Стих с тех пор как вечный судия

Примечания. — Авт.: Т. П. Голованова, Г. А. Лапкина, А. Н. Михайлова // Лермонтов М. Ю. Сочинения: В 6 т. — М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1954—1957. Т. 2. Стихотворения, 1832—1841. — 1954. — С. 311—379. Источник: Электронная публикация: ФЭБ

423. ОЗ. 1844, № 2. – – Печ. по автографу ГПБ. Черн. автограф — ГПБ. Лермонтов продолжил здесь пушкинскую тему («Пророк», 1826 г.). Возможно, последние строки ст-ния Лермонтова были полемическим ответом на евангельское изречение из Апостола Павла, выписанное В. Ф. Одоевским для Лермонтова перед его отъездом на Кавказ в Зап. книжку: «Держитеся любве, ревнуйте же к дарам духовным да пророчествуете. Любовь же николи отпадает» (Заборова. С. 188).

Найдич Э. Э. Примечания // Лермонтов М. Ю. Полное собрание стихотворений: В 2 т. — Л.: Сов. писатель. Ленингр. отд-ние, 1989. Т. 2. Стихотворения и поэмы. — 1989. — С. 597—657. Источник: Электронная публикация: ФЭБ

Если произведение является переводом, или иным производным произведением, или создано в соавторстве, то срок действия исключительного авторского права истёк для всех авторов оригинала и перевода.

Общественное достояние Общественное достояние false false

Пророк Лермонтов

В жизни он нередко конфликтовал, не находил общего языка с собеседниками. Возможно, за этим он пытался скрыть свою ранимость и впечатлительность. Ведь внутренне он был одинок и чужд окружающему миру. Собственное поэтическое кредо автор высказывает во многих стихах. Среди них: «Кинжал», «Не верь себе», «Поэт».

В некоторых произведениях поэта есть пророческие мотивы. Например, в «Предсказании » ещё в 15 лет он предрёк России революцию и гражданскую войну. А в одной из поздних работ «Сон» предсказал собственную гибель. Анна Ахматова говорила, что слово слушается Лермонтова, словно змея заклинателя.

При жизни он выпустил всего один сборник стихов, включающий и две поэмы. В романе «Герой нашего времени» причинами болезни века назвал он безверие, порочность, равнодушие. 28 июля 1841 года близ Пятигорска поэт был убит на дуэли. Среди последних его стихов «Утёс», «Выхожу один я на дорогу», «Пророк».
«Пророк» – одно из последних произведений, символическое прощание поэта
В стихотворении совершается преображение поэта, обретение им дара прорицания. Донесение божественной правды до народа и общества стало его высшей целью.

Пророк

С тех пор как вечный судия
Мне дал всеведенье пророка,
В очах людей читаю я
Страницы злобы и порока.

Провозглашать я стал любви
И правды чистые ученья:
В меня все ближние мои
Бросали бешено каменья.

Посыпал пеплом я главу,
Из городов бежал я нищий,
И вот в пустыне я живу,
Как птицы, даром божьей пищи;

Завет предвечного храня,
Мне тварь покорна там земная;
И звезды слушают меня,
Лучами радостно играя.

Когда же через шумный град
Я пробираюсь торопливо,
То старцы детям говорят
С улыбкою самолюбивой:

“Смотрите: вот пример для вас!
Он горд был, не ужился с нами:
Глупец, хотел уверить нас,
Что бог гласит его устами!

Смотрите ж, дети, на него:
Как он угрюм, и худ, и бледен!
Смотрите, как он наг и беден,
Как презирают все его!”

История написания

Стихотворение «Пророк», одно из последних творений поэта, написано им в год его гибели – 1841. Причиной рождения произведения, возможно, стали споры автора с Одоевским В.Ф. В вопросах поэзии и философии они не могли прийти к общему мнению. Многие считают данное творение поэтическим прощанием автора.

