21 просмотров
Рейтинг статьи
1 звезда2 звезды3 звезды4 звезды5 звезд
Загрузка...

О чем стихи хармса

Поэтический мир Даниила Хармса
статья по чтению

«Большую литературу для маленьких» создают много хороших и разных поэтов. Творчество одних составляет целый раздел в единой детской книге, творчество других вошло маленькой, но славной страницей в большую литературу. Именно такая страница отведена творческому наследию Даниила Хармса.

Особенности мироощущения, стремление смотреть на мир свежим, непредвзятым взглядом, как это умеют делать дети и художники — вот то оригинальное, что принёс в детскую литературу Д. Хармс.

Скачать:

ВложениеРазмер
harms_1.docx43.81 КБ

Предварительный просмотр:

Поэтический мир Даниила Хармса

« Большую литературу для маленьких » создают много хороших и разных поэтов . Творчество одних составляет целый раздел в единой детской книге , творчество других вошло маленькой , но славной страницей в большую литературу . Именно такая страница отведена творческому наследию Даниила Хармса .

Особенности мироощущения , стремление смотреть на мир свежим , непредвзятым взглядом , как это умеют делать дети и художники — вот то оригинальное , что принёс в детскую литературу Д . Хармс .

Современники Хармса вспоминают , что он любил розыгрыши , проделки и всякие причуды не только в литературе , но и в жизни . В комнате Д . Хармса стоял предмет , который удивлял всех приходивших : « странный предмет , причудливо громоздящийся в углу и состоящий из железок , досок , пружин , велосипедных колёс , верёвок и консервных банок . » Хозяин объяснял , что это машина , которую ему захотелось иметь дома . Местный управдом не переставал удивляться тому , что на дверях квартиры писателя часто меняются таблички : то « Хармс », то « Чармс », то « Шардам сегодня не принимает ». Даниил Иванович всегда подписывался псевдонимами . Имя Хармс повторялось чаще других и потому вошло в литературу .

В своей книге « от 2 до 5» Чуковский рассказывает о Хармсе : « Весело и озорно , совсем по — детски увлекался словесной игрой молодой поэт Даниил Хармс , достигавшим в своём кратковременном творчестве значительных литературных эффектов , к которым дети относились с беззаветным сочувствием . Нужно было видеть , с каким восторгом встречали они своего любимого автора , когда он читал им со сцены :

А вы знаете , что у ,

А вы знаете , что па ,

А вы знаете , что пы ,

Что у папы моего

Было сорок сыновей ?»

Хармс любил удивлять в стихах : « Какие странные дощечки и непонятные крючки !» или « Настоящая корова с настоящими рогами » А то сообщает доверительно о том , что « на небе вместо солнца скоро будет колесо » Произведения Хармса нельзя читать без улыбки , всегда добродушной . Вспомним стихотворение о чудаке , который пригласил гостей , чтобы угостить их « очень — очень вкусным пирогом ».

Стихи Хармса развивают интеллект ребёнка . Решая его весёлые « задачки », дети учатся ориентироваться в окружающем их мире . У Хармса как бы два героя : один явно лжёт , как в стихотворении « Врун », насчёт сорока сыновей у одного папы , а другой ему не верит .

Чем больше Хармс запутывает действительное , тем активнее работает воображение и ум читателя — ребёнка . Своей недоговорённостью в стихах поэт высказывает надежду , что читать его будут догадливые , умные дети .

Поэзия Хармса воспитывает . Он высмеивает неумытого лентяя с его повышенными претензиями ( Иван Иваныч Самовар ), шутит над нетерпением (« Очень — очень вкусный пирог », славит ловких мальчишек (« Что это было »). Даниил Хармс делал большое патриотическое дело — приобщал детей к сокровищнице русского языка . Его добрый юмор и душевная теплота , стихи — загадки и каламбуры , превращения и словесные игры , празднично — игровое отношение к жизни и теперь близки и интересны детям . Способность наслаждаться прекрасным рождают для ребёнка в искусстве прежде всего положительные эмоции . Поэзия Хармса рождает такие эмоции .

« Нет ничего более трудного , чем писать для самых маленьких »,- говорил С . Маршак . Даниил Хармс нашёл свою тропинку к сердцам маленьких читателей . Его « хождение в детвору » показало , что Хармс выдерживает испытание на звание детского поэта .

Абсурд и детская литература: случай Хармса

Почему Даниил Хармс ненавидел детей, как в детской литературе СССР появился абсурдизм и почему старухи по-прежнему продолжают вываливаться из окон.

Говорят, что Даниил Иванович Хармс страшно не любил детей. Да он и сам в этом не раз откровенно признавался. В его записной книжке сохранилась запись следующего вида: «Травить детей — это жестоко. Но что-нибудь ведь надо же с ними делать!». А в комнате у него висел рисунок с изображением дома, на котором красовалась жутковатое «Здесь убивают детей». Но самое главное, что Даниил Иванович не просто не любил детей — он при этом был известным детским писателем.

Так уж вышло, что при жизни Хармса вышло много книг и журналов с его «детскими» стихами, а из многочисленных «взрослых» произведений было опубликовано всего два стихотворения. Первое из них начиналось так:

Читайте также :

Как-то бабушка махнула
и тотчас же паровоз
детям подал и сказал:
пейте кашу и сундук.

