Кое о чем стих

В стихотворении «Собаке Качалова» С.Есенин не описывает пса Джима во всех подробностях: не рассказывает, какие у него зубы, какой ошейник, чем его кормят. Для того чтобы передать отношение к собаке, достаточно сказать «Ты по-собачьи дьявольски красив…», упомянуть «бархатную шерсть» и по-приятельски попросить:

«Лизни ей нежно руку
За всё, в чём был и не был виноват»…

Что нужно помнить при анализе стихов

Прежде всего, важно понять, для чего написано стихотворение, что нового оно привносит в поэзию и культуру. Затем хорошо бы прочувствовать авторскую интонацию и сопровождающий её посыл.

Как правило, по типу мировоззрения поэты делятся на отрицателей и созидателей. При этом призыв к разрушению не всегда означает прямое отрицание.

Сумейте почувствовать, что скрыто в ядре стихотворения: жалоба, упрёк, славословие, призыв на битву, признание, исповедь или молитва.

Анализируйте форму только в привязке к содержанию. Бессмысленно определять, ямбом или хореем написан текст, если мы не чувствуем, для чего автору понадобилась именно эта ритмика.

Скажем, ямб динамичнее хорея, он напоминает стук человеческого сердца, ритм ходьбы и подходит для живого повествования о чём-либо (роман в стихах «Евгений Онегин»). Хорей мягче, женственней, медленней – его можно использовать при описании чувств, замедлении действия и так далее.

Не забывайте о времени и условиях написания стихотворения. Где оно создавалось, что ему предшествовало, что было рождено на свет потом.

Стихи – это часть огромной творческой жизни автора, зеркало его души, развёрнутое к нам, чтобы каждый заглянувший в него, мог узнать в нём себя.

Удачи вам! До скорых встреч на страницах блога KtoNaNovenkogo.ru

Эта статья относится к рубрикам:

Комментарии и отзывы (9)

А цитата последняя откуда взята? Хорошо сказано, образно и точно! Но почему не указано, кто автор? Такое чувство, человек, который писал статью, решил присвоить себе эти слова, чтобы все подумали, какой он умный!

Что-то поэтов совсем не стало, если и есть такие, то только тексты для песен пишут, да и те слишком примитивные.

Есть такое дело. Видимо сейчас все заняты гаджетами и соцсетями. Печалька.

очень понравилось спасибо

Для меня главное, чтобы соблюдался ритм в стихотворении. Иначе оно просто раздражает.

Стихи — это очень красивая форма выражения мыслей и чувств. Однако, лучше не писать никак, чем создавать плохие и посредственные произведения.

Самое сложное литературное направление! Вот лично у меня ни разу не получилось написать что-либо в стихотворной форме, сколько ни пробовал. Рассказ в художественной, либо в научно-популярной форме я запросто пишу, а вот стихотворение — нет, ересь какая-то получается.

Сколько в мире поэтов всяких, а читают только нескольких. И это называется классика! Талант от Бога даётся.

Писала стихи в юности, до сих пор храню в отдельной тетрадке, а сейчас вдохновения нет.

Нужна ли в стихах рифма? Отвечаем на этот и другие неловкие вопросы о современной поэзии

Центр Вознесенского запустил книжную серию «Центрифуга», в которой выходят книги лучших современных поэтов и поэтесс. По просьбе «Афиши Daily» член редколлегии серии Лев Оборин отвечает на вопросы о современной поэзии, которые вы хотели, но боялись спросить.

Поэт, литературный критик

Что вообще такое современная поэзия и чем она отличается от несовременной?

Проще всего было бы сказать, что это поэзия, создаваемая «здесь и сейчас», но у поэзии во всякий момент есть горизонт взаимодействия с текстами прошлого. Современные авторы соотносят свой опыт с теми, кто писал раньше, ориентируются на них или же отталкиваются.