Опубликовано впервые стихотворение было в «Отечественных записках» в 1844 году.
Известный критик Белинский В.Г. считал стихотворение «Пророк» одним из лучших в поэзии Лермонтова, отмечая глубину его мысли и особую энергию выражения.

В монологе героя особо остро прослеживаются отношения поэта, обладающего даром предвидения, с социумом. Людские сердца остаются холодными к попыткам всколыхнуть их поэтом – миссионером. Зависть и злоба становятся ответом на уникальный дар героя.

Речи «О любви и правде» не только натыкаются на глухую стену равнодушия, но и на открытую агрессию. Печально и то, что в общей массе неприятия и непонимания не только чужие и незнакомые люди, но и «все ближние».

Прообраз Лермонтовского пророка – Иеремия

Источником темы страданий из-за пророчеств мог явиться ветхозаветный источник. В нём пророк Иеремия долго призывал к покаянию, избавлению от грехов. За пророчества и призывы он подвергся множеству испытаний. Частые угрозы убийством, заточение в темницу сломили его дух. Не вынеся тяжёлых испытаний судьбы, неприятия и непонимания людского, он усомнился в Боге и сделал шаг назад. Но это был лишь шаг, чтобы собраться с силами. Вновь встав на путь прорицателя, он прошёл по нему до конца.

С путём Иеремии в чём-то схожа судьба лермонтовского персонажа. Однако ему недостаёт силы воли, терпения и целеустремлённости. И он быстро теряет надежду на взаимопонимание с обществом. Стезя отшельничества затягивает его, как болото. Нищета и жизнь по подобию небесных птиц – его удел. В этом путь его сильно отличается от пророка пушкинского, который обращён к людям после преображения.

Признак скорби, потери и неверия

Пророк Лермонтова, отделившись от социума, совершает древний иудейский обряд: посыпает пеплом голову. Это знак потери, скорби, неверия в разум, напоминания о грешной человеческой природе. Разочаровавшись в людях, герой стихотворения проповедует «тварям земным», звёздам. Покорные звери, солнечные лучи, по его мнению, ближе к Богу, чем человеческое общество.

И в финале надежда на изменение общества к лучшему не появляется. Это оттеняется оценками стариков в адрес героя, оскорбительными и самолюбивыми. Презренное отношение подчёркивается их характеристиками: худой, угрюмый, бледный. Своими негативными эмоциями общество отвергает божьего посланника, тем самым обрекая себя на пустое, тёмное будущее без перспектив.

Ключевая идея произведения

Главная мысль – противостояние героя – одиночки враждебному обществу людей. Автор раскрыл суть своего понимания дара пророчества, обосновал собственное трагическое мироощущение. Поэт часто задумывался о жизни и вечности. В стихах он рассуждает о непонимании обществом многих талантливых людей. В подведении жизненного итога (как бы предчувствии его) сквозит сожаление о горьком жребии, о том, что не успел осуществить многого из задуманного.

Два разных пророка

В произведении автор рассуждает на тему предназначения поэтического таланта, так близкую и А.С. Пушкину. Ясно просматривается аналогия с его стихотворением с подобным названием. Пересекаются также изобилующие образы христианства, обращение к церковнославянской лексике. В своём творении Михаил Юрьевич не только развивает идею, поднятую Пушкиным А.С., но и вступает с ним в своеобразный спор, в котором высказывается по отношению к происходящему более пессимистично.

Лермонтовский пророк одинок и затравлен. Его удел – непонимание. Ведь правда его осуждала крепостничество и самодержавие. И финал у Лермонтова трагичен, характеризуется отсутствием надежды на взаимопонимание между поэтом – пророком и обществом.

Всё стихотворение Лермонтова пронизано мотивами гордого одиночества. Спокойствие и самоутверждение ждёт его лишь в пустыне. Тема судьбы обречённого поэта нитью проходит через всё стихотворение. В нём боль, разочарование в ближних людях и обществе в целом.

