Стихи а судьи кто
А.С. Грибоедов. «Горе от ума». Монолог Чацкого «А судьи кто».
А судьи кто? — За древностию лет
К свободной жизни их вражда непримирима,
Сужденья черпают из забытых газет
Времён Очаковских и покоренья Крыма;
Всегда готовые к журьбе,
Поют всё песнь одну и ту же,
Не замечая об себе:
Что старее, то хуже.
Где? укажите нам, отечества отцы,
Которых мы должны принять за образцы?
Не эти ли, грабительством богаты?
Защиту от суда в друзьях нашли, в родстве,
Великолепные соорудя палаты,
Где разливаются в пирах и мотовстве,
И где не воскресят клиенты — иностранцы
Прошедшего житья подлейшие черты.
Да и кому в Москве не зажимали рты
Обеды, ужины и танцы?
Не тот ли, вы к кому меня еще с пелён,
Для замыслов каких-то непонятных,
Детей возили на поклон?
Тот Нестор негодяев знатных,
Толпою окружённый слуг;
Усердствуя, они, в часы вина и драки,
И честь, и жизнь его не раз спасали: вдруг
На них он выменял борзые три собаки.
Или — вон тот ещё, который для затей,
На крепостной балет согнал на многих фурах
От матерей, отцов отторженных детей?!
Сам погружён умом в зефирах и амурах,
Заставил всю Москву дивиться их красе!
Но должников не согласил к отсрочке: —
Амуры и зефиры все
Распроданы поодиночке.
Вот те, которые дожили до седин!
Вот уважать кого должны мы на безлюдьи!
Вот наши строгие ценители и судьи!
Теперь пускай из нас один,
Из молодых людей, найдётся: враг исканий,
Не требуя ни мест, ни повышенья в чин,
В науки он вперит ум, алчущий познаний;
Или в душе его сам Бог возбудит жар
К искусствам творческим, высоким и прекрасным,
Они тотчас: — разбой! пожар!
И прослывёт у них мечтателем! опасным!! —
Мундир! один мундир! Он в прежнем их быту
Когда-то укрывал, расшитый и красивый,
Их слабодушие, рассудка нищету;
И нам за ними в путь счастливый!
И в жёнах, дочерях к мундиру та же страсть!
Я сам к нему давно ль от нежности отрёкся?!
Теперь уж в это мне ребячество не впасть,
Но кто б тогда за всеми не повлёкся?
Когда из гвардии, иные от двора
Сюда на время приезжали,
Кричали женщины: ура!
И в воздух чепчики бросали!
(А.С. Грибоедов. «Горе от ума».
Монолог Чацкого).
Группа ВКонтакте
- ЭКЗАМЕНЫ -2022.
- ЭКЗАМЕНЫ — 2021.
- ЭКЗАМЕНЫ — 2020.
- ЭКЗАМЕНЫ — 2019.
- Стихи и песни о Великой Отечественной войне.
- Сочинение по литературе. Теория
- БИОГРАФИИ.
- Все аргументы в одном произведении
- ЕГЭ. Анализ произведений
- ЕГЭ. Задание № 8. Трудные вопросы.
- ЕГЭ. Задание № 9.Рекомендации по подготовке
- ЕГЭ. Литература. Материал к заданию № 16.
- ЕГЭ Литература. ПОЭЗИЯ. Кодификатор. Краткий анализ стихотворений для заданий № 15-16.
- ЕГЭ.Литература. Материал к заданию № 17.
- ЕГЭ. Литература.СТИХОТВОРЕНИЯ. Анализ
- Стихи. ТЕКСТЫ
- ТЕКСТЫ произведений.
- ТЕРМИНЫ. Теория литературы.
- Краткое содержание произведений с цитатами и комментариями.
- Краткое содержание произведений с цитатами из текста. ЗАРУБЕЖНАЯ ЛИТЕРАТУРА.
- ЦИТАТЫ из литературных произведений.
- Литература. СПИСОК книг на лето по классам.
- Список стихотворений и отрывков из прозы, которые желательно выучить наизусть.
- ЛИТЕРАТУРА — ШКОЛЬНИКАМ.
ПОСЛЕДНИЕ ПУБЛИКАЦИИ
Sanasar is a Free WordPress Theme designed for Blogs and Magazines. One of the most fastest theme ever built.
А судьи кто?
А судьи кто? — За древностию лет
К свободной жизни их вражда непримирима,
Сужденья черпают из забытых газет
Времен Очаковских и покоренья Крыма;
Всегда готовые к журьбе,
Поют всё песнь одну и ту же,
Не замечая об себе:
Что старее, то хуже.
Где? укажите нам, отечества отцы,
Которых мы должны принять за образцы?
Не эти ли, грабительством богаты?
Защиту от суда в друзьях нашли, в родстве,
Великолепные соорудя палаты,
Где разливаются в пирах и мотовстве,
И где не воскресят клиенты-иностранцы
Прошедшего житья подлейшие черты.
Да и кому в Москве не зажимали рты
Обеды, ужины и танцы?
Не тот ли, вы к кому меня еще с пелен,
Для замыслов каких-то непонятных,
Дитёй возили на поклон?
Тот Нестор негодяев знатных,
Толпою окруженный слуг;
Усердствуя, они в часы вина и драки
И честь и жизнь его не раз спасали: вдруг
На них он выменил борзые три собаки!! !
Или вон тот еще, который для затей
На крепостной балет согнал на многих фурах
От матерей, отцов отторженных детей? !
Сам погружен умом в Зефирах и в Амурах,
Заставил всю Москву дивиться их красе!
Но должников не согласил к отсрочке:
Амуры и Зефиры все
Распроданы по одиночке! !
Вот те, которые дожили до седин!
Вот уважать кого должны мы на безлюдьи!