С терминологией есть небольшая путаница: в англоязычных литературоведении и искусствоведении различаются понятия modern и contemporary, в русском и то и другое — «современный», хотя были небезуспешные попытки внедрить для «более современной» (contemporary) поэзии определение «актуальная».

Многие исследователи и критики сходятся в том, что современная (в значении contemporary) поэзия на русском языке начинается где‑то в 1960-е. С одной стороны, в это время умирают последние гиганты поэзии Серебряного века, русского модернизма — Пастернак, Ахматова; с другой, все яснее делается разрыв между официально печатаемой поэзией и подпольной, как раз сохраняющей в подполье модернистское наследие; с третьей, в это время и даже чуть раньше дебютируют старшие из поэтов, которые работают и сегодня, — например, Евгений Рейн, Александр Кушнер, Владимир Алейников, а с другой стороны, Михаил Еремин. Это авторы старшего поколения, за ним пришло еще несколько — вообще, сейчас в русской поэзии сложилась редкая ситуация, когда печатаются авторы, у которых разрыв во времени дебюта составляет лет шестьдесят.

Соответственно, велик и разброс поэтик, способов письма, поэтических языков — велик настолько, что для одних, скажем так, фракций другие просто не существуют: место их встречи — обзорные статьи и внутрицеховые мемы. Поэзия сегодня активно и очень интересно работает с политической повесткой и интернет-коммуникациями, поп-культурой и философией, цифровыми технологиями и меметикой.

Почему современные поэты часто пишут не в рифму?

Гомер и Катулл тоже писали не в рифму. «Потерянный рай» Мильтона, «Листья травы» Уитмена и «Стихотворения в прозе» Тургенева тоже написаны не в рифму. Рифма — очень эффектный инструмент, успешно применяющийся в поэзии, в частности на европейских языках, уже много веков, но это не какая‑то поэтическая константа.

Представление, что стихи обязательно должны быть в рифму, очень наивно. Восходит оно, думаю, к школьной программе: о разнообразии поэтических техник, не говоря уж о мировом контексте, в школе говорят удручающе мало, а подавляющее большинство изучаемых текстов — того периода, когда регулярный, рифмованный стих был нормативным. Эта инерция закрепилась в официальной советской поэзии, которая за небольшим исключением, связанным с Маяковским и его последователями, отвергала смелые эксперименты со звучанием: скажем, свободный стих Хлебникова оставался периферийным, малоизучаемым.

Естественно, что эта инерция, когда все стихи казались похожими на гладкие кирпичи, вызывала у многих поэтов неприятие. Со свободным стихом, как только он был постулирован, начали ассоциировать и свободу самого высказывания, свободу мысли — и началось это не вчера. Работавшие с верлибром Уолт Уитмен, Стефан Малларме, Гийом Аполлинер, Эзра Паунд, Велимир Хлебников, Пауль Целан, Геннадий Айги — это классика мировой поэзии.

А если в рифму и в столбик — это уже не современная поэзия?

Разумеется, такого разграничения («в столбик — изволь на свалку истории») не существует, это какая‑то драконовская мифология. Множество современных авторов не пренебрегает ни рифмой, ни «столбиком», — ведь «современной» в сущностном смысле поэзию делают не столько выразительные средства, сколько смысл. Постановка новых задач, критическая работа с опытом предшественников, разговор о том, что важно для мира сейчас.

Например, мы издали в «Центрифуге» Василия Бородина, замечательно работающего с рифмой и вообще звуком; рифма играет роль и в «Мегалополисе ОЛОС» Ростислава Амелина — при том что это поэма об антиутопическом технобудущем. Мы надеемся вскорости издать Полину Барскову, которую также никто не упрекнет в неумении работать с техникой регулярного стиха. Среди прекрасных современных авторов, работающих с регулярным стихом, — Сергей Гандлевский, Михаил Айзенберг, Мария Степанова, Владимир Гандельсман, Линор Горалик, Хельга Ольшванг, Юлий Гуголев, Алексей Цветков, Андрей Родионов, Дмитрий Гаричев — всех не перечислишь.