Как мы увидим и дальше, деление взрослое/детское здесь не такое уж чёткое и прямолинейное. И в том, что «педофоб» Хармс при жизни был известен исключительно в качестве детского писателя, есть определённая логика. Во-первых, детская литература в это время была занятием, в котором можно было зарабатывать хоть какие-то деньги, заниматься творческой работой и при этом не чувствовать себя полностью скованным идеологией «победившего пролетариата» и революционного строительства. А во-вторых.

Иван Топорышкин и милиционер

Окажись вы на месте Хармса в 1930-е годы, у вас было бы не так уж много способов легального существования. Можно было зарабатывать на жизнь переводами, можно было писать в стол, занимая простенькую должность при каком-нибудь министерстве. Можно было, наконец, сочинять произведения для детей. Для Хармса, как и для Александра Ивановича Введенского, это было наиболее приемлемым вариантом.

Даже их «взрослые» произведения в чём-то были немного «детскими» — и наоборот, в самых, на первый взгляд, невинных произведениях для детей угадывались черты абсурда и деформированной реальности, которые наиболее ярко выражены в произведениях, о публикации которых они не могли даже помышлять.

Возьмём для примера одно из самых известных детских стихотворений Хармса, повествующее о неудачной охоте.

Иван Топорышкин пошёл на охоту,
с ним пудель пошёл, перепрыгнув забор.
Иван, как бревно провалился в болото,
а пудель в реке утонул, как топор.

Иван Топорышкин пошёл на охоту,
с ним пудель вприпрыжку пошёл, как топор.
Иван повалился бревном на болото,
а пудель в реке перепрыгнул забор.

Иван Топорышкин пошёл на охоту,
с ним пудель в реке провалился в забор.
Иван как бревно перепрыгнул болото,
а пудель вприпрыжку попал на топор.

Первая строфа ещё содержит в себе какой-то смысл, хоть и неутешительный: главный герой отправляется на охоту и сразу же погибает. Не произошло ни одного события, а повествование уже завершено. К концу стихотворения смерть Топорышкина и его пуделя остаётся всё такой же бесславной, но окончательно лишается всякой логики. За счёт перестановки элементов стиха реальность распадается, превращается в остроумное нагромождение слов: пудель «в реке» проваливается в забор, Иван перепрыгивает болото почему-то «как бревно».

Читайте также :

Первой фарлушкой был обледенелый предмет с торчащими из него железками, найденный Николаем Алексеевичем Заболоцким и Игорем Владимировичем Бахтеревым недалеко от квартиры Хармса. Мир, состоящий из бессмысленных обломков-фарлушек — итог многих «взрослых» произведений Хармса. Сравните стихотворение об Иване Топорышкине с прозаическим фрагментом под названием «Сон Калугина»:

«Калугин заснул и увидел сон, будто он сидит в кустах, а мимо кустов проходит милиционер. Калугин проснулся, почесал рот и опять заснул, и опять увидел сон, будто он идет мимо кустов, а в кустах притаился и сидит милиционер. Заснул и опять увидел сон, будто он идет мимо кустов, а в кустах притаился и сидит милиционер.

Тут Калугин проснулся и решил больше не спать, но моментально заснул и увидел сон, будто он сидит за милиционером, а мимо проходят кусты. Калугин закричал и заметался в кровати, но проснуться уже не мог».

Здесь всё тоже заканчивается невесело. Проспав четыре дня, Калугин страшно отощал, в булочной вместо пшеничного хлеба ему подсунули полуржаной, а под конец санитарная комиссия, пройдя по квартирам с проверкой, признала Калугина антисанитарным. «Калугина сложили пополам и выкинули его как сор». Разница только в том, что детское стихотворение до конца остаётся игровым и как бы сказочным, а второе, взрослое, наполнено гнетущим бытом. Нарушение порядка пресекают его бдительные стражи — милиционеры, дворники и санинспекции.

История «Чижа» и «Ежа»

Детей Даниил Иванович не любил, а вот взрослые не очень-то любили его самого. В 1928 году, когда Даниилу Ивановичу не исполнилось и двадцати трёх, прошло последнее большое публичное выступление обэриутов. Стихи публике не слишком понравились, да и постановка «Елизаветы Бам» прошла с умеренным успехом. Вечер проходил в Петербургском Доме Печати, что дало возможность одному критику сострить в газетной заметке: «Вчера в „Доме печати“ происходило нечто непечатное».

В коммунистической действительности абсурдные стихи, разъезжающие по сцене трехколёсные велосипеды и полное отсутствие традиционной сюжетной логики выглядели как что-то порочное и такое же неуместное, как и товарищ Калугин, проспавший четыре дня подряд.

А вот в детской литературе Хармс и его друзья-соратники некоторое время вполне преуспевали. Для детей они начали писать во многом благодаря Самуилу Яковлевичу Маршаку, который руководил детской секцией Госиздата. В 1928 году как раз появился новый журнал для детей «Ёж» (Ежемесячный Журнал). Хармс и Александр Введенский, а также Николай Заболоцкий стали его постоянными авторами. Спустя два года они присоединились и к журналу «Чиж» (Чрезвычайно Интересный Журнал), предназначенному для совсем юных читателей.

