Почему мне нравятся стихи ахматовой
Что мне нравится в лирике Анны Ахматовой
В стихотворении «Реквием» Анна Андреевна рассказывает о тюремных лагерях в годы «ежовщины». Здесь она отражает жизнь и судьбы миллионов русских людей на собственном примере и на примере судеб «приговорённых» женщин. Самое страшное для неё – это приговор, пересмотреть который в те годы было невозможным. Приговор – это бесповоротное лишение человека чего-то, радости жизни; приговор – это путь в никуда, пустота. «Словно с болью жизнь из сердца вынут, Словно грубо навзничь опрокинут…». Но приговор не обязательно к смерти, так как в те годы смерть была подарком судьбы, а приговор вообще к чему-то неизбежному. Сейчас существует мнение, что безвыходных ситуаций не бывает, а тогда они были, и Ахматова смогла их найти и подчеркнуть. Анна Ахматова — не только поэт, но и женщина, а, прежде всего, мать, поэтому она не могла не писать о судьбах русских женщин, матерей.
Плач матери по убитому сыну, крик обезумевшей старухи, одиночество молодой и красивой, но приговоренной к расстрелу женщины – все это она отражает в своих стихах. «Магдалина билась и рыдала, Ученик любимый каменел, А туда, где молча Мать стояла, Так никто взглянуть и не посмел». Эти строки говорят о том, что страдания матери, потерявшей сына, нельзя описать словами, так как этот рубец на её сердце уже никогда не заживет, ведь самое страшное для матери — это пережить собственных детей.
И это, как никто другой, понимала Ахматова, когда переживала из-за ареста сына. «Семнадцать месяцев кричу, Зову тебя домой. Кидалась в ноги палачу, Ты сын и ужас мой». В стихотворении «Привольем пахнет дикий мёд» отражается кровавый ужас той эпохи. Кровь всегда останется только кровью, её уже ни чем не смыть. Никогда никому не удастся стереть «красные брызги» даже с королевских прекрасных ладоней, ведь никому не дано права лишать человека жизни, «великой радости жизни». «Водою пахнет резеда, И яблоком – любовь, Но мы узнали навсегда, Что кровью пахнет только кровь…». Поэты во все времена попадали под внимание властей, так как не смели молчать даже в страшные годы для государства.
Так же и Ахматова в стихотворениях «Привольем пахнет дикий мёд» и «Подражание армянскому», обращаясь к шотландской королеве, наместнику Рима или падишаху, на самом деле взывает к справедливости со стороны советской власти, тем самым, попадая под агрессию. Она с болью и укором говорит: «Так пришелся ль сынок мой по вкусу И тебе, и деткам твоим?».
Мы, люди, любим разделять радостные минуты со своими близким. Иногда встречаемся с ними только тогда, когда и им, и нам хорошо, но ни это в жизни главное, главное – не оставить человека в печальные минуты, когда ему плохо, и ему нужен кто-то кто бы пожертвовал чем-то ради его спасения или хотя бы утешения. Иногда в минуты грусти тебе не всегда сможет помочь чуткий друг, если он не понимает тебя, тогда человек обращается к поэзии, так как поэты – единственные, кто могут так точно отразить чувства на бумаге. А, прочитав стихотворение, на душе становится легче, так как понимаешь, что был уже кто-то когда-то, кто это испытал и смог бы тебя понять, а понимание со стороны других – неотъемлемая часть счастья. В ХХ веке всё было осложнено тем, что к поэзии других веков обратиться нельзя, так как не могли поэты тех веков даже представить, что происходило и происходит теперь.
Поэзия Анны Ахматовой периода ее первых книг (“Вечер”, “Четки”, “Белая стая”) — почти исключительно любовная лирика. Ее новаторство как художника проявилось первоначально именно в этой традиционной, вечной, многократно использованной и, казалось бы, до конца отыгранной теме. Новизна любовной лирики А. Ахматовой сразу бросалась в глаза современникам чуть ли не с первых ее стихов, но, к сожалению, знамя акмеизма, под которое встала молодая поэтесса, долгое время как бы драпировало в глазах многих ее истинный, оригинальный облик и заставляло постоянно соотносить ее стихи с различными поэтическими течениями: то с акмеизмом, то с символизмом, а то с некоторыми почему-либо выходившими на первый план модными теориями.
Выступавший на вечере А. А. Ахматовой в Москве в 1924 году Леонид Гроссман остроумно и справедливо говорил: “Сделалось почему-то модным проверять новые теории языковедения и новейшие направления стихологии на “Четках” и “Белой стае”. Вопросы всевозможных сложных и трудных дисциплин стали вдруг разрешаться специалистами на хрупком и тонком материале этих замечательных образцов любовной элегии. К поэтессе можно было отнести горестный стих А. А. Блока: ее лирика и впрямь стала “достоянием доцента”.