Особенности поэтического произведения

Написано стихотворение от первого лица. Жанр – лирическая исповедь.
В стихотворении раскрывается внутренний мир героя в процессе его взаимоотношений с природой, людьми, окружающим миром. Это подтверждает уединение поэта в пустыне, рассуждения его о проблемах бытия, греховности, ясность рассуждений и мыслей. Его мучат упрёки, непонимание окружающих. Прослеживается разочарование и неверие в то, что жизнь может стать лучше. Он даже смиряется с возможностью раннего ухода. Библейские мотивы пронизывают всё произведение. Повествование является сюжетным.

Воплощённая идея

Пророк поэта посредством творчества пытается донести до людей идеи любви и истины, но натыкается на стену непонимания и равнодушия. Возникает конфликт, раскрывающий противоборство социума и поэта. Желая улучшить бытие, последний становится изгоем, осыпанным камнями. Став изгнанником в пустыне, он не оставляет творчества и находит собеседников в природных «тварях» и явлениях. Главное для него – нести крест и выполнять миссию, несмотря на преграды.

Основы стихосложения

Размер произведения – четырёхстопный ямб с перекрёстной рифмовкой (кроме финального четверостишья). Опоясывающая рифмовка последней строфы позволяет усилить финальный эффект и делает завершение более глубоким.

Лексика отличается богатством и разнообразием. Произведение изобилует устаревшими словами, например «в очах», «град», «судия», «главу». Это позволяет приобрести схожесть со священным пророческим текстом. Горечь, душевные страдания отражены с помощью часто встречающихся слов обиды: бросали каменья, глупец, злоба. Изобилует библейская лексика: тварь земная, завет. Высокому стилю способствуют торжественные эпитеты.

Приём противопоставления используется в рассказе об общении героя с людьми и природой. Применяются приёмы восклицания, иронии. Использование взрывных согласных способствует прерывистости и напряжённости повествования. Печальная интонация определяется преобладанием гласного звука «у».

Своеобразие композиции

Поэтическое произведение состоит из двух различающихся частей. В первой читатель знакомится с жизнью поэта до удаления в пустыню. Действие в пустыне происходит во второй части. В библейских произведениях пустыня является символом страданий и очищения.

Начало стихотворения является как бы продолжением стихотворения Пушкина с аналогичным названием. Поднятая предшественником тема получает развитие. Пророк Пушкина попадает в пустыню, томимый духовной жаждою. Лермонтовский – по-своему тоже утоляет жажду. Он нашёл истинных и благодарных слушателей в образах земных тварей, звёзд.

У Пушкина иное композиционное решение: из пустыни – к людям. И у Пушкина, и у Лермонтова в произведениях содержатся призывы. Только у первого это Божий глас, посылающий пророка на служение народу, а у второго речь старцев, призывающая детей к отречению и неприятию пророка. Заканчиваются стихи прямой речью.

Два пророка

У Пушкина и у Лермонтова есть стихотворения, названные так: «Пророк». Вот они.

Духовной жаждою томим,
В пустыне мрачной я влачился,
И шестикрылый серафим
На перепутье мне явился.
Перстами легкими как сон
Моих зениц коснулся он:
Отверзлись вещие зеницы,
Как у испуганной орлицы.
Моих ушей коснулся он,
И их исполнил шум и звон:
И внял я неба содроганье
И горний ангелов полет,
И гад морских подводный ход,
И дольней лозы прозябанье.
И он к устам моим приник
И вырвал грешный мой язык,
И празднословный и лукавый,
И жало мудрыя змеи
В уста замершие мои
Вложил десницею кровавой.
И он мне грудь рассек мечом
И сердце трепетное вынул,
И угль, пылающий огнем,
Во грудь отверстую водвинул.
Как труп в пустыне я лежал.
И Бога глас ко мне воззвал:
«Восстань, пророк, и виждь и внемли,
Исполнись волею моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей».

С тех пор как вечный Судия
Мне дал всеведенье пророка,
В очах людей читаю я
Страницы злобы и порока.

Провозглашать я стал любви
И правды чистые ученья:
В меня все ближние мои
Бросали бешено каменья.

