О чем стих лошади в океане

Борис Слуцкий — Лошади в океане: Стих

Лошади умеют плавать,
Но — не хорошо. Недалеко.

«Глория» — по-русски — значит «Слава»,-
Это вам запомнится легко.

Шёл корабль, своим названьем гордый,
Океан стараясь превозмочь.

В трюме, добрыми мотая мордами,
Тыща лощадей топталась день и ночь.

Тыща лошадей! Подков четыре тыщи!
Счастья все ж они не принесли.

Мина кораблю пробила днище
Далеко-далёко от земли.

Люди сели в лодки, в шлюпки влезли.
Лошади поплыли просто так.

Что ж им было делать, бедным, если
Нету мест на лодках и плотах?

Плыл по океану рыжий остров.
В море в синем остров плыл гнедой.

И сперва казалось — плавать просто,
Океан казался им рекой.

Но не видно у реки той края,
На исходе лошадиных сил

Вдруг заржали кони, возражая
Тем, кто в океане их топил.

Кони шли на дно и ржали, ржали,
Все на дно покуда не пошли.

Вот и всё. А всё-таки мне жаль их —
Рыжих, не увидевших земли.

Анализ стихотворения «Лошади в океане» Слуцкого

Произведение «Лошади в океане» Бориса Абрамовича Слуцкого появилось в печати с посвящением писателю Илье Эренбургу. Вначале позиционировалось как стихотворение для детей, позднее приобрело повсеместную популярность.

Стихотворение написано в 1950 году. Его автору исполнился 31 год, он прошел войну, был признан инвалидом. В этот период он больше занимается переводами. Собственное творчество начнут принимать в печать через несколько лет. По жанру — военная лирика, по размеру — четырехстопный хорей с перекрестной рифмой, состоит из 12 двустиший. Рифмы открытые, закрытые, есть неточные, составные, женские, мужские. Лирический герой — рассказчик. Композиция сюжетная. В основу лег реальный случай на войне. Правда, не в России, а в США: немцы потопили в океане транспортное судно, перевозившее множество лошадей на своем борту. Собственно, само стихотворение и звучит как рассказ о событии, поэт подчеркивает, что свидетелем он не был, но словно видит все происходившее, как наяву. «Тыща»: это слово в разных вариациях разбросано по всему стихотворению. В нем, просторечном, и боль, и бессилие. Поэт рассуждает как простой русский мужик, крестьянин, как солдат. Интонация обманчиво повествовательная. С каждой строкой щемящее чувство увеличивается. Корабли «Глория» («Слава») был подбит фашистами. Люди спаслись на шлюпках, а лошади пытались добраться до берега вплавь.

Однако переплыть океан им было не суждено. «Кони шли на дно и ржали, все на дно покуда не пошли». Повторы усиливают безысходность: ржали, остров рыжий, остров гнедой, далеко-далеко, тыща лошадей. Горькая ирония в строке: счастья все ж они не принесли. Общеизвестна примета о подкове на счастье. В данном случае их было так много, но примета не сбылась. Восклицание, вопрос и финал: вот и все. Эпитеты: бедным, рыжих, не увидевших земли, добрыми мордами. Олицетворения: кони возражая, корабль названьем гордый. Сравнение: океан казался рекой. Метафора: в синем море остров. Инверсия: заржали кони. Поэт подчеркивает трагичность военного времени, бессмысленность гибели прекрасных, доверившихся человеку животных. Лошадей, которые служили людям на войне. Поэт даже не пытается представить, что чувствовали очевидцы этих событий, настолько тяжело это передать словами.

Произведение «Лошади в океане» — одна из визитных карточек замечательного поэта середины XX века Б. Слуцкого.

О чем стих лошади в океане

Борис Абрамович Слуцкий родился 7 мая 1919 года в Славянске Донецкой области, в семье служащего в день радио. Детство и юность будущего поэта прошли в Харькове. Время было голодное, семья Слуцких едва сводила концы с концами. Впоследствии Борис описал украинскую часть своей биографии и там впервые появилась тема гибели лошадей:

На войну Слуцкий ушел верующим человеком, не в религиозном смысле, а в социальном, эдаким борцом за идеи, почти слепо идущим за вождями-поводырями. Он всю войну носил на груди потрет Сталина, а не девушки. Прозрение пришло позднее. После войны почти два года Слуцкий провел в госпиталях – последствия контузии: постоянные головные боли, бессонница, депрессия. Преодолевая эти тяжелые недуги, с великим трудом стал он сочинять стихи. Потом признавался, что стихи его «вытолкнули из положения инвалида Отечественной войны второй группы, из положения, в котором есть свои удобства». Он написал потом и об этом – о мучившей его невыносимой головной боли и о том, как он от нее избавился, как ее преодолел. Но и преодолев более или менее болезнь, жил Слуцкий в послевоенные годы очень нелегко. Для многих вернувшихся с войны солдат и офицеров это были тяжелые годы. По воле Сталина вытравлялась фронтовая вольница, уже и в грош не ставились военные заслуги, заработанные на фронте ордена и звания, даже день Победы был упразднен как государственный праздник.Время «комиссаров в пыльных шлемах» ушло. Наступило время золотопогонников, проныр и карьеристов. А карьеристом Слуцкий не мог быть по натуре. Об этом горькие строки Слуцкого:

Личное знакомство Эренбурга со Слуцким произошло еще до войны, и предвоенная записная книжка Ильи Эренбурга позволяет точно датировать их первую встречу, состоявшуюся в Харькове: «9 мая 1941 г. у студентов. Слуцкий. Задор, а за ним эклектика». Затем было четыре года войны — она, как написал Эренбург, сделала Слуцкого поэтом:«Война была его школой, и о чем бы он ни писал, в каждом его слове память о военных годах».