Ещё в начале XX века считалось, что ребёнок — это всего лишь не вполне полноценный взрослый. В детских журналах печатались христианские поучения, сведения о железнодорожным деле, или же, в лучшем случае, умилительные стихи о красивых цветах и добрых зверятах. Сегодня почти все эти произведения забыты, а вот стихи Хармса и Введенского, не говоря уже о сочинениях Маршака и Чуковского, дети отлично знают до сих пор.

Впрочем, без идеологического заказа и в детской литературе нельзя было обойтись, поэтому друг Хармса Леонид Липавский под псевдонимом «Леонид Савельев» писал, к примеру, стихи про Ленина и Великий Октябрь. «Идеологические» стихи Хармса были заметно слабее других (см. стихотворения о колхозе «Влас и Мишка», «Что мы заготовляем на зиму»), но даже рассказ о шествии пионерского отряда он умел превратить в весёлую считалку:

Шёл по улице отряд —
сорок мальчиков подряд:
раз,
два,
три,
четыре
и четырежды
четыре,
и четыре
на четыре,
и ещё потом четыре.

Читайте также :

Во многих стихах обэриутов чувствуются фольклорные мотивы: юмор народных небылиц (см. «ехала деревня мимо мужика») и фантасмагория волшебных сказок. Возможно, поэтому их произведения очень нравились детям. Встречи с юными читателями тоже пользовались большим успехом, чему способствовал и узнаваемый образ Хармса–«англичанина»: он ходил в клетчатом костюме и гетрах, в кепке и с трубкой, что у прохожих на улицах Ленинграда неизменно вызывало недоумение.

Контроль над литературой для детей тоже постепенно усиливался. В 1931 году было заведено «дело о вредительстве в детской литературе», Введенского сослали в Курск, вскоре вслед за ним отправился и Хармс. Обвинения пали на весь круг Маршака; критики нашли в детских стихах «Чижа» и «Ежа» доведение до абсурда и ту самую вольную игру с реальностью, которая была для них неприемлема во «взрослых» произведениях обэриутов. Сохранились показания Хармса, который не отрицает эту взаимосвязь:

«К наиболее бессмысленным своим стихам, как, напр., стихотворение «О Топорышкине». я отношусь весьма хорошо, расценивая их как произведения качественно превосходные. И сознание, что они неразрывно связаны с моими непечатающимися заумными произведениями, приносило мне большое внутреннее удовлетворение…»

Через какое-то время Введенский и Хармс вернулись в Петербург и продолжили работу над произведениями для детей. Но группа обэриутов уже распалась, как и всякие надежды на литературное признание.

«. уж лучше мы о нём не будем больше говорить»

В стихотворении, которое принадлежит уже другому члену ОБЭРИУ Юрию Владимирову, девочку отправляют в магазин за покупками. Пока до неё доходит очередь, Нина забывает, за чем её туда послали: предметы в голове путаются местами, получается абсурд.

Наконец, очередь Нинки.
Нина твердит без запинки:
— Дайте фунт кваса,
Бутылку мяса,
Спичечный песок,
Сахарный коробок,
Масло и компот.
Деньги — вот.

Читайте также :

Но если покупки юной Ниночки заканчиваются более-менее благополучно (продавец только удивляется диковинной просьбе о спичечном песке и сахарном коробке — «верно, товар заграничный»), то читатель Хармса хорошо знает, что поход в магазин легко может обернуться для героя катастрофой. В рассказе «Жил-был человек» некий Кузнецов отправляется в лавку за столярным клеем, потому что у него сломалась табуретка. Внезапно на Кузнецова падает кирпич.

«Кузнецов упал, но сразу же вскочил на ноги и пощупал свою голову. На голове у Кузнецова вскочила огромная шишка. Кузнецов погладил шишку рукой и сказал:
— Я гражданин Кузнецов, вышел из дома и пошёл в магазин, чтобы. чтобы. чтобы. Ах, что же это такое! Я забыл, зачем я пошёл в магазин!»

Падает второй кирпич, а затем и третий. Кузнецов забывает, куда он пошёл и откуда вышел (из погреба? а может из бочки?) В конце концов Кузнецов забывает, кто он такой, а затем полностью лишается разума.

«— Ну и ну! — сказал Кузнецов, почесывая затылок. — Я. я. я. Кто же я? Никак я забыл, как меня зовут? Вот так история! Как же меня зовут? Василий Петухов? Нет. Николай Сапогов? Нет. Пантелей Рысаков? Нет. Ну кто же я?

Но тут с крыши упал пятый кирпич и так стукнул Кузнецова по затылку, что Кузнецов окончательно позабыл всё на свете и крикнув «О-го-го!», побежал по улице».

Жизнь как диагноз. Гениальный сумасшедший Даниил Хармс

30 декабря исполнилось 115 лет со дня рождения феноменального персонажа советской культуры

Есть те, кто считает: Хармс в литературе – это что-то вроде «Черного квадрата» Малевича в живописи: ерунда, а все ахают. Но серьезные люди уже не один десяток лет изучают чудом сохранившийся архив Хармса (он же Даниил Иванович Ювачев) и говорят о его влиянии на таких знаковых наших соотечественников, как, например, Борис Гребенщиков или Виктор Пелевин. Почему-то кажется, что самому Хармсу, если он, как человек при земной жизни очень набожный, действительно заслужил вторую жизнь на небесах, глубоко все равно – влияет он или нет, серьезный он литератор или сочинил сущую ерунду. Он думал о себе совершенно определенным образом: «Почему, почему я лучше всех?»