Вот наши строгие ценители и судьи!
Теперь пускай из нас один,
Из молодых людей, найдется — враг исканий,
Не требуя ни мест, ни повышенья в чин,
В науки он вперит ум, алчущий познаний;
К искусствам творческим, высоким и прекрасным,
Они тотчас: разбой! пожар!
И прослывет у них мечтателем! опасным! ! —
Мундир! один мундир! Он в прежнем их быту
Когда-то укрывал, расшитый и красивый,
Их слабодушие, рассудка нищету;
И нам за ними в путь счастливый!
И в женах, дочерях — к мундиру та же страсть!
Я сам к нему давно ль от нежности отрекся? !
Теперь уж в это мне ребячество не впасть;
Но кто б тогда за всеми не повлекся?
Когда из гвардии, иные от двора
Сюда на время приезжали, —
Кричали женщины: ура!
И в воздух чепчики бросали!
Другие статьи в литературном дневнике:
- 30.05.2017. Джапаниз полисмен
- 25.05.2017. кайфанул от хорошей музыки.
- 24.05.2017. Пешков. На дне.
- 21.05.2017. А судьи кто?
- 19.05.2017. синфилд
- 17.05.2017. Я пришел дать вам волю
- 16.05.2017. Как бросить курить.
- 14.05.2017. Кормильцев.
- 13.05.2017. Цивилизация. Демократия.
- 12.05.2017. пращуры родители и прародители
- 09.05.2017. Подвиг майора в 1941 плюс 1927 год 7 ноября
Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.
Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
© Все права принадлежат авторам, 2000-2021 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+
Действие второе, явление 5
Чацкий, Фамусов, Скалозуб.
Сергей Сергеич, к нам сюда-с.
Прошу покорно, здесь теплее;
Прозябли вы, согреем вас;
Отдушничек отвернем поскорее.
(густым басом)
Зачем же лазить, например,
Самим. Мне совестно, как честный офицер.
Неужто для друзей не делать мне ни шагу,
Сергей Сергеич дорогой!
Кладите шляпу, сденьте шпагу;
Вот вам софа, раскиньтесь на покой.
Куда прикажете, лишь только бы усесться.
(Садятся все трое. Чацкий поодаль.)
Ах! батюшка, сказать, чтоб не забыть:
Позвольте нам своими счесться,
Хоть дальними, — наследства не делить;
Не знали вы, а я подавно,
Спасибо научил двоюродный ваш брат,
Как вам доводится Настасья Николавна?
Не знаю-с, виноват;
Мы с нею вместе не служили.
Сергей Сергеич, это вы ли!
Нет! я перед родней, где встретится, ползком;
Сыщу ее на дне морском.
При мне служащие чужие очень редки;
Все больше сестрины, свояченицы детки;
Один Молчалин мне не свой,
И то затем, что деловой.
Как станешь представлять к крестишку ли,
к местечку,
Ну как не порадеть родному человечку.
Однако братец ваш мне друг и говорил,
Что вами выгод тьму по службе получил.
В тринадцатом году мы отличались с братом
В тридцатом егерском, а после в сорок пятом.
Да, счастье у кого есть эдакий сынок;
Имеет, кажется, в петличке орденок?
За третье августа; засели мы в траншею:
Ему дан с бантом, мне на шею.
Любезный человек, и посмотреть — так хват;
Прекрасный человек двоюродный ваш брат.
Но крепко набрался каких-то новых правил.
Чин следовал ему: он службу вдруг оставил,
В деревне книги стал читать.
Вот молодость. читать. а после — хвать.
Вы повели себя исправно,
Давно полковники, а служите недавно.
Довольно счастлив я в товарищах моих,
Вакансии как раз открыты:
То старших выключат иных,
Другие, смотришь, перебиты.
Да, чем кого господь поищет, вознесет!
Бывает, моего счастливее везет,
У нас в пятнадцатой дивизии, не дале,
Об нашем хоть сказать бригадном генерале.
Помилуйте, а вам чего недостает?
Не жалуюсь, не обходили,
Однако за полком два года поводили.
В погонь ли за полком?
Зато, конечно, в чем другом
За вами далеко тянуться.
Нет-с, ста́рее меня по корпусу найдутся,
Я с восемьсот девятого служу;
Да, чтоб чины добыть, есть многие каналы;
Об них как истинный философ я сужу;
Мне только бы досталось в генералы.
И славно судите, дай бог здоровье вам
И генеральский чин; а там
Зачем откладывать бы дальше,
Речь завести об генеральше?
Жениться? Я ничуть не прочь.
Что ж? у кого сестра, племянница есть, дочь;
В Москве ведь нет невестам перевода;
Чего? плодятся год от года;
А батюшка, признайтесь, что едва
Где сыщется столица, как Москва.
Дистанции огромного размера.
Вкус, батюшка, отменная манера;
На все свои законы есть:
Вот, например, у нас уж исстари ведется,
Что по отцу и сыну честь;
Будь плохинький, да если наберется
Душ тысячки две родовых—
Тот и жених.
Другой хоть прытче будь, надутый всяким чванством,
Пускай себе разумником слыви,
А в се́мью не включат. На нас не подиви.
Ведь только здесь еще и дорожат дворянством.
Да это ли одно? возьмите вы хлеб-соль:
Кто хочет к нам пожаловать, — изволь;
Дверь отперта для званных и незванных,
Особенно из иностранных;
Хоть честный человек, хоть нет,
Для нас равнехонько, про всех готов обед.
Возьмите вы от головы до пяток,
На всех московских есть особый отпечаток.
Извольте посмотреть на нашу молодежь,
На юношей — сынков и вну́чат,
Журим мы их, а если разберешь,—
В пятнадцать лет учителей научат!