Смерть Сталина, либеральные перемены в Советском Союзе – настолько, насколько они вообще могли быть либеральными в условиях однопартийной системы, – реабилитация осужденных, возвращение запретной прежде литературы, все то, что тогда уже знаменитый писатель, Илья Эренбург назвал “оттепелью”, вызвало к жизни своего поэта. Им оказался Борис Слуцкий. Он подошел к порогу “оттепели” с огромным количеством рукописей. Читал свои стихи на поэтических вечерах. В нескольких толстых журналах появились подборки его стихов. Куда шире его стихи стали распространяться в списках. И наконец, весь этот неофициальный успех был подкреплен официально или почти официально.

28 июля 1956 года в “Литературной газете”, издаваемой в то время огромным тиражом, наиболее популярной газете советской интеллигенции, появилась статья Ильи Эренбурга “О стихах Бориса Слуцкого”. Поэт, еще вчера известный лишь в узких кругах, был выведен едва ли не в первые ряды советской поэзии. Эренбург в этой статье умудрился процитировать нигде еще не напечатанные стихи Бориса Слуцкого “Современные размышления”. В них поэт сформулировал главное для себя, для своей поэтики и – если можно так выразиться – политики: “Социализм был выстроен. Поселим в нем людей”. Чем Борис Слуцкий и занимался. Очеловечивал доставшееся ему наследство, поэтическое и идеологическое. Вот Слуцкий ведет авторский вечер Булата Окуджавы.

Лошади умеют плавать,
Но – не хорошо. Недалеко.

“Глория” – по-русски – значит “Слава”,
– Это вам запомнится легко.

Шёл корабль, своим названьем гордый,
Океан стараясь превозмочь.

В трюме, добрыми мотая мордами,
Тыща лощадей топталась день и ночь.

Тыща лошадей! Подков четыре тыщи!
Счастья все ж они не принесли.

Мина кораблю пробила днище
Далеко-далёко от земли.

Люди сели в лодки, в шлюпки влезли.
Лошади поплыли просто так.

Что ж им было делать, бедным,
если Нету мест на лодках и плотах?

Плыл по океану рыжий остров.
В море в синем остров плыл гнедой.

И сперва казалось – плавать просто,
Океан казался им рекой.

Но не видно у реки той края,
На исходе лошадиных сил

Вдруг заржали кони, возражая
Тем, кто в океане их топил.

Кони шли на дно и ржали, ржали,
Все на дно покуда не пошли.

Вот и всё. А всё-таки мне жаль их
– Рыжих, не увидевших земли.

Есть версия, что Слуцкий написал стихотворение «Лошади в океане» на основе реальных событий. Один из его друзей рассказал, что читал в журнале статью об «американском транспорте с лошадьми, потопленном немцами в Атлантике». Но откуда тогда имя корабля “Глория” и рыжий остров? Гибель даже одной лошади печальна. А смерть целого табуна конечно же потрясает. И такое потрясение рождает легенды. Вот мой пересказ этой легенды:

“В XVIII веке, во времена парусного мореплавания штили вызывали длительные задержки судов в пути, и из-за недостатка пресной воды приходилось выбрасывать за борт лошадей, которых везли из Старого света (Европы) в Новый Свет. Двухпалубная усиера ( специальная шхуна для перевозки лошадей) «Глория» неподвижно застыла на, казалось, замершей поверхности моря. Косые паруса усиеры обвисли, судно даже не качалось на волнах, потому что таковых и не наблюдалось. Лошади, которых везли на «Глории» для продажи, стали страдать от жажды, потому что капитан урезал суточную норму воды. Да и трудно было назвать водой эту воняющую тухлятиной мутную жижу, которую лошади отказывались пить. Потом они стали умирать.

Теперь у матросов появилась новая обязанность: цеплять на тали трупы лошадей и сбрасывать их в море. Тела животных не сразу тонули, и вокруг неподвижной «Глории» так же неподвижно лежали в воде бесчисленные трупы лошадей. Потом пришла жажда. Лошадей не поили совсем, и они умирали, умирали. Однажды юнга увидел на горизонте облачко, а вскоре слабый ветерок дунул свежестью в потные лица моряков.Капитан отдал приказ сбросить в воду весь ненужный балласт, чтобы облегчить судно и дать ему возможность наконец-то сдвинуться с места. За борт полетели пустые бочки, личные сундучки матросов, даже одежда, запасной такелаж и… лошади. Еще живых, слабых и умирающих лошадей сбрасывали в море, которое равнодушно проглатывало эту страшную жертву. Тяжелые паруса наконец-то тронул ветер, они впервые за много недель захлопали, набирая силу, и судно медленно пошло, оставив после себя целый остров из трупов драгоценных пород лошадей.” ((( -:

Ее смерть сломала Слуцкого. Он заболел. Слег. Стал ко всему безразличным. Лишь исправно ходил на панихиды и похороны, как бы репетируя свои собственные. Почти десять лет мучительно доживал без Тани. Без неё он стал писать совсем другие стихи – не о войне, не о человеческих бедствиях, а о потерянной навсегда любви и о потере себя.

Небольшая синица была в руках,
небольшая была синица,
небольшая синяя птица.
Улетела, оставив меня в дураках.