Это, конечно, почетно и для всякого поэта совершенно неизбежно, но это менее всего отражает то неповторимое выражение поэтического лица, которое дорого бесчисленным читательским поколениям”. И действительно, две вышедшие в 20-х годах книги об А. Ахматовой, одна из которых принадлежала В. Виноградову, а другая — Б. Эйхенбауму, почти не раскрывали читателю ахматовскую поэзию как явление искусства, то есть воплотившегося в слове человеческого содержания. Однако не можем не отдать должное замечательному литературоведу Б. Эйхенбауму. Важнейшей и, может быть, наиболее интересной его мыслью было высказанное положение о “романности” ахматовской лирики, о том, что каждая книга ее стихов представляет собой как бы лирический роман, восходящий к реалистической прозе и имеющий к тому же в своем генеалогическом древе именно русскую традицию. Доказывая эту мысль, он писал в одной из своих рецензий: “Поэзия Ахматовой — сложный лирический роман. Мы можем проследить разработку образующих его повествовательных линий, можем говорить о его композиции, вплоть до соотношения отдельных персонажей. При переходе от одного сборника к другому мы испытывали характерное чувство интереса к сюжету — к тому, как разовьется этот роман”.
О “романности” лирики А. Ахматовой интересно писал и Василий Гиппиус (1918). Он видел разгадку успеха и влияния А. Ахматовой и вместе с тем объективное значение ее любовной лирики в том, что эта лирика пришла на смену умершей или просто отошедшей на задний план форме рома- на. И действительно, рядовой читатель может недооценить звуковое и ритмическое богатство таких, например, строк: “и столетие мы лелеем еле слышный шорох шагов”, — но он не может не плениться своеобразием повестей — миниатюр, где в немногих строках рассказана настоящая драма. Такие миниатюры — рассказ о сероглазой девочке и убитом короле, рассказ о прощании у ворот (стихотворение “Сжала руки под темной вуалью. ”), напечатанный в первый год литературной известности Анны Ахматовой. Потребность в романе для русского общества XX века — потребность весьма насущная. Роман стал необходимым элементом жизни, как лучший сок, извлекаемый, говоря словами М. Ю. Лермонтова, из каждой ее радости.
В нем увековечивались сердца со своими неповторимыми особенностями, и, конечно, круговорот идей, неуловимый фон милого быта. Но роман в прежних формах, роман как плавная и многоводная река, стал встречаться все реже, стал сменяться сначала стремительными ручейками (“новелла”), а там и мгновенными “гейзерами”, романами-миниатюрами. Именно в этом роде искусства, в лирическом романе-миниатюре, в поэзии “гейзеров” Анна Ахматова достигла большого мастерства. Вот один из таких романов (стихотворение “Смятение”):
Как велит простая учтивость,
Подошел ко мне, улыбнулся,
Полуласково, полулениво
Поцелуем руки коснулся
И загадочных, древних ликов
На меня посмотрели очи.
Десять лет замираний и криков,
Все мои бессонные ночи
Я вложила в тихое слово
И сказала его — напрасно.
Отошел ты, и стало снова
На душе и пусто и ясно.
Роман кончен.
Трагедия, продолжавшаяся целых долгих десять лет, уместилась в одном кратком событии, одном жесте, взгляде, слове. Многие центральные мотивы лирики А. Ахматовой напоминают темы русских социально-психологических романов: судьба человека, неслучайность встреч людей и переплетения их жизненных путей, тема вины и ответственности за судьбы близких.
Предыдущий реферат из данного раздела: Разнообразие стиха Анны Ахматовой
Живое Предание
“Я научила женщин говорить”
23 июня исполняется 130 лет со дня рождения Анны Ахматовой. Философ и филолог Марина Михайлова рассуждает о том, что самое важное в творчестве Анны Андреевны.
Взрыв феминистского дискурса
У Ахматовой есть такое четверостишие:
Могла ли Биче, словно Дант, творить?
Или Лаура жар любви восславить?
Я научила женщин говорить,
Но, Боже, как их замолчать заставить?
Это шутка, но в каждой шутке есть и доля правды. Ахматова ставит здесь проблему женского голоса в литературе и культуре в целом. Женщины, начиная с очень глубокой древности, предполагались в двух основных качествах: первое из них – подобно Беатриче или Лауре – как молчаливый объект поклонения или источник вдохновения. В «Новой жизни» Данте рассказывает историю своих отношений с донной Беатриче при ее жизни и после ее смерти. Ее фразы можно перечесть по пальцам одной руки – она молчит, и в этом ее сила. Что касается Лауры Петрарки – мы вообще ничего не знаем о ней.
Вторая роль – восторженных слушательниц и комментаторов мужского слова. Элоиза из “Истории моих бедствий” Абеляра – ученица философа, которая слушает его и пытается чему-нибудь научиться. Конечно, всегда были исключения, но «говорящих женщин» в мировой культуре действительно очень мало.