А наши старички?? — Как их возьмет задор,
Засудят об делах, что слово — приговор,—
Ведь столбовые всё, в ус никого не дуют;
И об правительстве иной раз так толкуют,
Что если б кто подслушал их. беда!
Не то, чтоб новизны вводили, — никогда,
Спаси нас боже! Нет. А придерутся
К тому, к сему, а чаще ни к чему,
Поспорят, пошумят, и. разойдутся.
Прямые канцлеры в отставке — по уму!
Я вам скажу, знать время не приспело,
Но что без них не обойдется дело.—
А дамы? — сунься кто, попробуй, овладей;
Судьи́ всему, везде, над ними нет судей;
За картами когда восстанут общим бунтом,
Дай бог терпение, ведь сам я был женат.
Скомандовать велите перед фрунтом!
Присутствовать пошлите их в Сенат!
Ирина Власьевна! Лукерья Алексевна!
Татьяна Юрьевна! Пульхерия Андревна!
А дочек кто видал, всяк голову повесь,
Его величество король был прусский здесь;
Дивился не путем московским он девицам,
Их благонравью, а не лицам,
И точно, можно ли воспитаннее быть!
Умеют же себя принарядить
Тафтицей, бархатцем и дымкой,
Словечка в простоте не скажут, всё с ужимкой;
Французские романсы вам поют
И верхние выводят нотки,
К военным людям так и льнут,
А потому, что патриотки.
Решительно скажу: едва
Другая сыщется столица как Москва.
По моему сужденью,
Пожар способствовал ей много к украшенью.
Не поминайте нам, уж мало ли кряхтят:
С тех пор дороги, тротуары,
Дома и всё на новый лад.
Дома новы́, но предрассудки стары.
Порадуйтесь, не истребят
Ни годы их, ни моды, ни пожары.
Эй, завяжи на память узелок;
Просил я помолчать, не велика услуга.
Позвольте, батюшка. Вот-с — Чацкого, мне друга,
Андрея Ильича покойного сынок:
Не служит, то есть в том он пользы не находит,
Но захоти — так был бы деловой,
Жаль, очень жаль, он малый с головой;
И славно пишет, переводит.
Нельзя не пожалеть, что с эдаким умом.
Нельзя ли пожалеть об ком-нибудь другом?
И похвалы мне ваши досаждают.
Не я один, все также осуждают.
А судьи кто? — За древностию лет
К свободной жизни их вражда непримирима,
Сужденья черпают из забытых газет
Времен Очаковских и покоренья Крыма;
Всегда готовые к журьбе,
Поют всё песнь одну и ту же,
Не замечая об себе:
Что старее, то хуже.
Где? укажите нам, отечества отцы,
Которых мы должны принять за образцы?
Не эти ли, грабительством богаты?
Защиту от суда в друзьях нашли, в родстве,
Великолепные соорудя палаты,
Где разливаются в пирах и мотовстве,
И где не воскресят клиенты-иностранцы
Прошедшего житья подлейшие черты.
Да и кому в Москве не зажимали рты
Обеды, ужины и танцы?
Не тот ли вы, к кому меня еще с пелен,
Для замыслов каких-то непонятных,
Дитёй возили на поклон?
Тот Нестор негодяев знатных,
Толпою окруженный слуг;
Усердствуя, они в часы вина и драки
И честь и жизнь его не раз спасали: вдруг
На них он выменил борзые три собаки.
Или вон тот еще, который для затей
На крепостной балет согнал на многих фурах
От матерей, отцов отторженных детей?!
Сам погружен умом в Зефирах и в Амурах,
Заставил всю Москву дивиться их красе!
Но должников не согласил к отсрочке:
Амуры и Зефиры все
Распроданы поодиночке!!
Вот те, которые дожили до седин!
Вот уважать кого должны мы на безлюдьи!
Вот наши строгие ценители и судьи!
Теперь пускай из нас один,
Из молодых людей, найдется — враг исканий,
Не требуя ни мест, ни повышенья в чин,
В науки он вперит ум, алчущий познаний;
К искусствам творческим, высоким и прекрасным,
Они тотчас: разбой! пожар!
И прослывет у них мечтателем! опасным!!—
Мундир! один мундир! Он в прежнем их быту
Когда-то укрывал, расшитый и красивый,
Их слабодушие, рассудка нищету;
И нам за ними в путь счастливый!
И в женах, дочерях — к мундиру та же страсть!
Я сам к нему давно ль от нежности отрекся?!
Теперь уж в это мне ребячество не впасть;
Но кто б тогда за всеми не повлекся?
Когда из гвардии, иные от двора
Сюда на время приезжали,—
Кричали женщины: ура!
И в воздух чепчики бросали!
Уж втянет он меня в беду.
Сергей Сергеич, я пойду,
И буду ждать вас в кабинете.
Действие второе, явление 5
Чацкий, Фамусов, Скалозуб.
Сергей Сергеич, к нам сюда-с.
Прошу покорно, здесь теплее;
Прозябли вы, согреем вас;
Отдушничек отвернем поскорее.
(густым басом)
Зачем же лазить, например,
Самим. Мне совестно, как честный офицер.
Неужто для друзей не делать мне ни шагу,
Сергей Сергеич дорогой!
Кладите шляпу, сденьте шпагу;
Вот вам софа, раскиньтесь на покой.
Куда прикажете, лишь только бы усесться.
(Садятся все трое. Чацкий поодаль.)
Ах! батюшка, сказать, чтоб не забыть:
Позвольте нам своими счесться,
Хоть дальними, — наследства не делить;
Не знали вы, а я подавно,
Спасибо научил двоюродный ваш брат,
Как вам доводится Настасья Николавна?
Не знаю-с, виноват;
Мы с нею вместе не служили.
Сергей Сергеич, это вы ли!