Улетела, оставив меня одного
в изумленьи, печали и гневе,
не оставив мне ничего, ничего,
и теперь – с журавлями в небе.

Как писал один критик , “Стихи, которые он прежде словно вырубал в камне, теперь дополнились дрожащими строками нежности, незащищенности, раскаяния и потери. Дальнейший путь он прошел по грани собственного отчаяния и безумия, сумев максимально приблизиться к однажды намеченной цели – выговориться”. Последние годы Слуцкий жил у брата Ефима в Туле, там и умер 23 февраля 1986 года, в возрасте 66 лет. И вот опять такое совпадение. Поэт-фронтовик, так много стихов посвятивший войне, умирает 23 февраля, в день армии. Он похоронен на Пятницком кладбище в Москве.

P.S. Поэт умер , а его стихи живут в народе. На эти стихи много написано много песен, снято много видео. Вот в этом видео изумительный по красоте видеоряд. А музыка и исполнение в сиротском стиле на мой взгляд, лучше в первом видео. Но дело личных предпочтений, господа ! Выбор за Вами!

«Лошади в океане»: жесткость, трагичность и бесстрастность Бориса Слуцкого

Меню статьи:

Именно Слуцкий… изменил звучание послевоенной русской поэзии. Его стих был сгустком бюрократизмов, военного жаргона, просторечия и лозунгов. Он с равной лёгкостью использовал ассонансные, дактилические и визуальные рифмы, расшатанный ритм и народные каденции…
Иосиф Бродский

Творчество Слуцкого приходится на один из самых тяжелых, но – тем не менее – самых богатых на литературные шедевры периодов российской истории. Выше мы привели цитату Бродского – коллеги Слуцкого, нобелевского лауреата. Эта цитата касается и произведения «Лошади в океане», которые мы проанализируем здесь – чуть ниже. Бродский говорит, что для Слуцкого характерна жесткость, бесстрастность и трагичность интонации, да и – по признанию других литераторов – писатель скорее походит на военного, чем на деятеля литературы. Это совпадает с биографией Слуцкого: разведчик, политический руководитель, участник военных действий во время Отечественной войны.

Опыт сражений сильно сказался на творчестве писателя, а, возможно, был даже решающим. Писатель получил несколько ранений, поэтому вернулся с войны инвалидом. Слуцкий – человек чести, ратующий за несправедливость. Поэтому в стихах этого автора так чувствуется нечто щемящее, душераздирающее, трогающее.

Биографичность и автобиографичность произведений Слуцкого

Итак, мы уже намекнули на то, что в текстах Бориса Абрамовича отразились факты биографии. Однако речь идет не только о собственной биографии, но также и об истории страны. Стихи нашего автора поэтому представляются неким поэтическим дневником, который будто впитывает всю хронику человеческих судеб. Почему прием Слуцкого интересен? Потому что здесь писатель занимается делом историка, но делает это поэтически, как художник, как литератор. С одной стороны, у Бориса Абрамовича – доблесть, доброта, честность и честь, зоркость взгляда, но с другой – душа писателя, романтика. Слуцкого трогает и возмущает зло, жестокость, насилие и несправедливость – все то, с чем человек сталкивается на войне.

В «Лошадях в океане» писатель как раз и обращается к тем событиям, которые – действительно – происходили во время сражений 1939–1945 годов. На корабле «Глории» (то есть, буквально – «Славе») перевозятся лошади. И вот, тяжкий путь среди океанских опасностей как раз описывает Слуцкий.

В трюме, добрыми мотая мордами,
тыща лошадей топталась день и ночь.
Тыща лошадей!
Подков четыре тыщи.

Однако – время военное, и внезапно корабль наталкивается на мину. Судно начинает идти ко дну. Пассажиры спешно садятся в шлюпки, но животные вынуждены банально бросаться в воду, вынуждены плыть своими силами, потому что для животных не предусмотрены лодки или плоты. Писатель выступает здесь мастером образных построений, сравнивая лошадей, разбавивших своими гнедыми и рыжими спинами синь океана, «островами». Поначалу лошади плывут уверенно:

Лошади умеют плавать,
Но – не хорошо. Недалеко.
И сперва казалось – плавать просто,
океан казался им рекой…

Но состязаться с океаном – задача неблагодарная. Время идет, воды кажутся бескрайними, и животные постепенно выбиваются из сил. Лошади понимают, что из океана не выбраться живыми. Это лошадиное желание жить писатель подчеркивает описанием ржания животных. Чем, собственно, в жажде жизни кони отличаются от людей?

Лошади умеют плавать,
Но – не хорошо. Недалеко…
Плыл по океану рыжий остров.
В море в синем остров плыл гнедой.
И сперва казалось – плавать просто,
Океан казался им рекой.
Но не видно у реки той края,
На исходе лошадиных сил
Вдруг заржали кони, возражая
Тем, кто в океане их топил.
Кони шли на дно и ржали, ржали,
Все на дно покуда не пошли.
Вот и всё. А всё-таки мне жаль их –
Рыжих, не увидевших земли.

Такую вот тяжелую, неимоверно грустную картину изображает писатель. В центре – все та же, знакомая каждому человеку несправедливость. Мы бы сказали, даже эгоизм, ведь лошади – такие же живые существа, как и люди, но человек подумал только о себе, оставив лошадей умирать, идти ко дну – в жажде жизни. Поэтому в этом стихе автор снова изображает картину судеб – как страны в целом, так и отдельного живого существа.