Мне вообще кажется, что выбор дыхания для текста — вещь интуитивная, слабо сообразующаяся с мыслями об актуальной повестке, о каком‑то протоколе. И существует множество способов работы со звуком, помимо рифмы.

А рэп — это современная поэзия?

Я на этот вопрос обычно отвечаю — надо смотреть на бумаге. Работает или не работает без музыкального сопровождения, создается ли свой гул в голове? Рэп связан с массовой культурой — точнее, массовая культура распространяется на рэп, прошедший путь от маргинального, субкультурного явления к общемировому феномену. Это значит, что в нем множество ерунды и эпигонства. И при этом есть вещи выдающиеся.

Каких современных поэтов обязательно нужно знать?

Я кое-кого уже назвал. Думаю, у каждого, кто отвечает на такой вопрос, есть какая‑то своя констелляция имен. Давайте я назову пишущих по-русски авторов, чьи книги на меня произвели большое впечатление в последние годы.

Это те, кто работает с документальным письмом, оживляют и переоформляют устную речь и бездушный язык документа: Лида Юсупова, Мария Малиновская. Это яростная, политическая лирика Галины Рымбу (чья новая книга «Ты — будущее», к нашей радости, вышла в «Центрифуге») и Оксаны Васякиной, это, с другой стороны, тихая, вдумчивая, медленная, интровертная лирика Анны Глазовой (её книгой «Лицевое счисление» открылась наша серия) и Алексея Порвина, «исповедальные» тексты Екатерины Симоновой, мрачные притчи Георгия Генниса. Это Мария Степанова, Линор Горалик и Полина Барскова (такая важная троица), Евгения Риц и Михаил Гронас (вообще один из важнейших поэтов последней четверти века). Это Виталий Пуханов, в чьих стихах пересмешничество всегда идет бок о бок с трагедией; Сергей Завьялов, создающий масштабные и вызывающие массу вопросов историко-этического характера конструкции из советских песен, лозунгов, документов, пропагандистских текстов; Андрей Сен-Сеньков, чья фантазия неистощима; Фаина Гримберг, показывающая, что большая форма по-прежнему жива и продуктивна; Андрей Черкасов, присваивающий и перекраивающий обрывки чужих слов, производящий большое впечатление минимальными средствами; Ирина Машинская, чья книга «Делавер» мне показалась безупречной, ни одного стихотворения не захотелось там не видеть.

Мне всегда интересно, что делают Евгения Суслова, Дмитрий Гаричев, Нина Ставрогина — если вспоминать авторов помоложе. А если, напротив, называть тех, кто постарше, то среди имён необходимых — Сергей Стратановский, Олег Чухонцев, Михаил Ерёмин, Алексей Цветков, Сергей Гандлевский, Михаил Айзенберг, Лев Рубинштейн, Иван Жданов, Ольга Седакова, Владимир Гандельсман. Большинство из них продолжает работать, выпускать новые книги.

И, конечно, нужно назвать и поэтов, которых уже нет в живых, но их тексты по-прежнему образуют тот горизонт, ту сферу соотнесения, о которой я говорил выше. Это Елена Шварц, Аркадий Драгомощенко, Всеволод Некрасов, Д.А.Пригов, Елизавета Мнацаканова, Лев Лосев, Олег Юрьев, Алексей Парщиков, Григорий Дашевский, Наталья Горбаневская, Геннадий Айги…

А где их можно читать?