Нет! я перед родней, где встретится, ползком;
Сыщу ее на дне морском.
При мне служащие чужие очень редки;
Все больше сестрины, свояченицы детки;
Один Молчалин мне не свой,
И то затем, что деловой.
Как станешь представлять к крестишку ли,
к местечку,
Ну как не порадеть родному человечку.
Однако братец ваш мне друг и говорил,
Что вами выгод тьму по службе получил.
В тринадцатом году мы отличались с братом
В тридцатом егерском, а после в сорок пятом.
Да, счастье у кого есть эдакий сынок;
Имеет, кажется, в петличке орденок?
За третье августа; засели мы в траншею:
Ему дан с бантом, мне на шею.
Любезный человек, и посмотреть — так хват;
Прекрасный человек двоюродный ваш брат.
Но крепко набрался каких-то новых правил.
Чин следовал ему: он службу вдруг оставил,
В деревне книги стал читать.
Вот молодость. читать. а после — хвать.
Вы повели себя исправно,
Давно полковники, а служите недавно.
Довольно счастлив я в товарищах моих,
Вакансии как раз открыты:
То старших выключат иных,
Другие, смотришь, перебиты.
Да, чем кого господь поищет, вознесет!
Бывает, моего счастливее везет,
У нас в пятнадцатой дивизии, не дале,
Об нашем хоть сказать бригадном генерале.
Помилуйте, а вам чего недостает?
Не жалуюсь, не обходили,
Однако за полком два года поводили.
В погонь ли за полком?
Зато, конечно, в чем другом
За вами далеко тянуться.
Нет-с, ста́рее меня по корпусу найдутся,
Я с восемьсот девятого служу;
Да, чтоб чины добыть, есть многие каналы;
Об них как истинный философ я сужу;
Мне только бы досталось в генералы.
И славно судите, дай бог здоровье вам
И генеральский чин; а там
Зачем откладывать бы дальше,
Речь завести об генеральше?
Жениться? Я ничуть не прочь.
Что ж? у кого сестра, племянница есть, дочь;
В Москве ведь нет невестам перевода;
Чего? плодятся год от года;
А батюшка, признайтесь, что едва
Где сыщется столица, как Москва.
Дистанции огромного размера.
Вкус, батюшка, отменная манера;
На все свои законы есть:
Вот, например, у нас уж исстари ведется,
Что по отцу и сыну честь;
Будь плохинький, да если наберется
Душ тысячки две родовых—
Тот и жених.
Другой хоть прытче будь, надутый всяким чванством,
Пускай себе разумником слыви,
А в се́мью не включат. На нас не подиви.
Ведь только здесь еще и дорожат дворянством.
Да это ли одно? возьмите вы хлеб-соль:
Кто хочет к нам пожаловать, — изволь;
Дверь отперта для званных и незванных,
Особенно из иностранных;
Хоть честный человек, хоть нет,
Для нас равнехонько, про всех готов обед.
Возьмите вы от головы до пяток,
На всех московских есть особый отпечаток.
Извольте посмотреть на нашу молодежь,
На юношей — сынков и вну́чат,
Журим мы их, а если разберешь,—
В пятнадцать лет учителей научат!
А наши старички?? — Как их возьмет задор,
Засудят об делах, что слово — приговор,—
Ведь столбовые всё, в ус никого не дуют;
И об правительстве иной раз так толкуют,
Что если б кто подслушал их. беда!
Не то, чтоб новизны вводили, — никогда,
Спаси нас боже! Нет. А придерутся
К тому, к сему, а чаще ни к чему,
Поспорят, пошумят, и. разойдутся.
Прямые канцлеры в отставке — по уму!
Я вам скажу, знать время не приспело,
Но что без них не обойдется дело.—
А дамы? — сунься кто, попробуй, овладей;
Судьи́ всему, везде, над ними нет судей;
За картами когда восстанут общим бунтом,
Дай бог терпение, ведь сам я был женат.
Скомандовать велите перед фрунтом!
Присутствовать пошлите их в Сенат!
Ирина Власьевна! Лукерья Алексевна!
Татьяна Юрьевна! Пульхерия Андревна!
А дочек кто видал, всяк голову повесь,
Его величество король был прусский здесь;
Дивился не путем московским он девицам,
Их благонравью, а не лицам,
И точно, можно ли воспитаннее быть!
Умеют же себя принарядить
Тафтицей, бархатцем и дымкой,
Словечка в простоте не скажут, всё с ужимкой;
Французские романсы вам поют
И верхние выводят нотки,
К военным людям так и льнут,
А потому, что патриотки.
Решительно скажу: едва
Другая сыщется столица как Москва.
По моему сужденью,
Пожар способствовал ей много к украшенью.
Не поминайте нам, уж мало ли кряхтят:
С тех пор дороги, тротуары,
Дома и всё на новый лад.
Дома новы́, но предрассудки стары.
Порадуйтесь, не истребят
Ни годы их, ни моды, ни пожары.
Эй, завяжи на память узелок;
Просил я помолчать, не велика услуга.
Позвольте, батюшка. Вот-с — Чацкого, мне друга,
Андрея Ильича покойного сынок:
Не служит, то есть в том он пользы не находит,
Но захоти — так был бы деловой,
Жаль, очень жаль, он малый с головой;
И славно пишет, переводит.
Нельзя не пожалеть, что с эдаким умом.
Нельзя ли пожалеть об ком-нибудь другом?
И похвалы мне ваши досаждают.
Не я один, все также осуждают.
А судьи кто? — За древностию лет
К свободной жизни их вражда непримирима,
Сужденья черпают из забытых газет
Времен Очаковских и покоренья Крыма;
Всегда готовые к журьбе,
Поют всё песнь одну и ту же,
Не замечая об себе:
Что старее, то хуже.