Сын революционера

Свое рождение Хармс позже обрисовал в таких подробностях, что без подготовки может и затошнить. Дескать, папа его несколько раз «подкатывал» к маме именно первого апреля, чтобы ребенок родился в Новый год. Но на первый раз в шутку поздравил маму с Днем дурака, и поэтому пару лет Надежда Ивановна уклонялась от физической близости и только в апреле 1905 года смилостивилась. Однако дитя родилось на четыре месяца раньше срока. Далее версии по Хармсу разнятся: то ли он в полуэмбриональном состоянии сидел на вате в инкубаторе, то ли его запихнули обратно, а через какое-то время матери дали слабительное и он вышел на свет подобно сами понимаете, чему.

Даниил Ювачев упорно считал днем своего рождения 1 января, но на самом деле он родился по старому стилю 17-го, по новому 30 декабря 1905 года, и отцом его был вовсе не записной шутник. Достаточно сказать, что Иван Павлович Ювачев был знаком со Львом Николаевичем Толстым и Антоном Павловичем Чеховым.

Отец Хармса Иван Павлович Ювачев. Источник: Wikipedia

В молодости Ювачев-старший был одержим народовольческими идеями. Его отец служил полотером в самом императорском дворце, и предполагалось, что из его жилища можно будет бросить бомбу в императора. За подобные планы Иван Ювачев был приговорен к смертной казни, которую заменили долгими годами каторгами. Мужчина побывал на острове Сахалин, где пережил глубокую любовь, но дама его сердца умерла от чахотки. Там же он встретился с Чеховым и стал прототипом героя «Рассказа неизвестного человека».

Постепенно бывший народоволец превратился в духовного искателя, возлюбил Бога, писал серьезные книги и много путешествовал. Его избранница Надежда Колюбакина, хоть и была молоденькой дворяночкой, но тоже отличалась глубоким отношением к жизни и взяла под свою опеку женщин – узниц петербургских тюрем.

Знали бы Иван Павлович и Надежда Ивановна, что их сын умрет не просто в тюрьме, а в тюремной психушке …

Тот, который не вписывался

Петершуле (Петришуле). Фото 1910 г. Источник: Wikipedia

Маленький Даниил отличался такой экстравагантностью в поведении, что отец отдал его в самое «дисциплинированное» учебное заведение Санкт-Петербурга – «Петершуле». Это не мешало Дане приходить на уроки с валторной и играть на ней, или прогуливаться по карнизам. Позже отец с большим трудом пристроил отпрыска в техникум, но и оттуда Даниил Ювачев вылетел, так как не вел никакой общественной работы и вообще «не вписывался». Зато он поступил на курсы кино.

Уже в 16 лет Ювачев выбрал себе псевдоним Хармс. Впрочем, псевдонимов у него было множество: Чармс, Карл Иванович Шустерлинг, даже Даниил Заточник. Некоторые считают, что обилие псевдонимов связано с психическим расстройством личности у Хармса, но, вполне возможно, что ему просто так нравилось.

Уже в 20 лет Хармс вместе со своими товарищами начинает выступать на всяких литературных вечерах, коих тогда было множество. Точно так же выступали и Маяковский, и Есенин, но вот такой славы и известности Хармсу и его товарищам по ОБЭРИУ («Объединение реального искусства», основанное Даниилом Хармсом) не перепало. Единственным заметным событием в жизни обэриутов стало выступление 24 января 1928 года. Это оказалось настолько заметно, что неформальными поэтами заинтересовались соответствующие инстанции.

Афиша знаменитого поэтического вечера ОБЭРИУ. Источник: Wikipedia

Впрочем, Хармс и так усиленно привлекал к себе внимание. Он мог стоять у собственного окна, ничем не занавешенного, абсолютно голым, любил ходить по Ленинграду в бриджах, гетрах и высоких английских ботинках, покуривая трубочку причудливой формы. Кланялся фонарным столбам, мог залезть на дерево с красным флажком в руке, а когда его уговаривали слезть, отвечал: «Мне некогда!».

Женщины и дети

Теперь, когда многие ранее не опубликованные произведения Хармса широко известны, предельно ясно: они и не могли быть напечатаны. Там нет прелестных пейзажей, как у Есенина, никакой нежной любви, тем более – ничего революционно-призывного, как у Маяковского, например.

Обэриуты искренне считали именно свое искусство реальным: вокруг – бардак, абсурд, и в их творениях бардака и абсурда в избытке. Тошнотворные физиологические подробности, троллинг, садизм, называйте, как хотите.

Вот достаточно невинная выдержка из рассказа «Лекция»:

«…- Я думаю так: к женщине надо подкатываться снизу. Женщины это любят и только делают вид, что они этого не любят.
Тут Пушкова опять стукнули по морде.
— Да что же это такое, товарищи! Я тогда и говорить не буду,— сказал
Пушков.
Но, подождав с четверть минуты, продолжал:
— Женщина устроена так, что она вся мягкая и влажная…»

Кстати, женщины Хармса очень даже любили. Поэт и ученый Дмитрий Быков утверждает: чем больше Хармс уважал свою спутницу, тем меньше испытывал к ней вожделение. Так или не так, мы теперь не узнаем, но женат Хармс был неоднократно. А вот детей не оставил.