Посыпал пеплом я главу,
Из городов бежал я нищий,
И вот в пустыне я живу,
Как птицы, даром Божьей пищи,

Завет Предвечного храня,
Мне тварь покорная там земная,
И звезды слушают меня,
Лучами радостно играя.

Когда же через шумный град
Я пробираюсь торопливо,
То старцы детям говорят
С улыбкою самолюбивой:

«Смотрите: вот пример для вас!
Он горд был, не ужился с нами:
Глупец, хотел уверить нас,
Что Бог гласит его устами!

Смотрите ж, дети, на него:
Как он угрюм, и худ, и бледен!
Смотрите, как он наг и беден,
Как презирают все его!»

Как видим, содержание этих стихотворений, имеющих одинаковое название, совершенно разное. В стихотворении Пушкина речь идет о преображении личности, а у Лермонтова – о контакте, вернее конфликте человека с обществом.

Герой стихотворения Пушкина – человек, который страстно желал духовного усовершенствования: «Духовной жаждою томим». У Лермонтова говорится о человеке, уже получившем способность видеть сокровенное: «С тех пор как вечный Судия мне дал всеведенье пророка». Когда, как и почему человек получил это «всеведенье», неизвестно.

Характерно, что у Пушкина человеку явился не сам Бог, а серафим: «И шестикрылый серафим На перепутье мне явился», а у Лермонтова контакт с человек осуществляет сразу сам Бог. У Пушкина голос Бога является человеку после серафима: «И Бога глас ко мне воззвал». При этом Бог не назван никак. А у Лермонтова Бог назван «Судией».

Логично предположить: каков Бог, таков и его пророк.
Лермонтовский пророк несет обличение людям, ведь его послал «Судия», тот, кто придет на землю в момент Страшного Суда.

А пушкинский пророк, видимо, должен нести людям призыв к преображению, к совершенству. Пушкинское «Глаголом жечь сердца людей» – проникновенное обращение к ним, основанное на собственном преображении поэта. Доказательством правоты пророка может быть его ссылка на самого себя, на свое собственное преображение. Он образец того, как может и должен измениться человек. Ведь он теперь слышит «неба содроганье И горний ангелов полет, И гад морских подводный ход, И дольней лозы прозябанье». У него теперь не глаза, а «вещие зеницы», то есть они теперь способны проникать в то, что не видно простым глазом. Его грешный язык, «И празднословный, и лукавый», заменен на «жало мудрыя змеи», а вместо сердца у него теперь «угль, пылающий огнем».

Но вся работа, проделанная серафимом, до прямого посещения Бога – ничто: после всех преобразований над телом поэта он лежит, подобно мертвецу: «Как труп, в пустыне я лежал». Ожил он по призыву Бога: «И Бога глас ко мне воззвал: «Восстань, пророк, и виждь, и внемли, Исполнись волею Моей, И, обходя моря и земли, Глаголом жги сердца людей». Жечь словом сердца людей – ни в коем не случае не может быть понято как обличение. Этот пророк может предлагать людям только одно: жажду духовного просвещения.

Совсем иное несет людям пророк Лермонтова. Все стихотворение – обличение людей, отвергших этого пророка, в которого все ближние «Бросали бешено каменья». Люди его презирают и не верят, что его послал Бог: «Глупец, хотел уверить нас, что Бог гласит его устами!» Почему? Ведь он заявляет: «Провозглашать я стал любви И правды чистые ученья». В ответ в него полетели камни. Не в том ли причина, что, по его признанию, он в очах людей читает «Страницы злобы и порока»?

Следовательно, его обращение к людям было исполнено укоризны и обличения. Но ведь это значит, что он предвосхитил второе пришествие Христа, которое только и явится Страшным Судом. А до того Суда никто не вправе никого обличать, кроме себя самого. И немало горд этот пророк, заявляя, что ему покорна тварь земная и звезды слушают его. Эти примеры ему нужны, кроме самовосхваления, еще и для уничижения людей, которых он называет «самолюбивыми». По одному этому слову ясно, с какой проповедью к ним обращался он, посланный якобы самим Судией!