Специфика Слуцкого как поэта

Современники писателя, да и последующие поколения, единодушно соглашаются с тем, что в литературе до сих пор нет культуры «прочтения Слуцкого». Это – лакуна, дыра в литературоведении, в изучении произведений двадцатого века. Вот, что говорит по этому поводу Михаил Генделев:

…очень плохо освоены техники русского модерна, не прочтены ни конструктивисты, ни неоклассики, ни обериуты. Безобразно осмыслены футуризм и русский экспрессионизм. Втуне пропал блистательный поэт Вагинов, никто ничему у него не научился. Непонятно, как работала Цветаева. Слуцкий вообще не прочтен…

Поэзию Слуцкого, впрочем, высоко ценили люди, близкие к узкому, в каком-то смысле даже закрытому кругу литераторов. Например, Никита Елисеев считал произведения писателя разговором, который медленно переходит в оду. А Лили Панн принадлежит прекрасное замечание о том, что Слуцкий в своих текстах подмечал то, что подметить сложно или даже невозможно. Систему Бориса Абрамовича, таким образом, мы бы могли назвать поэтикой – целостной, антиэволюционной (исходя из заложенных в текстах Слуцкого принципов). Этот писатель стоит за границами традиций, а поэтому – оригинален. Но при этом Слуцкий остается советским писателем, ничто не может разрушить приверженность литератора этой системе. Поэзия автора – целостность, выражение единства. Но строятся эти произведения не по модели эпоса. Скорее здесь прячется некая ода, отсылающая даже к библейским мотивам. Итак, давайте посмотрим, что именно роднит поэзию нашего автора и собственно Библию.

Художественный стиль писателя

Слуцкий, по выражению Михаила Светлова (который высказал свое мнение еще в 1954 году), поэт, лучше своих предшественников. В Советском Союзе, акцентирующем внимание на атеизме, поэт умудрился внести в литературную сферу многогранность, бинарность, свойственную речи Библии. Повествование здесь слилось с категорией возвышенного, поэтому, когда литературные критики говорят о творчестве Слуцкого, то слово «поэзия», соответственно, закавычивается. Ведь писатель ломает порядок, характерный для поэзии.

От библейской речи Слуцкий «унаследовал» в том числе параллелизм, использование конкретизации, драматизации и других приемов. Писатель умело соединил эти стилевые характеристики со стилистикой русской литературы, учитывая в том числе и звуковой диапазон поэтических произведений. Слуцкий выбирает ассонансы, дактилическую, а также визуальную рифму. Систему писателя в литературной критике порой называют Книгой Бытия, где материалом выступает история, которую поэт реально пережил. Слуцкий пишет о бытии в целом, акцентируя некие экзистенциальные отношения между миром, обществом и отдельным человеком, а не политические, социальные или психологические аспекты этого взаимодействия. Да и сам автор, собственно, говорил, что «излагает историю».

Слуцкий, действительно, в искусстве близок к вечно работающему механизму, строгому, как военный, вымуштрованный дисциплиной. Писатель отвергает дефиницию искусства, предложенную декадентами и богемной средой. «Лошадей же в океане» автор считал своей визитной картой, произведением, которое принесло писателю наибольшую известность. В мемуарах Слуцкий вспоминал, что, когда писал этот текст, стояла жара. Шел 1951-й год. А речь шла «об американском транспорте с лошадьми, потопленном немцами в Атлантике». Впрочем, «Лошади…» – чуть ли не единственный стих, который Борис Абрамович писал вслепую, не зная, по сути, того, о чем пишет, не будучи свидетелем того события. Поэтому для автора это, прежде всего, «сентиментальное, небрежное» стихотворение. Здесь нет лирического. Есть лишь некая данность, описанная бесстрастным наблюдателем. Эмоции читатель создает сам. И сам же эти чувства переживает. Впрочем, ни один образ в этом тексте не случаен. Например, море Слуцкий еще раньше (в тексте под названием «Прозаики») сравнивал с поэзией:

Абстрактное, символическое сопоставление поэзии с морем – признак романтического воображения («К морю» Пушкина), подхваченный модернистами («Тема с вариациями» Пастернака)…

Но наш писатель лишает море абстрактности, убирает отсюда метафору. Море становится весьма конкретным. Литературоведы также считают «Лошадей в океане» метапоэтической элегией, лакримозой по стихам-жертвам.

О чем стих лошади в океане

Слуцкий. Лошади в океане

Идеал трагического героизма.

И ещё одна авантюра.

Я, наверно, извинюсь перед читателем загодя – за начётничество (если для критики меня выбрать самое плохое слово). У меня есть несколько искусствоведческих догм, и я не хочу отказываться от пристрастия к ним сводить свой разбор… ну, пусть стихотворения. От которого я обливался слезами, когда вот сейчас перечитывал. – Вот такой я сухой человек: чувствительное… положить на свойственную именно ему полочку.

Главная догма – циклическое плавное превращение ограниченного числа типов идеалов друг в друга. Если посмотрите тут , увидите, что сентиментализм сам укладывается на почти полные круги таких превращений. Их много! Сентиментализмов. Полезно рассматривать не круг идеалов, а вытянутую по горизонтали во времени проекцию этих превращений – синусоиду (вверху при этом пусть будет коллективизм, а внизу – индивидуализм); тогда удобно усмотреть на этой синусоиде – на верхнем и нижнем перегибе – инерционные вылеты вон с синусоиды. Вылет сверхвверх – тип идеала благого для всех сверхбудущего. Сверхисторический оптимизм несгибаемых (или полнейший исторический пессимизм). А непосредственно перед этим типом идеала, перед верхним перегибом – тип идеала трагического героизма. Наивный оптимизм несгибаемых. И после верхнего перегиба – тип идеала сгибаемых, мудрых, соединяющих несоединимое. Исторический оптимизм трезвых.