Где? укажите нам, отечества отцы,
Которых мы должны принять за образцы?
Не эти ли, грабительством богаты?
Защиту от суда в друзьях нашли, в родстве,
Великолепные соорудя палаты,
Где разливаются в пирах и мотовстве,
И где не воскресят клиенты-иностранцы
Прошедшего житья подлейшие черты.
Да и кому в Москве не зажимали рты
Обеды, ужины и танцы?
Не тот ли вы, к кому меня еще с пелен,
Для замыслов каких-то непонятных,
Дитёй возили на поклон?
Тот Нестор негодяев знатных,
Толпою окруженный слуг;
Усердствуя, они в часы вина и драки
И честь и жизнь его не раз спасали: вдруг
На них он выменил борзые три собаки.
Или вон тот еще, который для затей
На крепостной балет согнал на многих фурах
От матерей, отцов отторженных детей?!
Сам погружен умом в Зефирах и в Амурах,
Заставил всю Москву дивиться их красе!
Но должников не согласил к отсрочке:
Амуры и Зефиры все
Распроданы поодиночке!!
Вот те, которые дожили до седин!
Вот уважать кого должны мы на безлюдьи!
Вот наши строгие ценители и судьи!
Теперь пускай из нас один,
Из молодых людей, найдется — враг исканий,
Не требуя ни мест, ни повышенья в чин,
В науки он вперит ум, алчущий познаний;
К искусствам творческим, высоким и прекрасным,
Они тотчас: разбой! пожар!
И прослывет у них мечтателем! опасным!!—
Мундир! один мундир! Он в прежнем их быту
Когда-то укрывал, расшитый и красивый,
Их слабодушие, рассудка нищету;
И нам за ними в путь счастливый!
И в женах, дочерях — к мундиру та же страсть!
Я сам к нему давно ль от нежности отрекся?!
Теперь уж в это мне ребячество не впасть;
Но кто б тогда за всеми не повлекся?
Когда из гвардии, иные от двора
Сюда на время приезжали,—
Кричали женщины: ура!
И в воздух чепчики бросали!
Уж втянет он меня в беду.
Сергей Сергеич, я пойду,
И буду ждать вас в кабинете.
Стихи а судьи кто
АЛЕКСАНДР СЕРГЕЕВИЧ ГРИБОЕДОВ
Александр Сергеевич Грибоедов вошел в историю вольной русской поэзии комедией «Горе от ума». При жизни автора в печати появился лишь один отрывок из нее, значительно искаженный цензурой (в альманахе 1825 года «Русская Талия»). Тем не менее вся комедия сделалась известной за несколько лет до своего появления в печати.
Друг Грибоедова А. А. Жандр свидетельствовал, что уже летом и осенью 1824 года существовал ряд списков. (1) Комедия, по словам Т. П. Пассек, «сводила всех с ума, волновала всю Москву». (2). Декабрист Д. И. Завалишин сообщил, что в квартире А. И. Одоевского в Петербурге был организован своеобразный скрипторий, в котором комедия списывалась «под общую диктовку с подлинной рукописи Грибоедова». (3) О том же писал Д. А. Смирнов со слов ближайшего друга Грибоедова — А. А. Жандра: «У меня была под руками целая канцелярия; она списала „Горе от ума” и обогатилась, потому что требовали множество списков». (4)
В 1830 году Ф. В. Булгарин писал, что «ныне нет ни одного малого города, нет дома, где любят словесность, где б не было списка сей комедии, по несчастью, искаженного переписчиками». (5) Вскоре он же, со слов какого-то своего знакомого, указывал, что в России по рукам ходит более сорока тысяч списков комедии. (6)
Цифра обращающихся списков все время возрастала. В «Санкт-Петербургских ведомостях» 1857 года читаем: «Теперь едва ли не сотни тысяч манускриптов неподражаемой комедии рассеяны по русскому царству». (7)
Ниже воспроизводятся два отрывка комедии — монолог Чацкого («А судьи кто? ..») из второго действия и небольшой отрывок из третьего действия, встречающийся в списках отдельно. Он особенно любопытен в связи с типичной для николаевской эпохи, почти анекдотической историей.
В 1831 году землемер Пермской межевой конторы Кудрявцев переписал названый отрывок и по рассеянности забыл его на службе. Копия была найдена двумя другими чиновниками, тотчас же возбудившими дело. От Кудрявцева потребовали немедленного («не продолжая более одного дня») ответа по пяти вопросным пунктам (причем пункт четвертый был, в свою очередь, разбит на четыре подпункта). О характере вопросов дает понятие следующий текст. Межевая контора потребовала от Кудрявцева объяснить: «1. В каком смысле определяет он, будто бы учение есть чума и причина, что „нынче, пуще чем когда, безумных развелось людей, и дел, и мнений”. 2. Почему он себе дозволил, вопреки мудрому распоряжению правительства и всех здравомыслящих людей, уверять, что якобы „и впрямь с ума сойдешь от этих от одних пансионов, школ, лицеев”, ибо всеми благонамеренными людьми утверждено, что они есть рассадник образования, ума и нравственности, как ланкарточное обучение, благодетельное занятие упражняющихся в географии и прочих теоретических науках, служащих к счастию благоучрежденного государства. 3. Кто его уверил, или с какого поводу он дерзнул написать, что в Педагогическом С.-Петербургском институте „упражняются в расколах и безверьи профессора”, и говорить это тогда, когда небезызвестно ему, что в Педагогическом институте воспитывались начальники его: первый член Прутковский и второй — Корбелецкий, и какую он родню указывает, что будто бы, вышед из оного, может быть подмастерьем в аптеке; ибо в оный (институт) поступают только для окончания высших наук, и следовательно, таковым его выражением на чье лицо делает пасквильное порицание. » и т. д. Кудрявцеву пришлось писать объяснение, дело было передано начальством в Московскую межевую контору, которая лишь два года спустя, в 1833 году, оставила дело без последствий, очевидно разъяснив пермским грамотеям происхождение этого текста.