Если этот пророк пришел с судом до второго пришествия Христа, значит, он предвосхитил Его функции и является Его предтечей, то есть претендует не менее как на функцию Ильи пророка, второго (после Иоанна) предтечи Христа. Но это расходится с учением православной церкви. Главное же, не ощущается в лермонтовском пророке любви к людям. Да и как их полюбишь, когда видишь в них только злобу и порок!

В Новом Завете сказано, что можно и тело свое отдать на сожжение, и горы передвигать, но это ничто, если нет любви, которая есть сострадание, сочувствие.
Лермонтовский пророк и беден, и наг, и бледен, и голову посыпал пеплом в знак скорби о грехах человеческих. Но нет в нем любви, и долг его остался невыполненным: он живет в пустыне, а через город пробирается «торопливо», стремясь скорее избежать людей. Но ведь именно к ним он и был послан!

Обличение было свойственно ветхозаветным пророкам. В Новом Завете провозглашено учение любви. «Да любите друг друга!» Не случайно святой старец Серафим Саровский встречал всех, в том числе и самых грешных, словами «Радость моя!» Встречал любовно. Ведь ангелы радуются больше о кающемся грешнике, чем о том, кто не нуждается в покаянии.

Что же до пророка Пушкина, то предложение совершенствования, которое единственно он может сделать своим слушателям, открывало людям такую полноту познания мира, которая рождает только любовь и единение.

В соответствии с этим вполне возможным представляется назвать пророка Лермонтова ветхозаветным, а пушкинского – новозаветным.

Стих с тех пор как вечный судия

ПРОРОК, или Загадка гибели поэта Михаила Лермонтова

Светлой памяти моей сестры

Тихончук (Никитчук) Любови Игнатьевны

посвящается

Михаил Юрьевич Лермонтов… Нет в русской литературе фигуры более талантливой, притягательной и загадочной. Он как метеор пролетел над своим временем, ярко осветив его блеском своей поэзии.

Этот молодой военный, в николаевской форме, с тонкими усиками, выпуклым лбом и горькою складкой между бровей, был одною из самых феноменальных поэтических натур.

Исключительная особенность Лермонтова состояла в том, что в нем соединялось глубокое понимание жизни с громадным тяготением к сверхчувственному миру. В истории поэзии едва ли сыщется другой подобный темперамент. Нет другого такого поэта, который считал бы небо своей родиной и землю – своим изгнанием. Если бы это был характер дряблый, мы получили бы поэзию сентиментальную, слишком эфирную, стремление в «туманную даль», второго Жуковского, – ничего более. Но Лермонтов был человеком сильным, страстным, решительным, с ясным и острым умом, вооруженный волшебною кистью, смотревший глубоко в действительность, с ядом иронии на устах. И поэтому прирожденная неотразимая потребность Лермонтова в признании мира разливает на всю его поэзию обаяние чудной, божественной тайны. Он оставил во всей своей поэзии глубокий след таинственной связи с вечностью. Он не от мира сего. Откуда-то, с недосягаемой высоты, поэт осыпает нас своими чарующими песнями…

Это был человек гордый и в то же время огорченный своим внеземным происхождением, с глубоким сознанием которого ему приходилось странствовать по земле, где все казалось ему доступным для его ума и таким гадким для сердца.