И во всех этих точках бывает сентиментализм. Так наиболее слёзы точит наивный оптимизм.

Лошади в океане

Лошади умеют плавать,

Но — не хорошо. Недалеко.

“Глория” — по-русски — значит “Слава”,-

Это вам запомнится легко.

Шёл корабль, своим названьем гордый,

Океан стараясь превозмочь.

В трюме, добрыми мотая мордами,

Тыща лошадей топталась день и ночь.

Тыща лошадей! Подков четыре тыщи!

Счастья все ж они не принесли.

Мина кораблю пробила днище

Далеко-далёко от земли.

Люди сели в лодки, в шлюпки влезли.

Лошади поплыли просто так.

Что ж им было делать, бедным, если

Нету мест на лодках и плотах?

Плыл по океану рыжий остров.

В море в синем остров плыл гнедой.

И сперва казалось — плавать просто,

Океан казался им рекой.

Но не видно у реки той края,

На исходе лошадиных сил

Вдруг заржали кони, возражая

Тем, кто в океане их топил.

Кони шли на дно и ржали, ржали,

Все на дно покуда не пошли.

Вот и всё. А всё-таки мне жаль их —

Рыжих, не увидевших земли.

Лошади до конца не хотели признать несправедливости. И с тем и погибли. Герой умирает – его идея остаётся жить.

Кончилась страшнейшая для СССР война. Надо отблагодарить народ. А что имеем?

“Победа в кровопролитной Великой Отечественной войне открыла новую страницу в истории СССР. Она породила в народе надежды на лучшую жизнь, ослабление пресса тоталитарного государства на личность. Открывалась потенциальная возможность перемен в политическом режиме, экономике, культуре, однако “демократическому импульсу” противостояла вся мощь созданной Сталиным системы. Её позиции не только не были ослаблены в годы войны, но, как оказалось, ещё более окрепли в послевоенный период.

“Демократический импульс” войны проявился и в возникновении…” (Википедия).

После смерти Сталина и ХХ съезда КПСС, развенчавшего его культ, началась вторая волна демократического импульса. А стихотворение Слуцкого – первая волна. (Он не зря потом Брежневу письмо подписал, где писатели возражали против некой реабилитации Сталина.)

– Хорошо, но где тут литературоведение?

С именем Вейдле я связываю различение искусства слова и искусства вымысла. В данном образце сентиментализма (революционного, скажем так) бросается в глаза искусство вымысла: как “несгибаемо” ржут лошади, не желая умирать. Имевший место факт потопления немецкой миной в войну американского транспорта с лошадями и со спасшимися людьми ничего не стоит по сравнению с выдуманным Слуцким нюансом, как себя вели лошади.

Но есть в стихотворении и искусство слова.

На фоне официальной идеологизированности, требования общественной полезности восстанием против этого выглядит “сближение поэзии с прозой” (Погорелая. https://cyberleninka.ru/article/v/osobennosti-poeticheskogo-yazyka-borisa-slutskogo ).

Не всюду это удалось выдержать. К поэтизму относится инверсия прозаического: “Шёл корабль, гордый своим названием”, само “названьем” вместо “названием” – поэтизм, вызванный необходимостью выдержать ритм. Поэтизм и слова “океан превозмочь” .

Зато простонародное “Тыща” , сниженное разговорное “Нету” , просторечное “покуда” – это прозаизм. Как и множество простецких по строю строк. Как и перебои ритма: хорей “Лошади умеют плавать” (/ – | / – | / – | / -), сменяется чёрт-те чем во второй строке “Но — не хорошо. Недалеко” (/ ▄ | – / | – / | ▄ | – / | – /). Как и нескладная фраза “В море в синем остров плыл…” . Народное “Далеко-далёко” . Фразеология: “Подков… Счастья”, “Вот и всё” . Обращение к читателям: “Это вам запомнится легко” . Неуместное вставление высокого стиля: “Шёл корабль, своим названьем гордый, / Океан стараясь превозмочь” .

И в то же время – эвфония: “заржали кони, возражая” , – перекликающаяся с “рыжий” так пронзительно… на фоне “синем” . Из-за контраста с вот-вот наступящей смертью.

Так можно ли назвать какую-то, в общем, прозаическую поэзию Слуцкого гармонизацией, как написал о ней Дмитрий Быков, не называя не ассоциирующихся с гармонизацией “приёмов, с помощью которых можно рассказать про всё” ( https://ru-bykov.livejournal.com/3981080.html ) , даже ужасное?

Можно. Если есть желание уходить от социологического аспекта разбора произведения. И уж тем более от выявления ЧЕГО-ТО, словами невыразимого, которое в принципе можно всё же связать с социологией – через подсознательный идеал автора, рождающийся духом времени. – Вот Быков и предлагает сермяжное:

“механизм преобразования прозы в поэзию, работает: ну так надо писать”.

Так и графомана можно оправдать.

Нет, он потом перечислил приёмы: “пристрастие к размыванию, расшатыванию традиционного стихотворного размера… меняет стопность… синкопирует стих, почти переходит на дольник… повторы… обрубленная концовка… упрощённая, иногда до полной тавтологичности, рифма…” (Там же).