Когда наступает XIX век с его страстным призывом к освобождению женщин, а потом приходит век XX, то женское место в литературе оказывается совершенно иным. Если раньше поэтесс было мало – допустим, Каролина Павлова, Мирра Лохвицкая, – и их стихи не стояли в первом ряду русской поэзии, то в поэзии середины XX века мы видим четыре яркие фигуры, половина из которых – женщины. Это Пастернак с Мандельштамом и Ахматова с Цветаевой, именно так!
Маятник качнулся из одной стороны в другую, и многовековое женское молчание дало обратный эффект. Сегодня мы живем в век невероятного взрыва феминистского дискурса: есть феминистское богословие, феминистские гендерные исследования – и раз феминизм не выходит из моды, значит, существует какой-то мощный спрос на женскую речь, прежде всего у самих женщин.
Анна Андреевна была прекрасным и гармоничным человеком: она, с одной стороны, научила женщин говорить, а с другой – не была болтлива. Умела молчать, говорить коротко, и в этом тоже ее великое достоинство.
Почему Ахматову читают сегодня
Я читала Ахматову в 70–80-е годы, посреди советского времени, и потому всякие «устрицы во льду» и «летчики в Париже» воспринимались мною как символ ушедшей эпохи – в общем, это было очень романтично. Понятно, что для нас чтение Ахматовой было и вызовом советскому представлению о жизни, потому что «Реквием» был напечатан только в 1989 году в нескольких журналах сразу. А когда к юбилею Ахматовой в 1988 выпускали собрание ее сочинений, туда «Реквием» еще не вошел. Я очень хорошо помню историю о том, как 30 лет назад мы делали юбилейную экскурсию по городу под названием «Ахматова в Ленинграде»: мы хотели сделать остановку у тюрьмы «Кресты», и нам сказали, что лучше так не делать, потому что «не нужно обращать внимание на житейские неприятности», а лучше остановиться у кабаре «Бродячая собака» или где-нибудь еще. Мы подняли шум и вой, позвали каких-то журналистов, и нам разрешили сделать остановку у тюрьмы. Я это к тому, что для моего поколения образ Ахматовой был еще и политизированным, и для нас чтение стихов Ахматовой становилось неким – детским, быть может, – актом сопротивления.
Но почему ее читают сегодня? Думаю, большую роль тут играет любовная тема, которая в ахматовской поэзии очень ярко и разнообразно звучит. Не только двадцатилетняя, но и шестидесятилетняя Ахматова пишет любовные стихи с неимоверной жизненной энергией. Откуда в ней это бралось, я не знаю, но это очень привлекает.
Сложен и богат тот образ любви, который Ахматова предлагает нам. Она удивительно соотносит любовь и дружбу: когда Анна Андреевна рассталась с Гумилевым, они продолжали быть близкими друзьями. Она говорит о любви очень сдержанными словами, и этот аскетизм ее словаря – то, что связывает ее с акмеистическим цехом. Акмеисты после туманного символистского видения предложили взглянуть на мир заново, будто бы в первый раз, и забыть о бесчисленных символах и их интерпретациях. Это мир в его тяжести и данности, открывающийся взгляду ребенка или Адама в райских кущах. Ахматова говорит сжатыми, тяжелыми и очень простыми словами.
Сжала руки под тёмной вуалью…
«Отчего ты сегодня бледна?»
– Оттого, что я терпкой печалью
Напоила его допьяна.
Как забуду? Он вышел, шатаясь,
мучительно рот…
Я сбежала, перил не касаясь,
Я бежала за ним до ворот.
Задыхаясь, я крикнула: «Шутка
Всё, что было. Уйдешь, я умру».
Улыбнулся спокойно и жутко
И сказал мне: «Не стой на ветру».
Это очень раннее стихотворение, и уже посмотрите, какое мастерство! Слова избраны простейшие, и они относятся к описанию внешней ситуации – это актерский этюд, можно сыграть эти двенадцать строк с большой легкостью. Но какая напряженность и мощь переживания! Именно потому, что Ахматова не говорит много отвлеченных слов. Она называет только то, что читатель может увидеть, и складывающаяся картина напоминает графику.
Еще одно удивительное свойство Ахматовой – это то, что она умела строить свою судьбу и свой собственный образ. Человеку всего 24 года, а она уверена, что ее имя в учебниках прочитают дети, и потомки не останутся равнодушными к любовным перипетиям ее юности:
Слишком сладко земное питье,
Слишком плотны любовные сети.
Пусть когда-нибудь имя мое
Прочитают в учебнике дети.
То царственное величие, о котором писали ее современники, – это вовсе не природный дар, а то, что она сама создала. Для нее ее собственная жизнь тоже была произведением искусства, которое она исполнила с невероятным мастерством. Один из аспектов ее образа – это хрупкость и неприспособленность к жизни, безбытность, бездомность. При этом вспоминают, как однажды Гумилев ответил на вопрос, как чувствует себя его жена: “Аня? Да она плавает, как рыба, и спит, как сурок, за ее здоровье можно не волноваться!”. Уметь построить свой собственный образ так умно и красиво, как шахматную партию – это тоже невероятно интересно и невероятно привлекательно.