Интересно, что даже в застойные советские годы были хорошо известны детские стихи Даниила Хармса, некоторые из них положены в сценарии мультиков, любили их читать и в суперпопулярной детской программе «Радионяня». К творчеству для детей Хармса и других обэриутов, которые рисковали умереть с голоду, привлек Самуил Маршак. Причем, пожалуй, только Хармс относился к этому направлению очень серьезно. Детей же он при этом терпеть не мог и говорил о них, например, так: «Травить детей – это жестоко. Но что-нибудь ведь надо же с ними делать?».

Воля хуже тюрьмы

Фото из дела Хармса от 1931 г. Источник: Wikipedia

Под Маршака тоже «копали», поэтому вскоре Хармс и некоторые другие сотрудники детских журналов «Чиж» и «Еж» предстали перед следователями НКВД. На допросах Хармс говорил вещи, за которые его могли бы с легкостью убить на месте. Например, он выражал несогласие с политикой советской власти в области свободы печати!

Но бывший «политкаторжанин» Иван Ювачев напряг свои связи и выхлопотал для сына и его друзей мягкие приговоры. К тому же Хармса уже тогда наверняка всерьез принимали за душевнобольного. В общем, он отправился в город Курск. Там же находился его друг и коллега по ремеслу Александр Введенский. Несмотря на то, что литераторы жили впроголодь, Хармс не менял своих привычек и разгуливал по Курску в таком же «англицком» обличье.

Хармс вернулся в Ленинград осенью 1932 года. Обэриуты были разогнаны, но они по-прежнему творили, обсуждали, критиковали друг друга, однако все «взрослые» произведения складывались в основном «в стол». Да и с творчеством для детей всё стало намного напряженнее. Со своей последней супругой Мариной Малич Хармс жил в жуткой нищете и был вынужден распродавать вещи, включая свою любимую фисгармонию, на которой литератор недурно играл. Хармс вообще был знатоком музыки, а его любимым композитором был Бах.

Даниил Иванович мог бы как-то заработать на жизнь, ведь он владел иностранными языками, вообще был, при отсутствии дипломов, человеком образованным. Но последние годы он пребывал в полном безразличии и бездействии и, видимо, такое поведение уберегло его от репрессий 1977-38 гг.

Владимир Гринберг. Портрет Даниила Хармса, сделанный в 1941 г. Источник: Wikipedia

С началом Великой Отечественной войны Хармс стал пророчествовать. Он утверждал, что Ленинград разбомбят, что «мы будем уползать без ног, держась за горящие стены». Говорил он это в узком кругу литераторов, но и там нашлись осведомители. Считается, что Хармса «заложила» некая Оранжереева, переводчица и агент НКВД.

Хармс был вторично арестован 23 августа 1941 года. После допросов его поместили в психиатрическую больницу при знаменитой питерской тюрьме «Кресты». Его супруга Марина иногда с трудом носила ему мешочки с крохами еды, но однажды в феврале ей вернули передачу, сказав, что супруг скончался.

Официальной датой смерти Хармса считается 2 февраля 1942 года. На самом деле как и когда он умер, не известно. То ли от голода и истощения, то ли брошенный на произвол судьбы в ужасах блокады, то ли его съели крысы…

А вот архив Хармса спасли Марина Малич и бывший обэриут Яков Друскин. Они вынесли рукописи из разбомбленного дома. Марина позже покинула Ленинград по «Дороге жизни», на, казалось бы, благодатном, Кавказе попала под оккупацию и угодила в Германию. Свои дни она окончила в Западной Европе аж в 2002 году.

Даниил Хармс: жизнь как искусство

Судьба писателя, озорные стихи которого знает каждый российский ребёнок, была сложна и драматична.

«Вчера папа сказал мне, что пока я буду Хармс, меня будут преследовать нужды», — так Даниил Ювачёв, взявший себе псевдоним Хармс, записал однажды в своём дневнике. Всего же вымышленных имён у Ювачёва было порядка 40. Среди них — Дандан, Хармс-Шардам, Гармониус, А. Сушко. Буйная фантазия автора изощрялась как могла. Вряд ли английское слово «harm», переводившееся как «ущерб», «страдание», могло явиться причиной неудач Даниила, но нужда неотступно следовала за ним по пятам. Скорее виной этому была своеобразная, экстравагантная манера письма Хармса, непонятная даже его отцу, известному народовольцу, водившему дружбу со знаменитыми прозаиками — Антоном Чеховым и Львом Толстым.

Хармс к чужому мнению особенно не прислушивался. Он примыкал к различным литературным кружкам. Так, он входил в содружество «чинарей» — молодых писателей и философов, главным занятием которых было чтение собственных стихотворений. А также являлся членом «Академии левых классиков», поэтов, называвших себя «обэриутами». Они позиционировавали себя как пропагандистов нового мироощущения в творчестве. Причём обэриуты вели себя настолько вызывающе, что читали свои стихотворения, сидя на шкафу. Но поэты Самуил Маршак и Борис Житков разглядели их и там. И привлекли к сотрудничеству в детской литературе.