Но для чего-де это? – “чтобы не сойти с ума, не утерять навыка”.

Не хочется соглашаться. Так, повторяю, и графомана можно оправдать.

Нет, он даже доходит до того, что raison d’être (причина быть) Слуцкому:

“Слуцкого он [бог – в смысле власть] не полюбит ни при каких обстоятельствах”.

Казалось бы, то же, что и я вывел. Но нет. У меня – испытание сокровенного. А у Быкова ” raison d’être, поэтическая маска” . Искусство для искусства. Графомания для графомании:

“…нужна такая вот позиция нелюбимого подданного, старательного и трудолюбивого исполнителя, обречённого на изгойство. Из этой позиции ему легче понимать, оправдывать и утешать других труждающихся и обременённых; да они просто не поверят другому. Чтобы страдальцы верили поэту-утешителю, он должен им прежде доказать, что он — один из них…

Это что, про советскую власть? Да помилуйте. Это про мироустройство в целом — советская (как и любая российская) власть лишь выражала его в особенно наглядной концентрации” (Там же).

Вечно обиженный, мол. Потому-де и против Пастернака, у которого позитив в душе, проголосовал. (Будто можно было Слуцкому “Доктор Живаго” прочесть. Голосование было 31.10.1958, а первое издание на русском, в Голландии, 500 экз., – 24.08.1958.) Зато был факт – врагам отправлена рукопись.

“Слуцкий был принципиальным противником предварительной публикации произведений за рубежом… Самому Слуцкому никогда не приходило в голову передать за границу для опубликования свои “Записки о войне”. Эта “деловая проза” — острая правда о войне — пошла бы нарасхват у зарубежных издательств. То же относится и к сотням стихов, лежавших в столе поэта, не имевших шансов быть напечатанными на родине. Стихи Слуцкого печатали за границей, но не по его воле. Сам он свои стихи туда не посылал” ( https://litresp.ru/chitat/ru/%D0%93/gorelik-petr-zalmanovich/po-techenjyu-i-protiv-techenjya-boris-sluckij-zhiznj-i-tvorchestvo/7 ).

Исповедующий идеал трагического героизма, несгибаемый, Пастернака оправдать не мог. А Быков такое простое объяснение принять не может и землю роет, чтоб поступок Слуцкого объяснить как-то. Вон, к поэтической маске прибег. – А что? Объясняет же? Объясняет.

А что натяжка – плевать. Мало кто заметит.

Для меня, эстетического экстремиста, проблемой является отличать художественную вещь от самоповторения. Ведь я считаю художественным только то, что имеет следы подсознательного идеала. Я хоть изобрёл себе увёртку, что, впадая во вдохновение, в изменённое психическое состояние, сознание художника утрачивает идеал, ибо тот переходит в подсознательное состояние… Но есть, есть вероятность и поэтической маски, да. Так зато я взял первое (или почти первое) стихотворение Слуцкого. В первом неожиданность приёмов не грех счесть произошедшей из подсознательного идеала. Возводить же на пьедестал поэтическую маску – грех.

И есть ещё одна слабость в моей (социологическо-психологической) позиции. С нею я расквитался тут . Но, поскольку Быков настаивает:

“…в литературе восторжествовала сама идея поэтического языка, самоценного, не зависящего от темы” (Там же), –

то мне нельзя пройти мимо.

Абсолютно любое произведение искусства помимо выражения духа времени (который историчен и циклически повторяется в веках, поколениях и чаще, как я написал в самом начале) ещё выражает нечто внеисторическое – радость жизни. Выражает не целым произведения (которое, как вкус моря есть в любой капле), а частностями, не зависящими от этого “вкуса моря”. Упомянутая эвфония “заржали кони, возражая” сама по себе выражает радость жизни. Короткодействие такое. В отличие от дальнодействия, какое эта же “капля” приобретает от контекста. Перебои “Но — не хорошо. Недалеко” тоже чудесны сами по себе в том же качестве выразителя (разнообразием) радости жизни. И т.д. и т.д.

Так хоть я-то это осознал во всей оппозиционности себе прежнему недавно, оно известно миру давно.

“Что красота есть необходимое условие искусства, что без красоты нет и не может быть искусства — это аксиома” (Белинский).

“Все виды искусств служат величайшему из искусств — искусству жить на земле” (Брехт).

“Творить — значит убивать смерть” (Роллан).

Просто это настолько общее место, что об этом как-то не принято говорить.

А Быков не только заговорил, а ещё и объявил, что такая вневременная ценность введена в практику стихами Слуцкого, Бродского и др. в послевоенное время!

Пусть даже Быков думает об отличии послесталинского времени от сталинского, когда – в 30-х годах – словочетание “вульгарный социологизм” было введено в широкое употребление и как упрёк, и как реальная практика, к которой упрёк не применяли. Всё равно нельзя быть таким неаккуратным.

Анализ стихотворения «Лошади в океане» Бориса Слуцкого

Произведение «Лошади в океане» Бориса Абрамовича Слуцкого появилось в печати с посвящением писателю Илье Эренбургу. Вначале позиционировалось как стихотворение для детей, позднее приобрело повсеместную популярность.