Вся эта история звучала настолько анекдотично, что читатели «Русской старины» заподозрили мистификацию. Публикатору А. П. Пятковскому пришлось напечатать в «Русской старине» (1874, № 1, С. 197—198) дополнительное объяснение и указать, что эти материалы были переданы ему В. Ф. Одоевским.
(1) См.: «А. С. Грибоедов в воспоминаниях современников». М., 1929. С, 274. Будущий лингвист Ф. И. Буслаев скопировал «Горе от ума» для себя в провинции (в Пензе), «не подозревая, что (рукопись) содержит в себе сочинение, запрещенное для печати» (Буслаев Ф. И. Мои воспоминания. М., 1897. С. 79).
(2) Пассек Т. П. Из дальних лет: Воспоминания. М., 1963. Т. 1. С. 238.
(3) Одоевский А. И. Воспоминания о Грибоедове // «Древняя и новая Россия». Спб., 1879. Т. 1. С. 314. О других списках, принадлежавших декабристам, см.: 0рлов В. Н. Грибоедов: Очерк жизни и творчества. М., 1954. С. 89—90.
(4) Цит. по изд.: «А. С. Грибоедов: Его жизнь и гибель в мемуарах современников». Л., 1929. С. 287.
(5) Булгарин Ф. В. Воспоминание о незабвенном Александре Сергеевиче Грибоедове // «Сын отечества и Сев. арх.». 1830, № 1. С. 13.
(6) Булгарин Ф. В. Русский театр // «Сев. пчела». 1831, 9 февр.
(7) Цит. по статье: Смирнов А. И. А. С. Грибоедов, его жизненная борьба и судьбы комедии его «Горе от ума» // «Варшавские университетские известия». 1895, т. 6. С. 52.
(8) «Рус. старина». 1874, № 1. С. 198; то же в качестве новинки: «Лит. наследство». 1946. Т. 46/47. С. 297—298.
ГОРЕ ОТ УМА
А судьи кто? — За древностию лет
К свободной жизни их вражда непримирима,
Сужденья черпают из забытых газет
Времен Очаковских и покоренья Крыма;
Всегда готовые к журьбе,
Поют всё песнь одну и ту же, Не замечая об себе:
Что старее, то хуже.
Где, укажите нам, отечества отцы,
Которых мы должны принять за образцы?
Не эти ли, грабительством богаты?
Защиту от суда в друзьях нашли, в родстве,
Великолепные соорудя палаты,
Где разливаются в пирах и мотовстве
И где не воскресят клиенты-иностранцы
Прошедшего житья подлейшие черты.
Да и кому в Москве не зажимали рты
Обеды, ужины и танцы?
Не тот ли вы, к кому меня еще с пелён
Для замыслов каких-то непонятных,
Дитёй возили на поклон?
Тот Нестор негодяев знатных,
Толпою окруженный слуг;
Усердствуя, они в часы вина и драки
И честь и жизнь его не раз спасали: вдруг
На них он выменял борзые три собаки.
Или вон тот еще? который для затей
На крепостной балет согнал на многих фурах
От матерей, отцов отторженных детей?!
Сам погружен умом в Зефирах и в Амурах,
Заставил всю Москву дивиться их красе!
Но должников не согласил к отсрочке:
Амуры и Зефиры все
Распроданы поодиночке.
Вот те, которые дожили до седин!
Вот уважать кого должны мы на безлюдьи!
Вот наши строгие ценители и судьи!
Теперь пускай из нас один,
Из молодых людей, найдется — враг исканий,
Не требуя ни мест, ни повышенья в чин,
В науки он вперит ум, алчущий познаний;
Или в душе его сам бог возбудит жар
К искусствам творческим, высоким и прекрасным, —
Они тотчас: разбой! пожар!
И прослывет у них мечтателем! опасным!!
Мундир! один мундир! он в прежнем их быту
Когда-то укрывал, расшитый и красивый,
Их слабодушие, рассудка нищету;
И нам за ними в путь счастливый.
И в женах, дочерях — к мундиру та же страсть!
Я сам к нему давно ль от нежности отрекся?!
Теперь уж в это мне ребячество не впасть,
Но кто б тогда за всеми не повлекся?
Когда из гвардии, иные от двора
Сюда на время приезжали, —
Кричали женщины: ура!
И в воздух чепчики бросали!
Ну вот! великая беда,
Что выпьет лишнее мужчина!
Ученье — вот чума, ученость — вот причина,
Что нынче, пуще чем когда,
Безумных развелось людей, и дел, и мнений.
Х л ё с т о в а
И впрямь с ума сойдешь от этих от одних
От пансионов, школ, лицеев, как бишь их,
Да от ланкарточных взаимных обучений.
Нет, в Петербурге Институт
Пе-да-го-гический, так, кажется, зовут:
Там упражняются в расколах и в безверьи
Профессоры!! — у них учился наш родня,
И вышел! хоть сейчас в аптеку, в подмастерье.
От женщин бегает, и даже от меня!
Чинов не хочет знать! Он химик, он ботаник,
Князь Федор, мой племянник.
С к а л о з у б
Я вас обрадую: всеобщая молва,
Что есть проект насчет лицеев, школ, гимназий;
Там будут лишь учить по-нашему: раз, два;
А книги сохранят так, для больших оказий.
Сергей Сергеич, нет. Уж коли зло пресечь:
Забрать все книги бы да сжечь.
З а г о р е ц к и й
(с кротостью)
Нет-с, книги книгам рознь. А если б, между нами,
Был ценсором назначен я,
На басни бы налег; ох! басни — смерть моя!