Почему Ахматова не простила Чуковского
Совершенно новый голос Ахматовой открывается после революции. Она становится человеком истории. Если раньше ей интереснее всего была частная жизнь и жизнь сердца, то сейчас Анну Андреевну начинают волновать судьбы страны, народа и русского слова. Надежда Яковлевна Мандельштам рассказывала, что, будучи в ссоре с Корнеем Чуковским, уже хотела было его простить, но однажды он спросил у Ахматовой: «Анна Андреевна, а вы помните, какие прекрасные были 20-е годы? Какой был расцвет русской культуры?», и она передумала его прощать. Потому что сказки о том, как прекрасны были эти годы, не нужно было рассказывать Ахматовой – она потеряла своего первого мужа и большого друга Николая Гумилева в 1921 году. Гумилев был расстрелян. После этого говорить о расцвете русской культуры было довольно наивно, потому что для Ахматовой на первом месте стояло христианское и человеческое, и уж потом – культурное. Действительно, на пиру во время чумы поются прекрасные песни, но если можно что-то сделать и остановить чуму, то можно обойтись и без песен. Именно так думала Ахматова.
Мне голос был. Он звал утешно.
Он говорил: «Иди сюда,
Оставь свой край глухой и грешный.
Оставь Россию навсегда.
Я кровь от рук твоих отмою,
Из сердца выну черный стыд,
Я новым именем покрою
Боль поражений и обид».
Но равнодушно и спокойно
Руками я замкнула слух,
б этой речью недостойной
Не осквернился скорбный дух.
Это уже не про то, как «свежо и остро пахли морем на блюде устрицы во льду». Ахматова сказала, что эти устрицы ей однажды аукнулись: она получила селедку в писательском пайке и пошла ее продавать, чтобы купить хлеба. И вот она стоит на рынке, селедка лежит на газетке, мимо проходит какой-то человек, и она слышит от него: «Свежо и остро!».
У Ахматовой был выбор – уезжать или не уезжать. Уезжали многие – и ее любимая подруга Ольга Судейкина, и Артур Лурье, но Анна Андреевна решила остаться по причинам, которые мы можем понять только по ее стихам. Они связаны с какой-то честностью и любовью к народу – сама она таких слов не говорила, но мы можем их произнести, потому что для нее было действительно важно разделить участь тех, кто не может никуда уехать, ей были важны родные камни и могилы любимых.
Петербург: торжественно и трудно
Еще одна ахматовская тема – это Петербург. Ахматова родилась под Одессой и умерла в Москве, но ее родным городом стал Петербург, куда она попала уже взрослой девушкой. Петербург соответствует духу ее поэзии, и она отдала ему свое сердце. Есть ранний стих, посвященный Петербургу:
Ведь где-то есть простая жизнь и свет,
Прозрачный, теплый и веселый…
Там с девушкой через забор сосед
Под вечер говорит, и слышат только пчелы
Нежнейшую из всех бесед.
А мы живем торжественно и трудно
И чтим обряды наших горьких встреч,
Когда с налету ветер безрассудный
Чуть начатую обрывает речь.
Но ни на что не променяем пышный
Гранитный город славы и беды,
Широких рек сияющие льды,
Бессолнечные, мрачные сады
И голос Музы еле слышный.
У нее Петербург – это почти преддверие загробного мира. Этот город сделался ей созвучным, и она смогла сказать про него какие-то удивительные слова. В своих любовных стихах она говорит и об Исаакиевском соборе, и об арке на Галерной улице – так, как будто это соучастники любовной истории. Ахматова – один из певцов Петербурга, и ее Петербург – такой же богатый и целостный образ, как Петербург Пушкина, Гоголя или Достоевского.
«Меня предавших в лоб целую»
Заметьте, что для Ахматовой всегда было важно жить собственной жизнью: она никогда не была человеком толпы и не любила массовые мероприятия, в которых преследуются коллективные цели. И именно такой человек с мерой здорового индивидуализма оказывается голосом целого поколения!
Что может сказать женщина? Женщина может плакать над умершими. Мужчины несут гроб, а женщины плачут – это их вклад в общее дело. И Ахматова совершила этот акт оплакивания тысяч, миллионов своих современников, которые оказались жертвой террора. Она написала «Реквием». И о «Реквиеме» мне бы хотелось сказать несколько слов, потому что я считаю, что это лучшее и драгоценнейшее, что оставила нам Ахматова.
Когда Ахматова пишет «Реквием», она говорит не собственные слова, говорит не только о себе – она произносит то, что ей поручили произнести. У Анны Андреевны была глубокая вера в силу человеческого слова. «Царственное слово» и есть настоящий залог бессмертия. Дело в том, что и мы можем участвовать в своем приведении к бессмертию, ведь человеческая память друг о друге и есть некая часть божественного замысла. Поэтому невероятно важно, чтобы некоторые вещи мы называли своими именами. Ахматова – человек, который сумел простить затеявших ужас современников:
Я всем прощение дарую,
И в Воскресение Христа
Меня предавших в лоб целую,
А не предавшего — в уста.