Стихотворение написано в 1950 году. Его автору исполнился 31 год, он прошел войну, был признан инвалидом. В этот период он больше занимается переводами. Собственное творчество начнут принимать в печать через несколько лет. По жанру — военная лирика, по размеру — четырехстопный хорей с перекрестной рифмой, состоит из 12 двустиший. Рифмы открытые, закрытые, есть неточные, составные, женские, мужские. Лирический герой — рассказчик. Композиция сюжетная. В основу лег реальный случай на войне. Правда, не в России, а в США: немцы потопили в океане транспортное судно, перевозившее множество лошадей на своем борту. Собственно, само стихотворение и звучит как рассказ о событии, поэт подчеркивает, что свидетелем он не был, но словно видит все происходившее, как наяву. «Тыща»: это слово в разных вариациях разбросано по всему стихотворению. В нем, просторечном, и боль, и бессилие. Поэт рассуждает как простой русский мужик, крестьянин, как солдат. Интонация обманчиво повествовательная. С каждой строкой щемящее чувство увеличивается. Корабли «Глория» («Слава») был подбит фашистами. Люди спаслись на шлюпках, а лошади пытались добраться до берега вплавь.

Однако переплыть океан им было не суждено. «Кони шли на дно и ржали, все на дно покуда не пошли». Повторы усиливают безысходность: ржали, остров рыжий, остров гнедой, далеко-далеко, тыща лошадей. Горькая ирония в строке: счастья все ж они не принесли. Общеизвестна примета о подкове на счастье. В данном случае их было так много, но примета не сбылась. Восклицание, вопрос и финал: вот и все. Эпитеты: бедным, рыжих, не увидевших земли, добрыми мордами. Олицетворения: кони возражая, корабль названьем гордый. Сравнение: океан казался рекой. Метафора: в синем море остров. Инверсия: заржали кони. Поэт подчеркивает трагичность военного времени, бессмысленность гибели прекрасных, доверившихся человеку животных. Лошадей, которые служили людям на войне. Поэт даже не пытается представить, что чувствовали очевидцы этих событий, настолько тяжело это передать словами.

Произведение «Лошади в океане» — одна из визитных карточек замечательного поэта середины XX века Б. Слуцкого.

LiveInternetLiveInternet

• Регистрация
• Вход

–Метки

–Рубрики

• Анимации (106)
• На мировой арене (70)
• Афоризмы (262)
• Цитаты (21)
• Великие и просто знаменитые женщины мира (1142)
• Взгляд (1551)
• Видеоклипы (2554)
• Видеоролик (71)
• Восток – дело тонкое. (60)
• Выразительные средства художественной речи (52)
• Готовимся к ЕГЭ (5)
• Древний мир (89)
• Душа поёт и плачет (38)
• Жанр фэнтези (183)
• Живопись (3066)
• Жизнь великих и знаменитых (1688)
• Зарубежная литература (145)
• Иллюстрации (469)
• Иллюстрированные путешествия (92)
• Интернет (145)
• Искусство (714)
• История. (1958)
• Юмор в истории (35)
• Кинофильмы (146)
• Королевская рать. (368)
• Краткое содержание произведений (13)
• Культура. (500)
• Легенды и мифы (970)
• Славянская мифология (1)
• Лирика поэтов серебряного века. (411)
• Личности в истории и политике (501)
• Любовь. Он и она. (550)
• Люди, изменившие мир (107)
• Мода и стиль (7)
• Мракобесие (49)
• Мудрость веков. (94)
• Восток – дело тонкое (1)
• Музыка и песня (2229)
• Мультфильмы (166)
• На злобу дня (537)
• Реплика (44)
• О писателях и поэтах (647)
• Открытые уроки. Учителю в помощь. (41)
• Плэйкасты. (142)
• Политика и экономика (2678)
• Коррупция (51)
• Оппозиция (574)
• Поэзия (948)
• Правильно ли мы говорим? “Перлы”. (38)
• Притчи (110)
• Произведения и иллюстрации к ним (684)
• Литература и публицистика (228)
• Противостояние (3461)
• Геополитика (772)
• Горячие точки планеты (489)
• Размышлизмы (356)
• Всячина-отсебятина (141)
• Рамки для текста (16)
• Раскраски (1)
• Религия, мистика, суеверия. (229)
• Рефераты. Конспекты по литературе (238)
• Сам себе психолог (353)
• Сказки и о сказках (560)
• Алины сказки (39)
• Стихотворения и проза классиков (31)
• Схемы (281)
• Сценарии к праздникам (5)
• Танец (11)
• Театр (129)
• Тексты произведений. (40)
• Термины в русском языке и литературе (2)
• Тесты по литературе (3)
• Тесты по русскому языку (15)
• Упражнения для развития речи. (10)
• Философия и психология (146)
• Социология (33)
• Фотоживопись (57)
• Цитаты и изречения великих. (62)
• Эротика (107)
• Это интересно (1075)
• В мире природы (19)
• Юмор. Приколы. (1307)
• Язык и речь. Этимология. (121)

–Музыка

• Все (211)

–Я – фотограф

• К приложению

К сказке Льюиса Кэрролла "Алиса в Стране Чудес"

–Поиск по дневнику

–Подписка по e-mail

–Интересы

• Все (1)

–Друзья

• Все (71)

–Постоянные читатели

• Все (2593)

–Статистика

О стихотворении Б.А. Слуцкого “Лошади, тонущие в океане”

Разве мог подумать известный советский поэт Борис Абрамович Слуцкий (1919 – 1986), написав в 1950г. стихотворение, посвященное И.Эренбургу, о гибели в океане лайнера, что оно станет самым известным, его положат на музыку и будут петь несколько поколений советских и пост-советских людей?

Лошади в океане И.Эренбургу

Лошади умеют плавать,

Но – не хорошо. Недалеко.