Насмешки вечные над львами! над орлами!
Кто что ни говори:
Хотя животные, а все-таки цари.
Х л ё с т о в а
Отцы мои, уж кто в уме расстроен,
Так всё равно, от книг ли, от питья ль;
А Чацкого мне жаль.
По-христиански так, он жалости достоин;
Был острый человек, имел душ сотни три.
А судьи КТО.
Здравствуйте, уважаемые друзья и коллеги. Представляю Вашему вниманию поэму “А судьи КТО. “. Основные выдержки и Авторские концепции из поэмы:
– Человек сам себе судья (своим действиям: Поступкам или проступкам). Автор называет этот суд промежуточным (средним);
– Высший Суд – Святой Дух, Он же Бог, который вправе осуждать Человеческие Души за какие-либо совершенные действия;
– Судить без буквы закона – неправомочно. Имеется в виду, что все люди играют в жизни определенные роли (в том числе, Судьи). Судья вправе судить Человека по букве закона, остальные-нет.
– Осуждая других, Вы оправдываете себя в пороках. Человеческое общество и живущие в нем Личности не идеальны, а потому судить кого-то, значит, пытаться оправдывать себя в порочности.
– Судят те, кто не могут/не хотят стать мастером своего дела. Настоящие профессионалы своего дела отдают предпочтение разуму и не размениваются на осуждения.
– Суд людской – не Истина, ввиду наличия субъективных и объективных обстоятельств, таких как (прав тот, у кого больше прав, намеренное сокрытие фактов расследование и.т.п)
– Главная причина неразумности осуждений – уникальность человеческой Души, т.к. никто не сможет примерить другую Душу на себе.
“Ну кто же судьи, судьи кто” –
Знакомо мне не понаслышке,
“А может быть, совсем никто” –
Сказал и взрослый, и мальчишка.
“А может быть, здесь хаос-царь,
Там где порядок лишь формален,
Коль нет, так кто же Государь,
Ведь Суд людской не актуален?”
Вопросы были, будут, есть,
Но от начал до самой тризны
Лишь Высший Суд-благая весть
Для черствых, нежных и капризных.
Для всех Людей без всяких “но”
Он идеален без сомнений.
Весы, что с надписью равно
И лик душевных откровений.
И только там все верно, друг,
Без смут и боли, и соблазна.
Там всех рассудят, и хапуг
Те, что вину поймут прекрасно.
А станут каяться, иль нет –
Покажет время и рассудит.
Где Высший Разум тет-а-тет –
Там Душу Ангелы разбудят.
Но а пока, что мы живем,
Вкушая благо в этом мире.
И под луной, и под дождем
Судить себя предстало в лире.
Ведь Человек повинен сам
В своем поступке недостойном
И, если совести на грамм,
То быть поклепу, смуте, войнам.
“Ну кто судья” – да Индивид,
А коль считает прав бесспорно,
То не заметив, осквернит,
Что утверждалось априорно
Святым Отцом для всех людей
И стало флагманом в пучине,
Без сердца, разума, Идей
Затмит тепло греховный иней.
Вот потому, есть два суда:
Где Высший уровень и средний,
И, если терпит Бог – года,
Самих себя судить намедни.
Судить без буквы закона – неправомочно
За все предстало отвечать,
За все Поступки и проступки,
Но, если есть тому Печать,
А без закона-суд Ваш хрупкий.
Он и не стоит ни гроша
Без прочих равных оправданий.
Мораль пускай и хороша,
Но все ль зависит от желаний?
Желанья разные у всех,
Они и схожи, и различны.
Порой они тот самых грех,
Что под ремарками “прилично”.
И, если час суда настал,
Судить лишь судьи правомочны.
Пусть Их вердикт еще не знал,
Что перед Разумом неточный.
Но Им за это отвечать
И за решенье, и за нравы,
И их не надо осуждать,
Пускай хоть Вы стократно правы.
Они играют свою роль,
А Вы свою на белом свете,
Ведь не поймет слугу король,
А короли за слуг в ответе.
Но не приемлем самосуд,
Ведь наше Общество-не хаос,
В нем Люди умные живут,
Не обезьяны и не страус.
Судья один, другого нет,
Но Им даются нам в подмогу
И тьма, и луч на стыках лет,
Чтоб размышляли понемногу
За что дается полумрак,
За что лучина в звездном лике,
Но восхитительный маяк
В кипящем море многоликий
Он и поможет и спасет,
Но только, если заслужили
И, если топит пламя лед
То не без кладези усилий,
А если ложно пламя, то
Перед искрящимся законом
Не вопрошайте “судьи кто?” –
Судья един под небосклоном.
Осуждая других, оправдываете себя в пороках.
Порочны все до одного,
И ссудный час не за горами,
Что ж осуждаем то Его
Покуда все мы грешны сами?
Что же пытаемся учить
Как надо действовать/не надо.
Горазды мы соотносить,
Но диспропорция по взгляду.
И, утверждая “он не прав”,
Забыли вставить “наше мненье”,
Ведь так загадочна и явь,
И птица счастья – вдохновенье.
К очам послушным и сырым
Туман приклеится моментом
От всех оков поможет Им
Та жизни капелька “argentum”.
Слова, как пыль, когда Исток
Лишь голословность без Идеи,
А осужденье “между строк” –
Не крик души “Учусь, радею”.
Не лезьте в очи никому,
Бревно в себе искать почетно,
И не менять лучи на тьму,
И пусть молва так всенародна,
Но от рождения порок,
Заноза в каждом грешном теле
И, осуждая, ты-игрок
Кричишь что лист кристально-белый.
Штрихи и тень издалека
Быть может, стала незаметной.
Но это только лишь пока
В накрывшей дымке предрассветной.