Она дарует братский поцелуй всем – даже тем, кто ее предал. Иосиф Бродский, будучи молодым другом Ахматовой, говорил о том, что она одним своим присутствием свидетельствовала о Христе. Он вспоминал, что с Анной Андреевной можно было что угодно делать – разговаривать, пить чай или водку, но одного взгляда на нее хватало, чтобы понять, что христианство – это правда. В ней был этот великий дар прощения, который тоже не дается просто так. Как царственная красота Ахматовой – плод ее труда, так и способность простить – результат ее внутренней работы и огромного нравственного труда. Простить – это все назвать своими именами и при этом перестать ненавидеть.
Обычно прощение мы понимаем двумя дурацкими способами: либо мы говорим «Ой, давайте не будем все это вспоминать», либо помним, но с ненавистью. Потому «Реквием» – великая вещь, потому что человек сквозь собственную боль делает доступным восприятию потомков боль целого поколения. Ахматова говорит от лица целой страны. В «Реквиеме» есть огромная, глубокая, черная ночь, которая не знает конца, лед, но в последних строках – внезапно! – лед раздвигается, и по Неве идут корабли.
Женщина, песчинка, которая ничего не может сделать, возвышается и совершает оплакивание всех жертв, тем самым обретая царственное величие.
А здесь, где стояла я триста часов
И где для меня не открыли засов.
Затем, что и в смерти блаженной боюсь
Забыть громыхание черных марусь,
Забыть, как постылая хлопала дверь
И выла старуха, как раненый зверь.
И пусть с неподвижных и бронзовых век
Как слезы струится подтаявший снег,
И голубь тюремный пусть гулит вдали,
И тихо идут по Неве корабли.
Четыре бессмертные вещи Ахматовой
Заканчивая этот разговор, я хочу сказать, что Ахматова сказала четыре вещи. Первое: она сказала о женской любви, она дала женщинам словарь любовной поэзии, и сейчас, если молодая девушка испытывает трудности, она открывает стихи Ахматовой, и ей становится легче.
Второе, что сделала Ахматова, – она сказала о Петербурге, реальности многогранной и сложной. Ахматовский Петербург навсегда останется высочайшим и трагичнейшим образом города.
Третье – она создала пример гражданской лирики, который можно читать потомкам. По прочтении «Реквиема» молодые люди все поймут про те времена, и им не нужно будет долго объяснять, потому что слова такой пронзительности оставляют неизгладимый отпечаток.
Четвертое же – ахматовское христианство, потому что очень трудно писать о Боге. Прямые слова о Нем не звучат в XX и XXI веке. Когда мы читаем сдержанные ахматовские стихи, в которых нет никаких деклараций, мы чувствуем Христа как источник жизни. Она не говорила про церковный антураж, но говорила о жизни, которая заключена во Христе. Ее библейские стихи – одна из вершин ее творчества, потому что мы видим, как внимательно человек может читать Писание.
Ахматова помогает нам возвращаться к христианскому благовестию, и за все это мы можем сказать ей большое человеческое спасибо.
Подготовила Елизавета Трофимова
Поделиться в соцсетях
Подписаться на свежие материалы Предания
- Подписаться на Телеграм-канал
- Подписаться в Яндекс Дзен
Лирическая героиня А. А. Ахматовой
Школьное сочинение
Анна Ахматова — последняя яркая звезда, загоревшаяся под знаком Серебряного века русской поэзии, талант и личное мужество которой соизмеримы: она отвергла эмиграцию, не была сломлена страшными испытаниями, выпавшими на ее долю, не склонив головы, пережила замалчивания и травлю, начавшуюся в 1946 году. Ее поэзия и сегодня собирает под свои знамена самых разных людей: христиане поднимают на щит ее глубокую веру, патриоты — ее «русскость», антикоммунисты — внутреннее сопротивление режиму, монархисты — ее имидж императрицы. Мужчинам нравится ее женственность, женщинам — мужественность, и абсолютно всем — ее простота и понятность.
О ней сразу же заговорили как о явлении в литературе, хотя в это время Россия внимала голосу великих поэтов — А. Блока, К. Бальмонта, В. Брюсова и др. Поэзия Ахматовой раскрывает душу человека, в первую очередь — женщины, и ее стихи привлекают не столько сюжетом, сколько драмой чувств, которая вмещается в несколько поэтических строк.
Биография Анны Ахматовой до сих пор не написана, и факты в ней тесно сплавлены с мифом. Сама Ахматова легендарные моменты собственной жизни зачастую очень тонко, незаметно культивировала, предлагая их будущим биографам в качестве фактов.
В своей родословной поэтесса подчеркивала линию, восходящую по матери к древним новгородцам: «Ведь капелька новгородской крови во мне, как льдинка в пенистом вине». Но в то же время любила говорить, что в качестве псевдонима взяла девичью фамилию своей бабушки, урожденной княжны Ахматовой («бабушки-татарки»). Очутившись в эвакуации в Ташкенте, Ахматова вспомнила, что Азия — ее родина: «Я не была здесь лет шестьсот».