Тексты всех названных легко найти в интернете. Самый значительный сегодня поэтический журнал — «Воздух», издаваемый Дмитрием Кузьминым; он же создал сайты «Вавилон» и «Новая карта русской литературы», где можно отыскать множество текстов (в частности, «Воздух» там выкладывается). Существует много других достойных изданий, бумажных (чьи электронные версии доступны в «Журнальном зале» и других местах) и электронных: назову, например, сайт «Полутона» — своего рода лабораторию преимущественно молодых авторов; журнал «TextOnly»; сайт «Грёза»; журнал «Флаги»; журнал «Лиterraтура» с сильным поэтическим разделом. Кроме того, читать стихи современных авторов можно в социальных сетях — в телеграме, например, популярен канал «Метажурнал», редакторы которого выбирают и комментируют новые тексты. Существуют и попытки создавать антологии, в которых под одну обложку попадают модные «сетевые» поэты и люди из вышеназванных кругов: так возник проект «Живые поэты».

Ну и, конечно, у поэтов выходят книги. Бумажные. «Арго-Риск», «Новое литературное обозрение», «Новое издательство», «ОГИ», «Порядок слов», Literature Without Borders, «Русский Гулливер», «Кабинетный ученый», «Издательство Ивана Лимбаха», «Воймега», LiveBook, «Цирк „Олимп“ + TV», «Парадигма», «Пушкинский фонд», «Пальмира», MRP, Ailuros, «Свободное марксистское издательство», Tango Whiskyman, издательство нижегородского «Арсенала», Common Place — те издательства и проекты, за чьими поэтическими новинками стоит следить. Надеюсь, «Центрифуга» займет хорошее место в этом ряду.

Можно ли научиться писать современную поэзию?

Может быть, но мне по старой привычке кажется, что тут дело во внимании, совпадениях, а не в каких‑то сознательно ремесленнических, педагогических вещах.

Что можно почитать, чтобы узнать больше о современной поэзии?

Критику, философию, ленту соцсетей, сторонние книги. Критика бывает очень разная — и рецензий сейчас больше, чем обобщающих обзоров, концептуальных манифестов. Это могут быть и обзоры в «Воздухе», рассчитанные на искушенную публику, и сетевые/газетные/журнальные рецензии, рассчитанные на аудиторию более широкую, и образовательные курсы.

Для меня важно, как пишут о поэзии Илья Кукулин, Михаил Айзенберг, Валерий Шубинский, Александр Скидан, Ольга Балла, Игорь Гулин, Данила Давыдов, Дарья Суховей, Александр Житенев, Кирилл Корчагин, Алексей Конаков, Денис Ларионов, Юлия Подлубнова — их эссе и статьи мне самому многое объясняют, я стараюсь их не пропускать. Полезно почитать интервью с современными поэтами — могу порекомендовать те, что делают Линор Горалик и Владимир Коркунов. Но в первую очередь, чтобы больше узнать о современной поэзии, стоит читать ее саму.

Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях

Царь с царицею простился,
В путь-дорогу снарядился,
И царица у окна
Села ждать его одна.
Ждет-пождет с утра до ночи,
Смотрит в ноле, инда очи
Разболелись глядючи
С белой зори до ночи;
Не видать милого друга!
Только видит: вьется вьюга,
Снег валится на поля,
Вся белешенька земля.
Девять месяцев проходит,
С поля глаз она не сводит.
Вот в сочельник в самый, в ночь
Бог дает царице дочь.
Рано утром гость желанный,
День и ночь так долго жданный,
Издалеча наконец
Воротился царь-отец.
На него она взглянула,
Тяжелешенько вздохнула,
Восхищенья не снесла
И к обедне умерла.

Долго царь был неутешен,
Но как быть? и он был грешен;
Год прошел, как сон пустой,
Царь женился на другой.
Правду молвить, молодица
Уж и впрямь была царица:
Высока, стройна, бела,
И умом и всем взяла;
Но зато горда, ломлива,
Своенравна и ревнива.
Ей в приданое дано
Было зеркальце одно;
Свойство зеркальце имело:
Говорить оно умело.
С ним одним она была
Добродушна, весела,
С ним приветливо шутила
И, красуясь, говорила:
«Свет мои, зеркальце! скажи
Да всю правду доложи:
Я ль на свете всех милее,
Всех румяней и белее?»
И ей зеркальце в ответ:
«Ты, конечно, спору нет:
Ты, царица, всех милее,
Всех румяней и белее».
И царица хохотать,
И плечами пожимать.
И подмигивать глазами,
И прищелкивать перстами,
И вертеться подбочась,
Гордо в зеркальце глядясь.