И, если ветер-суховей
Развеет смог без промедленья,
То явь покажется новей
И, как москит, былые пренья.
А на земле порочен всяк
И отрицать то, осуждая
Способен только лишь слабак,
Ничуть себя не утруждая.
Судят те, кто волей слабы,
Судят те, кто духом хил.
Чтобы Личность тихой сапой
Возвышать, добавив сил..
Но все это – понапрасну,
Ведь труды никчемны те,
Запрещающий, что красный
Не дает лететь к мечте.
Вот тогда – беды начало,
Дальше только слаще плод.
Потому что все нам мало
“Мол, артист не так поет. “
Ну а Вы-то чем известны
Дорогой любезный друг,
Если костью в горле песня
От тревоги, зол и вьюг?
Вы-то кто на этом свете,
Кто судьей Вас назначал? –
“Все видны соринки эти
От начала всех начал”.
Вы займитесь лучше делом
Чтоб добиться мастерства,
А все речи хрупким мелом –
Не бесценные Слова,
А такие, что сотрутся
Тряпкой мокрой ли, сухой,
Тенью праведной зовутся,
Но не правдой таковой.
И чем больше заблуждений
В целом Обществе людей –
Тем бесценнейших мгновений
И волшебных Орхидей
Меньше с каждым осужденьем,
Больше станет сорняков,
Свет грядущим поколеньям
Неразумный облик слов?
Мрак скорее или бездна,
Где есть вход, но скверен путь,
Осужденья бесполезны
Потому, что наша Суть,
Достигая результата
Не судить, а помогать,
Ведь наступит эта дата
Где предстало отвечать
За судейство и за крики,
За несдержанность и гнев,
К сожаленью, “повилику”
Узнаем лишь, в лужу сев.
Крепче станем духом, волей,
Взяв за флагман “не суди”,
Чтоб не сыпать в рану соли,
А желать, чтоб шли дожди (1)
(1) – в значении: чтобы смыть соль, насыпанную ранее кем-либо.
Суд людской – не Истина (субъективные и объективные обстоятельства)
Суд ли Истина? – Быть может,
Там где прав и виноват.
Но порой ведь всяк итожит
То, что он услышать рад.
То, чем он озолотится
Несмотря на свет и тьму
И, смотря надменно в лица,
Будто вторит “не пойму,
Я же прав, никак иначе,
У меня ведь больше прав.
Ну а Вы берите сдачу
Без листа законных глав”.
За собой не замечая
Только лживость без конца,
За него стоим у края,
Он как будто “без лица”.
Он уже себе не скажет
“Стоп, товарищ, тормоза”,
И властительством докажет
Что доказывать нельзя.
Потому и субъективен
Суд, что в обществе людском.
Зачастую, Он – фиктивен,
Загодя решив тайком
Как не с совестью блаженной
Отвергать скупое зло,
А как выгодой мгновенной
Потерять свое крыло.
Льется речь не в осужденье,
Для того, чтоб показать
Субъективность разных мнений:
“Два, один и три, и пять”.
Что же спорить неустанно,
Повторяя “сам дурак”,
По дороге жирной главной
Только Дух Святой-маяк.
Пусть и кочки, и ухабы,
Пусть неровность тут и там,
Но судить не надо, дабы,
Не судимыми быть нам.
Главная причина того, почему судить – неразумно
Не примерить чью-то Душу,
Как одежду на себе.
Почему же вторим “слушай,
Надо делать так тебе?”.
Почему же за другого
Не подумал тот язык,
Ведь своя у всех дорога
И Она не напрямик.
Душ так много на планете,
Все и сразу не понять,
То веселые, как дети,
То печалятся опять.
Но одно предельно ясно:
Уникальность – Их конек,
Из строки слагают басню,
Прожурчав, как ручеек.
Но не все открыты Миру,
И не все с лучом, увы.
Ожидают всех Их в лире
Толпы алчущей молвы.
А Они поют “на счастье”,
Плачут, если тяжело,
Браво борются со страстью,
Отвергая ложь и зло.
Жаль, не все Они способны
Свет во мраке подарить,
Но судить Вам Их, подобно
Всякий раз баклуши бить.
Потому, что Вы не вправе
Осуждать прохожий люд,
Если в этой бренной яви
Души Их Вас не зовут.
Вы не можете примерить,
Как одежду Души те
Оттого, и не проверить
Устремления к мечте.
И не стоят распыляться,
Понапрасну рассуждать,
Пусть в едином белом танце
Суждено Им прибывать..
Но и все-таки поймите
Нет аналогов у Них,
Разве что святые нити
Что отличны от иных.
Сколько б люди ни пытались
Осуждать других Людей,
Все ж, виновными остались
Без напутствий и Идей.
Сколько слов бы ни бросали,
А тем паче-глупых фраз,
Сколько б ни было регалий –
Права нет судить у Вас.
А проступок-преступленье
Богом посланный судья
Пусть рассудит без зазренья
Ты ли прав, а может я.
За вердикт всегда в ответе
Под просторами небес,
В Ветхом, Новом ли завете,
Суд имел особый Вес!
Он же высшего Порядка,
Он же Истина вовек.
Не получится украдкой
Обойти теченье рек.
Не получится с рожденья
Жить как хочется, друзья.
Даже с толикой забвенья
Осуждая, жить нельзя.
А тем более, от злости
И гнетущих скверных сил
“Перемыть другому кости”
Мол, не так живет и жил”.
Судьи мы на свете с Вами
Но не всех, а лишь себе,
Жизнь с барьерами-углами
Для любви дана тебе.
По такой ли шел дороге
Или путь избрал иной
Взвесит Высший Суд в итоге
Перед плачущей луной.
Высший разум свет умножит,
Зло нещадно истребит,
Осуждать/судить Он может,
Воспевая Главный Кит!