В характере Анны Ахматовой присутствовал стремительный темперамент девочки, родившейся под Одессой и проведшей детство на берегу Черного моря. Но этот южный темперамент уравновешивался сдержанностью женщины, воспитанной в атмосфере Царского Села и усвоившей каноны этикетной петербургской культуры. Еще важнее, что Ахматова была человеком подлинно европейского типа и европейской образованности. В ее лице мы находим русскую европеянку с глубинными славянско-азиатскими корнями, то есть частный случай универсализма русской культуры конца XIX — начала XX века. Все это вошло в ее стихи и выстроило характер ее лирической героини. Анна Ахматова писала о жизни, о смерти, о печали, о Музе. Но главная ее тема — любовь. Фактически ее первые пять сборников от «Вечера» до «Anno Domini» почти полностью посвящены этой теме. Даже в стихах, декларирующих позицию автора в пору социальных катаклизмов (например, «Мне голос был»), тема любви не исчезает, а становится фоном. И всегда у нее это самые различные проявления чувства: дан их разный накал и напряженность, изменчивые формы, то есть любовь показана в ее переходах, неожиданных всплесках и противоречиях. Сама любовь для лирической героини — это и свет, песнь, свобода, и грех, бред, недуг, плен. Любовь сопряжена у нее с обидой, ревностью, отречением, изменой.
Первые рецензенты отмечали в стихах Ахматовой, посвященных любовной теме, обостренный психологизм, говорили, что ее лирика интересна изображением тончайших движений женской души, да и сама поэтесса ставила себе это в заслугу, написав: «Я научила женщин говорить». Ее стихи часто сравнивали с русской психологической прозой, потому что каждое ее стихотворение — маленькая новелла, где изображено сильное психологическое переживание, в поле которого попадают случайные детали внешнего мира:
Проводила друга до передней,
Постояла в золотой пыли,
С колоколенки соседней
Звуки важные текли.
Брошена! Придуманное слово —
Разве я цветок или письмо?
А глаза глядят уже сурово
В потемневшее трюмо.
Михаил Кузмин в предисловии к «Вечеру» назвал это способностью «понимать и любить вещи в непонятной связи с переживаемыми минутами». Позднее В. В. Виноградов отмечал, что «предметная лексика ее стихов существует в аспекте единичного переживания, создавая между лирической героиней и окружающими ее вещами «интимно-символическую связь».
В любовных стихах Ахматовой критика часто видела рассказ о борьбе женщины с мужчиной за свое равноправие. На самом деле коллизия «Вечера» и особенно «Четок» намного сложнее. Любовь требует от любящих предельного напряжения душевных сил.
Не случайно она названа «любовной мукой» и даже «любовной пыткой». И поединок лирическая героиня Ахматовой ведет вовсе не с мужчиной, которого любит, а с самим любовным чувством, превращающим ее в игрушку («Разве я цветок или письмо?»), грозящим утратой чувства личного достоинства. Женщина у Ахматовой проявляет в этой ситуации, прежде всего, волю, характер: «Слаб голос мой, но воля не слабеет». Позднее критики не раз отмечали в лирике Ахматовой сочетание романтичности, женственности и хрупкости с твердостью, властностью, сильной волей. Не потому ли, что уже в 1910-е годы Ахматова предчувствовала, что персонажам ее любовной лирики уготована необычная и жестокая историческая судьба? С наибольшей отчетливостью это проявилось в произведениях 20-х годов, в которых лирическая героиня переживает любовную радость на фоне трагического предчувствия небывалой беды.
В 30-е годы О. Мандельштам очень точно определил одно из главных качеств творческого дара Ахматовой: «Она — плотоядная чайка, где исторические события — там слышится голос Ахматовой. И события только гребень, верх волны: война, революция. Ровная и глубокая полоса жизни у нее стихов не дает».
Эта характеристика не раз подтверждалась стихотворениями-откликами Ахматовой на события современности, например откликом на Первую мировую войну— стихотворением «Молитва» (1915):
Дай мне горькие годы недуга,
Задыханья, бессонницу, жар.
Отними и ребенка, и друга,
И таинственный песенный дар.
Так молюсь за Твоей литургией
После стольких томительных дней,
Чтобы туча над темной Россией
Стала облаком в славе лучей.
Взрослела сама Ахматова, взрослела и ее лирическая героиня. И все чаще в стихах поэтессы стал слышаться голос взрослой, умудренной жизненным опытом женщины, внутренне готовой к самым жестоким жертвам, которые потребует от нее история.
Постепенно «женская» лирика Ахматовой претерпевала метаморфозу, приближаясь, по словам О. Мандельштама, к тому, «чтобы стать одним из символов величия России».