Но царевна молодая,
Тихомолком расцветая,
Между тем росла, росла.
Поднялась — и расцвела.
Белолица, черноброва,
Нраву кроткого такого.
И жених сыскался ей,
Королевич Елисей.
Сват приехал, царь дал слово.
А приданое готово:
Семь торговых городов
Да сто сорок теремов.

На девичник собираясь.
Вот царица, наряжаясь
Перед зеркальцем своим,
Перемолвилася с ним:
«Я ль, скажи мне, всех милее.
Всех румяней и белее?»
Что же зеркальце в ответ?
«Ты прекрасна, спору нет;
Но царевна всех милее,
Всех румяней и белее».
Как царица отпрыгнет,
Да как ручку замахнет,
Да по зеркальцу как хлопнет,
Каблучком-то как притопнет.
«Ах ты, мерзкое стекло!
Это врешь ты мне назло.
Как тягаться ей со мною?
Я в ней дурь-то успокою.
Вишь какая подросла!
И не диво, что бела:
Мать брюхатая сидела
Да на снег лишь и глядела!
Но скажи: как можно ей
Быть во всем меня милей?
Признавайся: всех я краше.
Обойди все царство наше,
Хоть весь мир; мне ровной нет.
Так ли?» Зеркальце в ответ:
«А царевна все ж милее,
Все ж румяней и белее».
Делать нечего. Она,
Черной зависти полна,
Бросив зеркальце под лавку,
Позвала к себе Чернавку
И наказывает ей,
Сенной девушке своей,
Весть царевну в глушь лесную
И, связав ее, живую
Под сосной оставить там
На съедение волкам.

Черт ли сладит с бабой гневной?
Спорить нечего. С царевной
Вот Чернавка в лес пошла
И в такую даль свела,
Что царевна догадалась,
И до смерти испугалась,
И взмолилась: «Жизнь моя!
В чем, скажи, виновна я?
Не губи меня, девица!
А как буду я царица,
Я пожалую тебя».
Та, в душе ее любя,
Не убила, не связала,
Отпустила и сказала:
«Не кручинься, бог с тобой».
А сама пришла домой.
«Что? — сказала ей царица, —
Где красавица-девица?»
— «Там, в лесу, стоит одна, —
Отвечает ей она, —
Крепко связаны ей локти;
Попадется зверю в когти,
Меньше будет ей терпеть,
Легче будет умереть».

И молва трезвонить стала:
Дочка царская пропала!
Тужит бедный царь по ней.
Королевич Елисей,
Помолясь усердно богу,
Отправляется в дорогу
За красавицей-душой,
За невестой молодой.

Но невеста молодая,
До зари в лесу блуждая,
Между тем все шла да шла
И на терем набрела.
Ей навстречу пес, залая,
Прибежал и смолк, играя;
В ворота вошла она,
На подворье тишина.
Пес бежит за ней, ласкаясь,
А царевна, подбираясь,
Поднялася на крыльцо
И взялася за кольцо;
Дверь тихонько отворилась.
И царевна очутилась
В светлой горнице; кругом
Лавки, крытые ковром,
Под святыми стол дубовый,
Печь с лежанкой изразцовой.
Видит девица, что тут
Люди добрые живут;
Знать, не будет ей обидно.
Никого меж тем не видно.
Дом царевна обошла,
Все порядком убрала,
Засветила богу свечку,
Затопила жарко печку,
На полати взобралась
И тихонько улеглась.