Индивидуальность Лермонтова была и остается в течение почти двух веков загадкой. Во всем, что он писал, чувствуется взор человека, парящего «над грешной землей», человека, «не созданного для мира»…

Из всех загадок трагической дуэли не загадочно только поведение самого Михаила Лермонтова. Он никого убивать не собирался, стрелять не собирался, воспринимал все как нелепое недоразумение… Мысли Мартынова понять значительно труднее. Прямодушным этот человек никогда не был. Он понимал, что Лермонтов – храбрый офицер – примет его вызов, но стрелять в него не будет. Он наверняка переживал из-за шуток Михаила Юрьевича, но еще больше завидовал ему. Мечтал ли он тогда же, во время дуэли, о геростратовой славе? Вполне возможно. Увы, но он, может быть, предвидел, что когда-нибудь войдет в число «великих людей России» благодаря тому, что убил русского гения…

Смерть Лермонтова от пули Мартынова была по существу самоубийством: в последний год жизни Лермонтов делал все, чтобы его вызвали на дуэль. Трагедия Мартынова в том, что он не смог стать выше оскорбленного самолюбия…

Ожог души и сердца – вот в чем сущность Лермонтова и его гения. Темное небо времени ожглось им, как метеором. Лермонтов – сгусток бунтарского пламени – погашен о черную дыру века…

1841 год. Ранняя весна. Вечер. У входа в летний театр на Елагином острове стояли Лермонтов, Э. Мусина-Пушкина, Столыпин (Монго) – двоюродный дядя Лермонтова, на два года моложе племянника, молодой офицер, и поэт – граф Соллогуб. За черными деревьями мигали зарницы. Ветер налетал порывами и почти задувал свечи в больших фонарях. С шумом ветра сливались звуки скрипок и флейт, настраиваемых в оркестре.

– Должно быть, в заливе сейчас ужасная буря, – с грустью в голосе проговорила Мусина-Пушкина.

– Да, весной здесь часто бывают непогоды, – ответил Лермонтов. – Но весной все быстро меняется, и вслед за бурей быстро появляется солнце. Ах, милая, природа это удивительный мастер наряжать все вокруг нас с восхитительным вкусом.

– Государь и государыня насаждают подлинный вкус не только в нарядах дам, но и в более серьезных областях искусства, – некстати парировал Соллогуб, обращаясь за поддержкой к Столыпину.

– Вы разве не согласны со мной, Михаил Юрьевич? – с удивлением спросил Соллогуб.

– Право, не знаю, граф… Я еще не тратил своего времени на то, чтобы подумать об этом. Во всяком случае, ваша мысль не лишена некоторого остроумия.

Мусина-Пушкина умоляюще посмотрела на Лермонтова:

– Господа, полно вам, пойдемте в залу. Здесь становится холодно. Кажется, сегодня в зале будет великая княгиня Мария Николаевна.

Зал театра уже порядочно был заполнен гостями, ярко освещен – блистали мундиры, наряды и бриллианты, гремела музыка.

– Какой блеск вокруг! – воскликнула Эмилия Карловна.

– Да, блеск беспощадный, – с насмешкой в голосе отозвался Михаил Юрьевич.

– Вы, Михаил Юрьевич, как всякий поэт, любите необычайные сравнения. Что же беспощадного в этом блеске? – удивленно спросил Соллогуб.

– Этот блеск удивителен тем, что в одно мгновение может разрушить наши прекрасные надежды на счастье, наши прекрасные иллюзии… Недавно, граф, ночью я ехал в Царское на лошадях. Подходила гроза. Передо мной в темноте стояли густые высокие нивы, подымались кущи столетних деревьев, и мне казалось, что я еду по богатой, устроенной к счастью стране. Но сверкнула очень яркая зарница, и я увидел каждый колос хлеба на пыльных полях, жалкие хижины. Колосья были редкие и пустые, хижины – покосившиеся. Так исчез обман богатой и счастливой страны.

– Да… Это весьма интересно…, – растерянно промолвил Соллогуб.

– Наоборот, это весьма огорчительно.

– Должен ли я понимать ваш рассказ как иносказание?

– Располагайте свободно своим мнением, граф.

– Тише, господа, дочь императора вошла в зал, – шепнула Эмилия Карловна.

В зале прошел шепот, дамы и кавалеры поклонами приветствовали великую княгиню. Мария Николаевна, оглядываясь, подозвала Соллогуба.

– Кто этот офицер, с которым вы тотчас разговаривали, граф?