Октябрьский переворот 1917 года Анна Ахматова встретила так, словно давно была к нему внутренне готова, и отношение к нему сначала у нее было резко отрицательным. Она понимала, что обязана сделать свой выбор, и сделала его спокойно и сознательно, обозначив свою позицию в стихотворении «Мне голос был». На призыв покинуть родину героиня Ахматовой дает прямой и ясный ответ:
Но равнодушно и спокойно
Руками я замкнула слух,
Чтоб этой речью недостойной
Не осквернился скорбный дух.
Позже она уточнила свой выбор:
А здесь, в глухом чаду пожара.
Остаток юности губя,
Мы ни единого удара
Не отклонили от себя.
И знаем, что в оценке поздней
Оправдан будет каждый час.
Лирическое «я» поэтессы сливается в этих стихах с «мы», и точно так же от имени всего народа она напишет во время Отечественной войны стихотворение «Мужество» (1942):
Мы знаем, что ныне лежит на весах
И что совершается ныне.
Час мужества пробил на наших часах,
И мужество нас не покинет.
Лирическая героиня Ахматовой не раз ощущала себя стоящей на изломе эпох, на «мировом ветру», как говорил А. Блок, и ее живое материнское чувство становилось началом, связующим в единое целое распавшуюся Россию.
В 20-е годы Ахматова активно обращается к античности, Библии, и в числе «двойников» ее лирической героини мы встречаем Дидону, Кассандру, Федру, Лотову жену, Рахиль.
Переживания лирической героини Ахматовой 20-30-х годов — это также переживание истории как испытания судьбой. Главным драматическим сюжетом лирики этих лет становится столкновение с трагическими событиями истории, в которых женщина вела себя с поразительным самообладанием. Ее героинями становятся и Клеопатра, и боярыня Морозова, и «стрелецкая женка».
Живой интерес проявляла Анна Ахматова и к русской истории и фольклору. В стихотворении «Не бывать тебе в живых» (1921) лирическая героиня Ахматовой — плакальщица. Эти стихи родились под впечатлением трагических обстоятельств в жизни самой Ахматовой: погибли три самых близких ей духовно, самых дорогих человека — А. Блок, Н. Гумилев и А. Горенко. В стихотворении «Не бывать тебе в живых» лирическое «я» обобщено до образа всякой русской женщины, оплакивающей мужа, брата, сына, друга, чья кровь пролита за Русскую землю:
Любит, любит кровушку
В 1935 году были арестованы муж и сын Ахматовой — Николай Пунин и Лев Гумилев. И все же она не переставала писать. Так отчасти сбывалось пророчество, сделанное в 1915 году («Молитва»): сын и муж у нее были отняты. В годы ежовщины Ахматова создает цикл «Реквием» (1935-1940), лирическая героиня которого — мать и жена, вместе с другими современницами оплакивающая своих близких. В эти годы лирика поэтессы поднимается до выражения общенациональной трагедии, и рядом с ней можно поставить разве что Н. Клюева и О. Мандельштама — двух ее мученически погибших современников.
1940 год для Ахматовой оказался переломным. Началась Вторая мировая война, охватившая практически всю Европу, Россия снова выдвинулась в центр мировой истории, и Ахматова ощутила приближение событий шекспировского размаха. Она почувствовала прилив новой стихотворной волны.
Стихи 1941-1944 годов, составившие цикл «Ветер войны», были продиктованы ощущением Ахматовой своего личного участия в этой драме. В них мощно проявилось материнское начало. Лирическая героиня, провожая на фронт ленинградских мальчиков и понимая, что их ждет впереди, говорила от имени всех женщин:
Вот о вас и напишут книжки:
«Жизнь свою за други своя»,
Ваньки, Васьки, Алешки, Гришки,
Внуки, братики, сыновья!
Ахматова говорила на всю страну и за всю страну, ли в чем не изменив себе и ничем не поступившись. Ситуация общенародной беды подчеркнула национальную основу ее уникального лирического дара.
Все эти принципы окончательно оформились в ключевом произведении Ахматовой — «Поэме без героя», над которым она работала с 1940 года практически до конца жизни.
Работая над «Поэмой без героя», она не переставала писать лирические стихи, которые резко и ярко высветили сквозной сюжет ее поэзии в целом — драму невоплощенной любви. В этой лирике поражает мощное творческое усилие, создающее миф о великом чувстве, которое преодолевает пространство и время, — лирическая героиня снова идет навстречу собственной судьбе, как некогда шла рать Дмитрия Донского, чтобы победить:
И встретить я была готова
Моей судьбы девятый, вал.
Здесь пересекаются друг с другом две важнейшие темы творчества Ахматовой — любовная и национально-историческая. История не только формирует, но и деформирует человека, сочиняет ему другую судьбу, и противостоять этому способна только Любовь.
Почему мне нравятся стихи ахматовой
Давайте поговорим о творчестве Анны Ахматовой. Мое любимое стихотворение:
Анна Ахматова
Сероглазый король
Слава тебе, безысходная боль!
Умер вчера сероглазый король.