Час обеда приближался,
Топот по двору раздался:
Входят семь богатырей,
Семь румяных усачей.
Старший молвил: «Что за диво!
Все так чисто и красиво.
Кто-то терем прибирал
Да хозяев поджидал.
Кто же? Выдь и покажися,
С нами честно подружися.
Коль ты старый человек,
Дядей будешь нам навек.
Коли парень ты румяный,
Братец будешь нам названый.
Коль старушка, будь нам мать,
Так и станем величать.
Коли красная девица,
Будь нам милая сестрица».

И царевна к ним сошла,
Честь хозяям отдала,
В пояс низко поклонилась;
Закрасневшись, извинилась,
Что-де в гости к ним зашла,
Хоть звана и не была.
Вмиг по речи те опознали,
Что царевну принимали;
Усадили в уголок,
Подносили пирожок,
Рюмку полну наливали,
На подносе подавали.
От зеленого вина
Отрекалася она;
Пирожок лишь разломила,
Да кусочек прикусила,
И с дороги отдыхать
Отпросилась на кровать.
Отвели они девицу
Вверх во светлую светлицу
И оставили одну,
Отходящую ко сну.

День за днем идет, мелькая,
А царевна молодая
Все в лесу, не скучно ей
У семи богатырей.
Перед утренней зарею
Братья дружною толпою
Выезжают погулять,
Серых уток пострелять,
Руку правую потешить,
Сорочина в поле спешить,
Иль башку с широких плеч
У татарина отсечь,
Или вытравить из леса
Пятигорского черкеса,
А хозяюшкой она
В терему меж тем одна
Приберет и приготовит,
Им она не прекословит,
Не перечат ей они.
Так идут за днями дни.

Братья милую девицу
Полюбили. К ней в светлицу
Раз, лишь только рассвело,
Всех их семеро вошло.
Старший молвил ей: «Девица,
Знаешь: всем ты нам сестрица,
Всех нас семеро, тебя
Все мы любим, за себя
Взять тебя мы все бы рады,
Да нельзя, так бога ради
Помири нас как-нибудь:
Одному женою будь,
Прочим ласковой сестрою.
Что ж качаешь головою?
Аль отказываешь нам?
Аль товар не по купцам?»

«Ой вы, молодцы честные,
Братцы вы мои родные, —
Им царевна говорит, —
Коли лгу, пусть бог велит
Не сойти живой мне с места.
Как мне быть? ведь я невеста.
Для меня вы все равны,
Все удалы, все умны,
Всех я вас люблю сердечно;
Но другому я навечно
Отдана. Мне всех милей
Королевич Елисей».

Братья молча постояли
Да в затылке почесали.
«Спрос не грех. Прости ты нас, —
Старший молвил поклонись, —
Коли так, не заикнуся
Уж о том».— «Я не сержуся, —
Тихо молвила она, —
И отказ мой не вина».
Женихи ей поклонились,
Потихоньку удалились,
И согласно все опять
Стали жить да поживать.

Между тем царица злая,
Про царевну вспоминая,
Не могла простить ее,
А на зеркальце свое
Долго дулась и сердилась;
Наконец об нем хватилась
И пошла за ним, и, сев
Перед ним, забыла гнев,
Красоваться снова стала
И с улыбкою сказала:
«Здравствуй, зеркальце! скажи
Да всю правду доложи:
Я ль на свете всех милее,
Всех румяней и белее?»
И ей зеркальце в ответ:
«Ты прекрасна, спору нет;
Но живет без всякой славы,
Средь зеленыя дубравы,
У семи богатырей
Та, что все ж тебя милей».
И царица налетела
На Чернавку: «Как ты смела
Обмануть меня? и в чем. »
Та призналася во всем:
Так и так. Царица злая,
Ей рогаткой угрожая,
Положила иль не жить,
Иль царевну погубить.

