебя я узнаю;
• И нежности былой я слышу дуновенье,
• И, содрогаясь, я пою.

. Так или иначе, в 1857 году Фет как смог отгоревал по потерянной возлюбленной, по так и не восстановленному дворянству — и женился на Марии Петровне Боткиной, сестре широко известного в узких кругах литературного критика. За супругой давали неплохое приданое, и благодаря этим деньгам Фет развернул столь кипучую хозяйственную деятельность, что окружающие поражались: как этот лирический поэт, ранимая душа, певец природы может помнить до копейки, сколько стоила его лошадь или вот этот мебельный гарнитур?

17 лет Афанасий Афанасьевич руководил посадками и продажей зерна, устроил в имении жены пасеку и конный завод, развёл коров и овец, наполнил пруд форелью. Управляющим Фет не доверял, объезжал свои владения самолично — на осле, которому дал прозвище Некрасов.

К старости автор «Шёпота. Робкого дыханья. » стал одним из самых обеспеченных людей в России и почти перестал писать. Зато наконец-то добился, чтобы его восстановили в давно потерянной фамилии — Шеншин. Да-да, за все годы супружеской жизни он не прекращал мечтать о титуле и если и сочинял, то, например, так:

• Смущаюсь я не раз один:
• Как мне писать в делах текущих?
• Я между плачущих Шеншин,
• И Фет я только средь поющих.

Но, увы, мечта исполнилась слишком поздно — и не принесла ему счастья. Прежде крепкий хозяйственник, стоик и оптимист, Фет всё чаще впадал в уныние. Виной тому было и неприятие критиками его творчества, и то, что заветную фамилию «Шеншин» передать было некому: хотя у супруги Фета к моменту женитьбы был сын (тёмная история), у Афанасия Афанасьевича с Марией Петровной детей не уродилось.

Умер классик в 1892 году, в возрасте 72 лет. И, как не странно, не от старости или болезни: за день до кончины Афанасий Афанасьевич предпринял попытку самоубийства. К этому вопросу он подошёл также по-деловому. Вызвал к себе секретаря, продиктовал: «Не понимаю сознательного приумножения неизбежных страданий. Добровольно иду к неизбежному» — и, схватив нож, попытался вонзить его себе в висок. Секретарь оказался проворнее: предупредил удар и отнял у разбушевавшегося классика холодное оружие. После чего Фет убежал на кухню за новым ножом. По пути из одной комнаты в другую классику стало плохо, и на следующий день он умер от сердечного приступа.

Бедный, бедный Афанасий Афанасьевич.

Критики: строгие и очень строгие

Но вернёмся к делам творческим — и отметим, что произведения Фета не оставляли равнодушными никого: его стихи либо смаковали и боготворили (к числу таковых почитателей его таланта можно отнести Аполлона Николаевича Майкова и, разумеется, брата его жены Василия Петровича Боткина) — либо нещадно ругали и высмеивали. Вот что, например, говорили о Фете современники:

«В семье второстепенных русских поэтов г. Фету, бесспорно, принадлежит одно из видных мест. Если при всей этой искренности, при всей лёгкости, с которою поэт покоряет себе сердца читателей, он всё-таки должен довольствоваться скромною долею второстепенного поэта, то причина этого, в том, что мир, поэтическому воспроизведению которого посвятил себя г. Фет, довольно тесен, однообразен и ограничен». М. Е. Салтыков-Щедрин

«Он деятелен и последователен в своих предприятиях, при всей поэтической безалаберщине — и я уверен, что, в конце концов, — его лирическое хозяйство принесёт ему больше пользы, чем множество других, прозаических и практических. С умилением воображаю, как я буду дразнить его, спорить с ним и т. д., и т. д.» И. С. Тургенев в письме зятю Фета — И. П. Борисову

«[У Фета] есть и такие стихи, в которых, с одной стороны, кажется, что как будто есть что, а с другой, как будто ничего нет, кроме рифм и размера». Критика «Русского вестника»

А ещё был такой поэт Дмитрий Дмитриевич Минаев, и он пошёл ещё дальше: брал самые лирические произведения Афанасия Афанасьевича и перекраивал их так, чтобы речь шла не о высоких чувствах, а о сельском хозяйстве. Вот, например, одно из самых знаменитых стихотворений Фета:

• Шёпот, робкое дыханье,
• Трели соловья,
• Серебро и колыханье
• Сонного ручья,
• Свет ночной, ночные тени,
• Тени без конца,
• Ряд волшебных изменений
• Милого лица,
• В дымных тучках пурпур розы,
• Отблеск янтаря,
• И лобзания, и слёзы,
• И заря, заря.

А вот произведение Минаева, которое он снабдил недвусмысленным посвящением — «А. Фету»:

• Холод, грязные селенья,
• Лужи и туман,
• Крепостное разрушенье,
• Говор поселян.
• От дворовых нет поклона,
• Шапки набекрень,
• И работника Семёна
• Плутовство и лень.
• На полях чужие гуси,
• Дерзость гусенят, —
• Посрамленье, гибель Руси.
• И разврат, разврат.