Издание стихов и головоломок на страницах журналов «Чиж», «Ёж», «Сверчок», «Октябрята» стало для Хармса постоянным и почти единственным источником дохода. «Хармс, кажется, написал всего шесть детских книг и очень хороших — он не любил этого, но не мог писать плохо», — так считал один из друзей поэта.

Из дома вышел человек

С дубинкой и мешком

И в дальний путь,

И в дальний путь

Вскоре в дальний путь отправился и сам Хармс. Его публикациям и литературе для детей пришёл конец. Члены «Объединения реального искусства» были признаны антисоветской группой, «заумными жонглёрами» и «классовыми врагами».

Последнее десятилетие жизни для Хармса было сопряжено с неоднократными арестами, ссылками, доносами, проблемами со здоровьем и безденежьем. Тем не менее именно в этот период в его творческом сознании произошёл переломный момент: он отошёл от поэзии и максимально посвятил себя прозе, которая впоследствии получила название «хармсовской». Из-под пера писателя вышли цикл рассказов «Случаи», повесть «Старуха», множество рассказов, сценок. Весь архив литератора сохранился лишь благодаря писателю Якову Друскину, который вынес бумаги Хармса из разбомблённого ленинградского дома. Часть прозы была напечатана в годы оттепели. В середине 1970-х 4-томное собрание сочинений Хармса вышло за границей.

Даниил Хармс, начало 1930-х. Источник: d-harms.ru

В России запрет на произведения писателя прекратился только после перестройки. Имя Хармса было реабилитировано, а его тексты стали доступны массовому читателю, который прочёл неоднозначную прозу автора: «Совершенную вещь можно всегда изучать, иными словами, в совершенной вещи есть всегда что-либо неизученное. Если бы оказалась вещь изученная до конца, то она перестала бы быть совершенной, ибо совершенно только то, что конца не имеет, бесконечно».

Почти, но не Холмс. Как Даниил Хармс судьбу обманывал

30 декабря — 115 лет со дня рождения поэта и писателя Даниила Хармса. Не факт, что вы читали произведения Хармса, но вы точно слышали его имя, вернее, псевдоним. Это второе имя, которое он сам себе придумал, сыграло в судьбе писателя уникальную роль. «Скажешь два слова — и тебя отпустят».

«Вчера папа сказал мне, что, пока я буду Хармс, меня будут преследовать нужды», — написал Даниил в дневнике в декабре 1936 г. Несмотря на предостережение отца, псевдоним он оставил. На тот момент Даниилу был 31 год. Жить ему оставалось еще пять. Все эти годы, как и предсказывал близкий человек, прошли в страшной нужде. Когда началась Великая Отечественная война, папы уже не было в живых. Даниил ездил в нему на могилу на Волково кладбище, когда надо было посоветоваться по важному делу. Такое дело случилось в 1941 г в блокадном Ленинграде. Жену Даниила Марину, как и остальных жительниц города, вызвали повесткой на строительство оборонных рубежей. «Ты такая слабая, ты там умрешь», — сказал Даниил. «Кто же мне позволит не рыть окопы?» — «Тебе надо будет сказать определенные слова. И тебя отпустят». Несколько дней подряд Даниил ездил на могилу отца, проводил там по нескольку часов. Наконец вернулся счастливым: «Ты подойдешь и скажешь два слова: красный платок». Марина хорошо запомнила этот день. На распределительном пункте были толпы женщин. Марина протиснулась к столу, отдала свою повестку, сказала: «Красный платок», — и ее отпустили. Ей было очень стыдно, ведь она слышала, как другие женщины уговаривали их отпустить к младенцам, больным родственникам, но им отказывали. А ее трогать не стали.

Готовил покушение на царя, а потом раскаялся

Отец Даниила — Иван Ювачев — при жизни не раз спасал сына, в том числе от тюрьмы. Иван Павлович был морским офицером. В свое время сошелся с народовольцами и принял участие в подготовке покушения на императора Александра III. Отец офицера работал в Аничковом дворце полотером и жил на территории резиденции. Окна его квартиры были расположены так, что из них террористам было удобно кидать бомбу на выезжающую из ворот карету царя. Заговорщики были раскрыты. Ювачева приговорили к смертной казни, но позже заменили ее ссылкой. В заключении с Иваном произошло духовное перерождение. Он раскаялся, уверовал в Бога, постоянно читал Библию. На Сахалине, где отбывал последние годы приговора, стал старостой одного из храмов.

Даня родился уже после освобождения отца, когда Ювачев вернулся в Петербург. Отец Хармса написал мемуары и ряд книг на религиозные темы. Он был довольно известной личностью, послужил прототипом для героев Льва Толстого и Чехова. С последним был знаком лично.

«Мы всегда жили впроголодь»

Свой знаменитый псевдоним Хармс придумал на школьной скамье. Есть две версии его происхождения. Якобы у Даниила была преподавательница немецкого Елизавета Хармс, и фамилия пришлась по душе ученику. Другой вариант — Даниил переставлял и заменял буквы в фамилии известного сыщика Холмса. И остановился на Хармсе. Он и одевался на английский манер. Вдова писателя Марина Милич вспоминала, что Хармс постоянно носил «пиджак, сшитый специально для него каким-то портным, у шеи неизменно чистый воротничок, гольфы, гетры». «Никто такую одежду не носил, а он всегда ходил в этом виде, — рассказывала Марина. — Непременно с большой длинной трубкой во рту. Он и на ходу курил. В руке — палка. На пальце большое кольцо с камнем, сибирский камень, по-моему, желтый».