“Глория” – по-русски – значит “Слава”,

– Это вам запомнится легко.

Шёл корабль, своим названьем гордый,

Океан стараясь превозмочь.

В трюме, добрыми мотая мордами,

Тыща лощадей топталась день и ночь.

Тыща лошадей! Подков четыре тыщи!

Счастья все ж они не принесли.

Мина кораблю пробила днище

Далеко-далёко от земли.

Люди сели в лодки, в шлюпки влезли.

Лошади поплыли просто так.

Что ж им было делать, бедным, если

Нету мест на лодках и плотах?

Плыл по океану рыжий остров.

В море в синем остров плыл гнедой.

И сперва казалось – плавать просто,

Океан казался им рекой.

Но не видно у реки той края,

На исходе лошадиных сил

Вдруг заржали кони, возражая

Тем, кто в океане их топил.

Кони шли на дно и ржали, ржали,

Все на дно покуда не пошли.

Вот и всё. А всё-таки мне жаль их

– Рыжих, не увидевших земли.

Со временем к своему популярнейшему стихотворению поэт сделал постскриптум в стихах, не без ноты меланхолической иронии: Про меня вспоминают и сразу же — про лошадей, Рыжих, тонущих в океане.

Ничего не осталось — ни строк, ни идей,

Только лошади, тонущие в океане.

Я их выдумал летом, в большую жару:

Масть, судьбу и безвинное горе.

Но они переплыли и выдумку ,и игру

И приплыли в синее море.

Мне поэтому кажется иногда:

Я плыву рядом с ними, волну рассекаю,

Я плыву с лошадьми, вместе с нами беда,

Лошадиная и людская.

И покуда плывут – вместе с ними и я на плаву:

Для забвения нету причины,

Но мгновения лишнего не проживу,

Когда канут они в пучину.

Музыку написал известный бард

Слуцкий называет своё стихотворение “сентиментальным, небрежным стихотворением”. Вместе с тем оно является примером того приглушенного, сжатого, лишенного риторики и сентиментализма подхода к поэтическому слову, которое роднит Слуцкого с минималистским течением в модернизме, представленном наиболее ярко акмеистами. Поэзия уже не поэзия, а по сути приподнятая речь. В контексте образов лошадей в русской традиции он идет по стопам Некрасова и Маяковского. “Лошади в океане” требуют радикально нового прочтения. Простота эстетики Слуцкого обманчива, мнима и многослойна.

Примерно тогда же, когда Слуцкий ведал о своих лошадях, он написал следующее:

Я строю на песке, а тот песок

Ещё недавно мне скалой казался.

Он был скалой, для всех скалой остался,

А для меня распался и потек.

Я мог бы руки долу опустить,

Я мог бы отдых пальцам дать корявым.

Я мог бы возмутиться и спросить,

За что меня и по какому праву.

Но верен я строительной программе.

Прижат к стене, вися на волоске,

Я строю на плывущем под ногами,

На уходящем из-под ног песке.

Значительно то, что лошади не доходят до земли. Они бросаются в воду, ненадолго одолевают ее и, как Иов, в конце ропщут. Б. Слуцкий писал в ранее неизвестном стихотворении, обнаруженном Аркадием Красильщиковым:

Я пробую босой ногой прибой поэзии холодной,

А где-то кто-нибудь другой – худой, замызганный, голодный,

С разбегу прыгнет в пенный вал, достигнет сразу же предела,

Где я и в мыслях не бывал. Вот в этом, видимо, все дело.

Еще раз поэзия буквально превращается в море.

Лошади, которым буйный океан представляется рекой, кажутся этим “другим”, достигающим предела смысла бытия и предела вообще – конца на дне. Лошади – не романтические скакуны, а худые и голодные гордые повстанцы. Они хранят в себе память о “суровых, серьезных, почти что важных гнедых, караковых и буланых” лошадях, которые “умирал и. не сразу” в его крике отчаяния “Говорит Фома”.

В стихотворении “Критики меня критиковали” Слуцкий писал:

Легче всех небесных тел

Дым поэзии, тобой самим сожженной.

Лед-ледок, как в марте, тонок был,

Тонкий лед без треску проломился,

В эту полынью я провалился,

Охладил свой пыл.

Созреваю или старею

– Прозреваю в себе еврея.

Я-то думал, что я пробился.

Я-то думал, что я прорвался,

Не пробился я, а разбился,

Не прорвался я, а зарвался.

Я читаюсь не слева направо,

По-еврейски: справа налево.

Я мечтал про большую славу,

А дождался большого гнева.

Я, шагнувший ногою одною

То ли в подданство, то ли в гражданство,

Возвращаюсь в безродье родное,

Возвращаюсь из точки в Пространство.

Чем было это страшное представление, как не полем столкновения между святым и земным, будним и горним? Слово “гнев” – “аф”, который Господь обрушивает на народ, предавшийся идолу, повторяется в главе о тельце пять раз, более, чем в каким-либо другом эпизоде Библии. Оно употребляется три раза по отношению к Богу и два – к Моисею, уничтожившему скрижали Завета, увидев пляшущий перед золотым истуканом народ. Слуцкий уподобляет себя древним израильтянам, обуянным жаждой сомнительной славы у подножия синайской горы, и окончательно приведенным в чувство гневом пророка, (“Шел корабль, своим названьем гордый. “). Таким образом Слава, метапоэтическое лейтворт “Лошадей в океане”, разрастается, становясь одновременно и библейской цитатой, и комментарием к ней.