Раз царевна молодая,
Милых братьев поджидая,
Пряла, сидя под окном.
Вдруг сердито под крыльцом
Пес залаял, и девица
Видит: нищая черница
Ходит по двору, клюкой
Отгоняя пса. «Постой,
Бабушка, постой немножко, —
Ей кричит она в окошко, —
Пригрожу сама я псу
И кой-что тебе снесу».
Отвечает ей черница:
«Ох ты, дитятко девица!
Пес проклятый одолел,
Чуть до смерти не заел.
Посмотри, как он хлопочет!
Выдь ко мне».— Царевна хочет
Выйти к ней и хлеб взяла,
Но с крылечка лишь сошла,
Пес ей под ноги — и лает,
И к старухе не пускает;
Лишь пойдет старуха к ней,
Он, лесного зверя злей,
На старуху. «Что за чудо?
Видно, выспался он худо, —
Ей царевна говорит, —
На ж, лови!» — и хлеб летит.
Старушонка хлеб поймала;
«Благодарствую, — сказала.—
Бог тебя благослови;
Вот за то тебе, лови!»
И к царевне наливное,
Молодое, золотое
Прямо яблочко летит…
Пес как прыгнет, завизжит…
Но царевна в обе руки
Хвать — поймала. «Ради скуки,
Кушай яблочко, мой свет.
Благодарствуй за обед», —
Старушоночка сказала,
Поклонилась и пропала…
И с царевной на крыльцо
Пес бежит и ей в лицо
Жалко смотрит, грозно воет,
Словно сердце песье ноет,
Словно хочет ей сказать:
Брось! — Она его ласкать,
Треплет нежною рукою;
«Что, Соколко, что с тобою?
Ляг!» — и в комнату вошла,
Дверь тихонько заперла,
Под окно за пряжу села
Ждать хозяев, а глядела
Все на яблоко. Оно
Соку спелого полно,
Так свежо и так душисто,
Так румяно-золотисто,
Будто медом налилось!
Видны семечки насквозь…
Подождать она хотела
До обеда, не стерпела,
В руки яблочко взяла,
К алым губкам поднесла,
Потихоньку прокусила
И кусочек проглотила…
Вдруг она, моя душа,
Пошатнулась не дыша,
Белы руки опустила,
Плод румяный уронила,
Закатилися глаза,
И она под образа
Головой на лавку пала
И тиха, недвижна стала…

Братья в ту пору домой
Возвращалися толпой
С молодецкого разбоя.
Им навстречу, грозно воя,
Пес бежит и ко двору
Путь им кажет. «Не к добру! —
Братья молвили, — печали
Не минуем». Прискакали,
Входят, ахнули. Вбежав,
Пес на яблоко стремглав
С лаем кинулся, озлился,
Проглотил его, свалился
И издох. Напоено
Было ядом, знать, оно.
Перед мертвою царевной
Братья в горести душевной
Все поникли головой
И с молитвою святой
С лавки подняли, одели,
Хоронить ее хотели
И раздумали. Она,
Как под крылышком у сна,
Так тиха, свежа лежала,
Что лишь только не дышала.
Ждали три дня, но она
Не восстала ото сна.
Сотворив обряд печальный,
Вот они во гроб хрустальный
Труп царевны молодой
Положили — и толпой
Понесли в пустую гору,
И в полуночную пору
Гроб ее к шести столбам
На цепях чугунных там
Осторожно привинтили,
И решеткой оградили;
И, пред мертвою сестрой
Сотворив поклон земной,
Старший молвил: «Спи во гробе.
Вдруг погасла, жертвой злобе,
На земле твоя краса;
Дух твой примут небеса.
Нами ты была любима
И для милого хранима —
Не досталась никому,
Только гробу одному».

В тот же день царица злая,
Доброй вести ожидая,
Втайне зеркальце взяла
И вопрос свой задала:
«Я ль, скажи мне, всех милее,
Всех румяней и белее?»
И услышала в ответ:
«Ты, царица, спору нет,
Ты на свете всех милее,
Всех румяней и белее».