Мировоззрение Хармса не совпадало с окружающей его советской действительностью. Ему претило ходить строем, писать произведения на заказ. По крайнем мере, когда речь шла о заказных произведениях для взрослых. Но и зарабатывать на жизнь чем-то иным, нежели литература, он не считал возможным. Так детская литература вошла в жизнь писателя как гарант того, что он и его жена не умрут с голода. Вдова писателя вспоминала: «Мы жили только на те гонорары, которые получал Даня. Когда он зарабатывал, когда ему платили, тогда мы и ели. Мы всегда жили впроголодь. Но часто бывало, что есть было совсем нечего. Один раз я не ела три дня и уже не могла встать. Я лежала на тахте у двери и услышала, как Даня вошел в комнату. И говорит: „ Вот тебе кусочек сахара. Тебе очень плохо. “ Я начала сосать этот сахар и была уже такая слабая, что могла ему только сказать: „ Мне немножечко лучше “ ».

Сотрудник «Ежа» и «Чижа»

Хармс не мечтал заниматься детской литературой, но в силу своего характера, не переносившего халтуру, он и к написанию детских стихотворений относился с полной отдачей. «Ходил в „Еж“ и „Чиж“ (журналы), к Маршаку. И я не видела, чтобы он стеснялся, что он детский писатель, — вспоминала вдова Хармса. — И потом, я очень сомневаюсь, что если бы он писал для детей плёво, кто-нибудь из них так бы любил его стихи и сказки, чтобы дети читали бы их с удовольствием. Стихи для детей давались ему скорее трудно, чем легко». В период с 1928 по 1931 годы у Хармса вышло 9 иллюстрированных книжек стихов и рассказов для детей — «Озорная пробка» (запрещена цензурой в период с 1951 по 1961 годы), «О том, как Колька Панкин летал в Бразилию, а Петька Ершов ничему не верил», «Театр», «Во-первых и во-вторых», «Иван Иваныч Самовар», «О том, как старушка чернила покупала» (отнесена к числу книг, «не рекомендуемых для массовых библиотек»), «Игра», «О том, как папа застрелил мне хорька», «Миллион».

По протекции Маршака писатель по воскресеньям выступал на детских утренниках во Дворце пионеров на Фонтанке. Обычно зал был набит под завязку детворой. И стоило только Хармсу появиться на сцене, как дети начинали весело кричать, топать от восторгами ногами. Хармс демонстрировал фокусы, читал свои стихи, рассказывал веселые истории. И все это с серьезным видом, чем приводил детей в еще больший восторг.

Три часа шла на свидание в тюрьму

Первый арест Хармса случился в 1931 г. Обвинения звучали абсурдно. В детском творчестве Хармса усмотрели антисоветские мотивы. Возможно, запугивая Хармса, у него таким образом хотели выбить показания на Маршака, у которого он работал. Сделать это не получилось. Хармса приговорили к нескольким годам тюрьмы, но его отец поднял все свои связи среди заслуженных народовольцев, и Даниила отправили в годичную ссылку в Курск.

Потом, когда он вернется домой, Хармс будет в постоянном ожидании нового ареста. Он случился на следующий год после смерти отца — в 1941 г., когда вокруг Ленинграда уже сомкнулось блокадное кольцо. Жена писателя, обессилевшая от голода, в феврале 1942 г. три часа добиралась пешком до тюремной больницы, где содержался муж. За пазухой она несла завернутый в платок маленький кусочек черного хлеба — невероятная драгоценность в блокадном Ленинграде. По дороге ей встретились два мальчика, которые упали в снег и от голода уже не могли идти дальше. У нее мелькнула мысль отдать им хлеб, но она передумала: «А как же Даня в тюрьме». Когда, качаясь, еле держась от слабости на ногах, она отдала в тюремное окошко передачу, ей выкинули ее через минуту обратно в снег: «Нет его! Умер два дня назад». Хармса не стало 2 февраля 1941 г.

Как вдову Хармса нашли в Венесуэле спустя 50 лет

Вернувшись в квартиру, пострадавшую от бомбежки, вместе с другом Хармса Яковом Друскиным, молодая вдова сложила в чемоданчик рукописи мужа. Это были его взрослые произведения, которые при жизни не публиковались. Марина исполнила свой долг — отдала наследие писателя в надежные руки. Она была уверена, что и сама скоро умрет. Но судьба распорядилась иначе. Она проживет еще более полувека. Друзья Хармса помогут ей эвакуироваться на большую землю. Потом она окажется на территории, захваченной немцами. Ее отправят на работы в Германию, в предместье Берлина. Немецкая хозяйка чуть не доведет Марину до самоубийства. И все же женщина сможет сбежать и найдет прибежище в лагере для военнопленных французов — поможет блестящее знание французского языка. После Победы она сумеет попасть в Париж, найдет там своих родственников по линии князей Голициных. А через несколько лет уплывет из Франции в Латинскую Америку, осядет в Венесуэле, где выйдет замуж за Юрия Дурново.