Вечер осенний был душен и ал,
Муж мой, вернувшись, спокойно сказал:
«Знаешь, с охоты его принесли,
Тело у старого дуба нашли.
Жаль королеву. Такой молодой.
За ночь одну она стала седой».
Трубку свою на камине нашел
И на работу ночную ушел.
Дочку мою я сейчас разбужу,
В серые глазки ее погляжу.
А за окном шелестят тополя:
«Нет на земле твоего короля. «
Воспевание внебрачных отношений
и разрушения института семьи 🙂
Почему, стихотворение само по себе очень красивое, какой слог!
Стихотворение красивое, кто спорит?
Но Вы вдумайтесь в содержание. Героиня стихотворения, от лица которой ведется рассказ, явно наставила рога своему мужу с королем. А это не есть хорошо. Во всяком случае, если в моей семье родилась бы такая сероглазая дочка, не знаю, что бы я сделал. 🙂
Кстати, почему о смерти короля героине стихотворения сообщает именно муж? Ему-то что до этого? Тут что-то нечисто! Не его ли рук это дело? Как говорил Вильям наш Шекспир: «Конец таких страстей бывает страшен», :))
Точно, так оно и есть. По ночам где-то ходит, а потом мертвых королей находят под дубами. Молодец, что тут сказать. 🙂
Ну муж наверно сообщил просто новость, о котором все говорят. А так, ваши рассуждения, ход мыслей меня очень рассмешили:)Кстати по содержанию этого стихотворения можно целый рассказ написать:) Может попробуете:) У вас фантазия очень хорошо развита:)))
Ну, прежде всего, мне нравится Анна Андреевна.
И как поэт — творчество, и как человек — ее гражданская, жизненная позиция. Не нравится только ее стихотворение про сероглазого короля. Можете считать это мужским шовинизмом. 🙂 Поэтому позволил себе над ним постебаться.:)
Разберем это стихотворение с точки зрения криминалистики. Что мы здесь имеем? Мы явно имеем тут преступление, скорее всего убийство.
Разумеется сама Ахматова не дает ни намека, что же такое приключилось с королем, но разыскивая в тексте стихотворения опорные точки и опираясь на них, мы можем возвести над этой трясиной недосказанности стройную, логически непротиворечивую версию событий. А в конце концов недрогнувшим перстом указать на притаившегося убийцу.
Кто может быть таким убийцей? Предвосхищая скажу — только муж. Весь ход расследования, вся логика событий неопровержимо уличает именно его. О, этот муж не так прост! Он далеко не такой лох, каким его считает героиня стихотворения, полагая что она знает о нем все, а он о ней -ничего. На самом деле все обстоит ровно наоборот.
Начинаем разбор. Что же мы знаем наверняка?
1.Ну, прежде всего этот самый король (конечно может это и не настоящий король вовсе, а это слово применяется в возвышенно, рыцарско, романтическом смысле, но это неважно) явно умер насильственной смертью. Все говорит об этом: Умер на охоте. Такой молодой. Неожиданно для всех. Пр каких обстоятельствах умер-неизвестно, тело нашли.
2.Имелась внебрачная связь короля с лицом, от которого ведется рассказ. Полагаю, спорить не о чем: сероглазая дочка. невыносимая боль. шелест тополей. Все очевидно.
3.Муж героини имел возможность отлучаться из дома и она не контролировала его действия: ночная работа.
Теперь о тем,чего мы не знаем, но можем вполне предполагать.
1.Кто такой этот муж? Стал бы он терпеть позор своего статуса рогоносца, если бы узнал об этом? Думается, что нет. Ничто не говорит об этом. Он не тряпка, не рохля. Говорит спокойно, не истерит. Курит, работает по ночам, что подчеркивает его мужественность. В конце концов героиня стихотворения, явно личность неординарная, когда-то выбрала его в мужья, за какие-то личные качества. Одним словом, если этот муж узнает об измене жены — кому-то несдобровать.
2.Мог муж узнать об измене жены? Вполне. Одни серые глаза дочки чего стоят. Наверно ему все уши прожужжали: а в кого это у вас такая дочка? тут и задумайся, чем занимается жена, когда он работает по ночам не покладая рук. Муж, наверняка, умный человек, а жена, напротив, совсем его не знает и к тому же часто поступает опрометчиво.
3.Для мужа смерть короля не была новостью. Почему? А почему он говорит об этом спокойно? Естественно было если бы он был взволнован, расстроен. Все таки король. такой молодой. трагическая смерть. опять же королева. Ни капли даже естественного сочувствия.
Нет, муж говорит об этом трагическим событии спокойно, холодно, наверняка изучающе щупая ледяным взглядом лицо своей женушке. А та дура ничего не замечает,думая только об одном — броситься к дочке и излить с ней свое горе. Тем самым выдавая себя с головой.
Отсюда вывод. Муж либо сам убил короля, либо подстроил его смерть.
Что-то хотел написать еще да забыл 🙂 Надо спешить, убегаю. :))