За невестою своей
Королевич Елисей
Между тем по свету скачет.
Нет как нет! Он горько плачет,
И кого ни спросит он,
Всем вопрос его мудрен;
Кто в глаза ему смеется,
Кто скорее отвернется;
К красну солнцу наконец
Обратился молодец.
«Свет наш солнышко! ты ходишь
Круглый год по небу, сводишь
Зиму с теплою весной,
Всех нас видишь под собой.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видало ль где на свете
Ты царевны молодой?
Я жених ей».— «Свет ты мой, —
Красно солнце отвечало, —
Я царевны не видало.
Знать, ее в живых уж нет.
Разве месяц, мой сосед,
Где-нибудь ее да встретил
Или след ее заметил».

Темной ночки Елисей
Дождался в тоске своей.
Только месяц показался,
Он за ним с мольбой погнался.
«Месяц, месяц, мой дружок,
Позолоченный рожок!
Ты встаешь во тьме глубокой,
Круглолицый, светлоокий,
И, обычай твой любя,
Звезды смотрят на тебя.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видал ли где на свете
Ты царевны молодой?
Я жених ей».— «Братец мой, —
Отвечает месяц ясный, —
Не видал я девы красной.
На стороже я стою
Только в очередь мою.
Без меня царевна видно
Пробежала».— «Как обидно!» —
Королевич отвечал.
Ясный месяц продолжал:
«Погоди; об ней, быть может,
Ветер знает. Он поможет.
Ты к нему теперь ступай,
Не печалься же, прощай».

Елисей, не унывая,
К ветру кинулся, взывая:
«Ветер, ветер! Ты могуч,
Ты гоняешь стаи туч,
Ты волнуешь сине море,
Всюду веешь на просторе.
Не боишься никого,
Кроме бога одного.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видал ли где на свете
Ты царевны молодой?
Я жених ее».— «Постой, —
Отвечает ветер буйный, —
Там за речкой тихоструйной
Есть высокая гора,
В ней глубокая нора;
В той норе, во тьме печальной,
Гроб качается хрустальный
На цепях между столбов.
Не видать ничьих следов
Вкруг того пустого места,
В том гробу твоя невеста».

Ветер дале побежал.
Королевич зарыдал
И пошел к пустому месту
На прекрасную невесту
Посмотреть еще хоть раз.
Вот идет; и поднялась
Перед ним гора крутая;
Вкруг нее страна пустая;
Под горою темный вход.
Он туда скорей идет.
Перед ним, во мгле печальной,
Гроб качается хрустальный,
И в хрустальном гробе том
Спит царевна вечным сном.
И о гроб невесты милой
Он ударился всей силой.
Гроб разбился. Дева вдруг
Ожила. Глядит вокруг
Изумленными глазами,
И, качаясь над цепями,
Привздохнув, произнесла:
«Как же долго я спала!»
И встает она из гроба…
Ах. и зарыдали оба.
В руки он ее берет
И на свет из тьмы несет,
И, беседуя приятно,
В путь пускаются обратно,
И трубит уже молва:
Дочка царская жива!

Дома в ту пору без дела
Злая мачеха сидела
Перед зеркальцем своим
И беседовала с ним,
Говоря: «Я ль всех милее,
Всех румяней и белее?»
И услышала в ответ:
«Ты прекрасна, слова нет,
Но царевна все ж милее,
Все румяней и белее».
Злая мачеха, вскочив,
Об пол зеркальце разбив,
В двери прямо побежала
И царевну повстречала.
Тут ее тоска взяла,
И царица умерла.
Лишь ее похоронили,
Свадьбу тотчас учинили,
И с невестою своей
Обвенчался Елисей;
И никто с начала мира
Не видал такого пира;
Я там был, мед, пиво пил,
Да усы лишь обмочил.