В 1996 г. вдову Хармса разыщет исследователь творчества Хармса Владимир Глоцер. Он прилетит к ней из России в Каракас, чтобы записать ее воспоминания о Данииле Хармсе. И сохраненные произведения Хармса (его друг Яков выжил в блокадном Ленинграде и сохранил заветный чемодан), и рассказ жены — все это стало чудесным возвращением Хармса к читателю спустя полвека после его физической смерти.

Что читают почитаемые: Даниил Хармс

«Может быть, на Марсе есть и умнее меня, но на земле не знаю»

Самое первое письмо Даня, когда ещё не было ему и двух лет, попросил написать за него маму, адресовано оно было отцу.

Первое стихотворение Хармса «Чинарь-взиральник (случай на железной дороге)» было напечатано в 1926 году, после вступления Хармса в Союз поэтов, в альманахе Союза. В 1927 году в журнале «Костёр» опубликован «Стих Петра-Яшкина-Коммуниста».

мы бежали как сажени
как сажени мы бежали
!пропадай кому не жаль!

Хармс высоко ценил стихи А.К. Толстого и даже в слабых его вещах находил хорошие строки.

По воспоминаниям Б. Семёнова, в комнате Хармса «книгам не хватало места, они гнездились без всякого порядка где попало: на полках вдоль стен, на подоконниках, на столе и под столом, среди хрустальных флаконов на ночном столике. Были всевозможные словари и справочники, произведения Лукиана, Овидия; книги, посвящённые оккультным наукам, самоучители хиромантии и френологии, оракулы, письмовники, поваренные книги».

В одном из своих дневников Хармс написал имена авторов, которые ему наиболее близки. Этот список включает шесть имен в таком порядке: Гоголь, Прутков, Майринк, Гамсун, Эдвард Лир и Льюис Кэрролл. Причём Хармс с точностью до сотой сообщает, сколько, по его понятию, каждый из упомянутых писателей даёт человечеству и сколько его, Хармса, сердцу. Гоголь – одинаково: 69 – 69. Прутков: 42 – 69. Майринк так же. Гамсун: 55 – 62. Лир: 42 – 59. Кэрролл: 45 – 59. И Хармс добавляет: «Сейчас моему сердцу особенно мил Густав Майринк» (запись 14 ноября 1937 года). В это время Хармс перечитывает, пожалуй, лучший роман австрийского писателя – «Голем» – и делает для себя заметки по поводу прочитанного.

Незаурядной личностью был отец Хармса революционер Иван Павлович Ювачёв, от него тяга к необычному и эпатажу. Н. И. Ювачёва 16 июня 1910 года писала о чудачествах сына, которому было всего 4 года: «Даня всем рассказывает, что у него папа студент и учит гимнастике, откуда он это взял, неизвестно, вообще врёт много».
Незаурядная внешность Хармса могла стоить ему жизни. Вера Кетлинская, которая возглавляла в блокаду ленинградскую писательскую организацию, рассказывала, что ей в начале войны приходилось несколько раз удостоверять личность Хармса Подозрительные граждане, в особенности подростки, принимали его из-за странного вида и одежды (гольфы, необычная шляпа, цепочка с массой загадочных брелоков) за немецкого шпиона.

– Можно ли сказать, что абсурдность и отсутствие традиционной сюжетной логики в творчестве Хармса – это отражение внутреннего мира автора? Или же это влияние футуристического движения и работа с определёнными художественными приёмами?

И то, и другое. Количество написанного о Хармсе в последние десятилетия лишь умножает число вопросов как о разнообразных источниках и свойствах его творчества, так и о многих эпизодах его биографии. Хармс был и остаётся совершенно необъяснимым явлением в истории отечественной литературы. По сей день даже весьма уважаемые учёные – филологи, историки, литературоведы, считающие себя специалистами по Хармсу, не берутся создать сколько-нибудь подробное жизнеописание этого писателя. Для написания его «официальной» литературной биографии, в которой реальные моменты жизни были бы увязаны и согласованы с основными этапами творчества, на сегодняшний момент недостаёт не столько фактов, сколько их мотивировок. А без этого биография творческой личности, как считает исследователь текстов Даниила Хармса, филолог В. Сажин, «если не превращается в плод фантазии биографа, то остается лишь конспектом или хронографом».

— Какой цитатой из миниатюр и записных книжек писателя можно охарактеризовать личность Хармса?

«Меня, – писал Хармс 31 октября 1937 года, – интересует только «ч у ш ь»; только то, что не имеет никакого практического смысла. Меня интересует жизнь только в своём нелепом проявлении. Геройство, пафос, удаль, мораль, гигиеничность, нравственность, умиление и азарт – ненавистные для меня слова и чувства. Но я вполне понимаю и уважаю: восторг и восхищение, вдохновение и отчаяние, страсть и сдержанность, распутство и целомудрие, печаль и горе, радость и смех».

«Стихи надо писать так, что если бросить стихотворением в окно, то стекло разобьётся».

На замечание: «Вы написали с ошибкой» ответствуй: «Так всегда выглядит в моём написании».

«Я не считаю себя особенно умным человеком и всё-таки должен сказать, что я умнее всех. Может быть, на Марсе есть и умнее меня, но на земле не знаю».

голоса
Рейтинг статьи
Читать еще:  Почему детям нравятся стихи барто
Ссылка на основную публикацию
Статьи c упоминанием слов: