Стихи тургенева которые легко учатся

Короткие стихи Тургенева — легко учить

В дороге 0 (0)

Утро туманное, утро седое,
Нивы печальные, снегом покрытые,
Нехотя вспомнишь и время былое,
Вспомнишь и лица, давно позабытые.

Вспомнишь обильные страстные речи,
Взгляды, так жадно, так робко ловимые,
Первые встречи, последние встречи,
Тихого голоса звуки любимые.

Вспомнишь разлуку с улыбкою странной,
Многое вспомнишь родное далекое,
Слушая ропот колес непрестанный,
Глядя задумчиво в небо широкое.

Разлука 0 (0)

О разлука, разлука!
Как ты сердцу горька.
Терзает его скука,
Сожигает тоска!

Где бывалая сила?
Увы, где прежний я?
Меня ты разлюбила…
Но не кляну тебя!

Моя молитва 0 (0)

Молю тебя, мой бог! Когда
Моими робкими очами
Я встречу черные глаза
И, осененная кудрями,
К моей груди приляжет грудь,
О, дай мне силу оттолкнуть
От себя прочь очарованье.
Молю — да жгучее лобзанье
Поэта уст не осквернит
И гордый дух мой победит
Любви мятежной заклинанье.

Отсутствующими очами 0 (0)

Отсутствующими очами
Увижу я незримый свет,
Отсутствующими ушами
Услышу хор немых планет.
Отсутствующими руками
Без красок напишу портрет.
Отсутствующими зубами
Съем невещественный паштет,
И буду рассуждать о том
Несуществующим умом.

Что тебя я не люблю 0 (0)

Что тебя я не люблю —
День и ночь себе твержу.
Что не любишь ты меня —
С тихой грустью вижу я.
Что же я ищу с тоской,
Не любим ли кто тобой?
Отчего по целым дням
Предаюсь забытым снам?
Твой ли голос прозвенит —
Сердце вспыхнет и дрожит.
Ты близка ли — я томлюсь
И встречать тебя боюсь,
И боюсь и привлечен…
Неужели я влюблен.

Брожу над озером 0 (0)

Брожу над озером… туманны
Вершины круглые холмов,
Темнеет лес, и звучно-странны
Ночные клики рыбаков.

Полна прозрачной, ровной тенью
Небес немая глубина…
И дышит холодом и ленью
Полузаснувшая волна.

Настала ночь; за ярким, знойным,
О сердце! за тревожным днем,-
Когда же ты заснешь спокойным,
Пожалуй, хоть последним сном.

Луна плывет высоко над землею 0 (0)

Луна плывет высоко над землею
Меж бледных туч;
Но движет с вышины волной морскою
Волшебный луч.

Моей души тебя признало море
Своей луной…
И движется и в радости и в горе
Тобой одной…

Тоской любви, тоской немых стремлений
Душа полна…
Мне тяжело… но ты чужда смятений,
Как та луна.

Синица 0 (0)

Слышу я: звенит синица
Средь желтеющих ветвей;
Здравствуй, маленькая птица,
Вестница осенних дней!

Хоть грозит он нам ненастьем,
Хоть зимы он нам пророк —
Дышит благодатным счастьем
Твой веселый голосок.

В песенке твоей приветной
Слух пленен ужели ж мой
Лишь природы безответной
Равнодушною игрой?

Иль беспечно распевает
И в тебе охота жить —
Та, что людям помогает
Смерть и жизнь переносить?

Я долго стоял неподвижно 0 (0)

Я долго стоял неподвижно
И странные строки читал,
И очень мне дики казались
Те строки, что Фет написал.
Читал… что читал, я не помню,
Какой-то таинственный вздор;
Из рук моих выпала книга,
Не трогал ее я с тех пор.

Весенний вечер 0 (0)

Гуляют тучи золотые
Над отдыхающей землей;
Поля просторные, немые
Блестят, облитые росой;
Ручей журчит во мгле долины,
Вдали гремит весенний гром,
Ленивый ветр в листах осины
Трепещет пойманным крылом.

Молчит и млеет лес высокий,
Зеленый, темный лес молчит.
Лишь иногда в тени глубокой
Бессонный лист прошелестит.
Звезда дрожит в огнях заката,
Любви прекрасная звезда,
А на душе легко и свято,
Легко, как в детские года.

К чему твержу я стих унылый 0 (0)

К чему твержу я стих унылый,
Зачем, в полночной тишине,
Тот голос страстный, голос милый
Летит и просится ко мне,-

Зачем? огонь немых страданий
В ее душе зажег не я…
В ее груди, в тоске рыданий
Тот стон звучал не для меня.

Так для чего же так безумно
Душа бежит к ее ногам,
Как волны моря мчатся шумно
К недостижимым берегам?

Осенний вечер 0 (0)

Осенний вечер… Небо ясно,
А роща вся обнажена —
Ищу глазами я напрасно:
Нигде забытого листа
Нет — по песку аллей широких
Все улеглись — и тихо спят,
Как в сердце грустном дней далеких
Безмолвно спит печальный ряд.

«Осенний вечер» Тургенева

Зарисовка состояния природы в стихотворении Ивана Сергеевича Тургенева «Осенний вечер» — отражение его душевного состояния на тот момент.

Стихотворение написано в 1842 году. В эту пору его автору было 24 года, он завершал получение второго университетского образования, несколько лет прожил в Европе. В этот период он возвращается в Москву. Впрочем, весной он уже в Петербурге. Все это время он ведет переписку с молодежью семьи Бакуниных. Собственно, Татьяне Бакуниной и посвящено данное стихотворение. Она была чуть старше начинающего литератора, восхищалась его одаренностью. Наконец стало ясно, что И. Тургенев не готов связать свою жизнь с ней. Он уехал, но дружба и воспоминания остались. По жанру – пейзажная лирика, по размеру – ямб с перекрестной рифмовкой, деление на строфы отсутствует. Лирический герой – сам автор.

Интонация меланхоличная. Герой сразу обозначает время года и дня. Интересно, что, по имеющимся сведениям, стихотворение было написано весной 1842 года. Значит, почвой для положенных в его основу размышлений послужили воспоминания. Действительно, еще прошлой осенью казалось, что знакомство с Т. Бакуниной чуть ли не подарок судьбы. Однако спустя полгода он уже патетически прощался с ней как с сестрой и единственной понимающей его подругой. Несколько стихотворений да похожих по характеру на нее второстепенных героинь в прозе остались в творчестве писателя. В ту пору он был изрядным романтиком, позднее – чуть ли не посмеивался над всей этой историей. Здесь же он описывает сентиментальный этап их отношений, когда герой томился неизвестностью и сочинял возвышенные строки своей избраннице. Даже после расставания с облегчением – ему немного грустно. «Роща вся обнажена»: ушло все очарование осени. «Нигде забытого листа нет»: двойное отрицание, подчеркивающее меланхолию героя. «Все улеглись»: он чувствует себя одиноким, свои переживания – ненужными, нет утешения, поддержки. «Дней далеких»: прошел год, но кажется, что встречи в усадьбе Бакуниных были давным-давно, а может быть, и вовсе приснились ему. «Спит печальный ряд»: ассоциация с рядом надгробий. Олицетворения: обнажена, спят. Сравнение: как в сердце. Метафора: спит ряд дней. Эпитеты: забытого, безмолвно.

И. Тургенев в зрелые годы относился к поэтическим опытам молодости скептически. Однако «Осенний вечер» — одна из творческих удач того времени.

Разгадка 0 (0)

Как приливала к сердцу
Вся кровь в груди моей,
Когда в меня вперялись
Лучи твоих очей!

Мне долго непонятен
Был их язык немой…
Искал его значенья
Я с страхом и тоской…

Вдруг все сомненья пали
И страх навек затих…
Мой ангел, всё я понял
В один блаженный миг!

Когда с тобой расстался я 0 (0)

Когда с тобой расстался я —
Я не хочу таить,
Что я тогда любил тебя,
Как только мог любить.

Но нашей встрече я не рад.
Упорно я молчу —
И твой глубокий, грустный взгляд
Понять я не хочу.

И все толкуешь ты со мной
О милой стороне.
Но то блаженство, боже мой,
Теперь так чуждо мне!

Поверь: с тех пор я много жил,
И много перенёс…
И много радостей забыл,
И много глупых слёз.

Стихи короткие Ивана Тургенева

• E-mail: cultrf@mkrf.ru
• Обратная связь
• Нашли опечатку? Ctrl+Enter

• Подписался на пуш-уведомления, но предложение появляется каждый день
• Хочу первым узнавать о новых материалах и проектах портала «Культура.РФ»
• Мы — учреждение культуры и хотим провести трансляцию на портале «Культура.РФ». Куда нам обратиться?
• Нашего музея (учреждения) нет на портале. Как его добавить?
• Как предложить событие в «Афишу» портала?
• Нашел ошибку в публикации на портале. Как рассказать редакции?

Мы используем на портале файлы cookie, чтобы помнить о ваших посещениях. Если файлы cookie удалены, предложение о подписке всплывает повторно. Откройте настройки браузера и убедитесь, что в пункте «Удаление файлов cookie» нет отметки «Удалять при каждом выходе из браузера».

Подпишитесь на нашу рассылку и каждую неделю получайте обзор самых интересных материалов, специальные проекты портала, культурную афишу на выходные, ответы на вопросы о культуре и искусстве и многое другое. Пуш-уведомления оперативно оповестят о новых публикациях на портале, чтобы вы могли прочитать их первыми.

Если вы планируете провести прямую трансляцию экскурсии, лекции или мастер-класса, заполните заявку по нашим рекомендациям. Мы включим ваше мероприятие в афишу раздела «Культурный стриминг», оповестим подписчиков и аудиторию в социальных сетях. Для того чтобы организовать качественную трансляцию, ознакомьтесь с нашими методическими рекомендациями. Подробнее о проекте «Культурный стриминг» можно прочитать в специальном разделе.

Электронная почта проекта: stream@team.culture.ru

Вы можете добавить учреждение на портал с помощью системы «Единое информационное пространство в сфере культуры»: all.culture.ru. Присоединяйтесь к ней и добавляйте ваши места и мероприятия в соответствии с рекомендациями по оформлению. После проверки модератором информация об учреждении появится на портале «Культура.РФ».

В разделе «Афиша» новые события автоматически выгружаются из системы «Единое информационное пространство в сфере культуры»: all.culture.ru. Присоединяйтесь к ней и добавляйте ваши мероприятия в соответствии с рекомендациями по оформлению. После подтверждения модераторами анонс события появится в разделе «Афиша» на портале «Культура.РФ».

Если вы нашли ошибку в публикации, выделите ее и воспользуйтесь комбинацией клавиш Ctrl+Enter. Также сообщить о неточности можно с помощью формы обратной связи в нижней части каждой страницы. Мы разберемся в ситуации, все исправим и ответим вам письмом.

Иван Тургенев
Стихи

Вечер. Дума

В отлогих берегах реки дремали волны;
Прощальный блеск зари на небе догорал;
Сквозь дымчатый туман вдали скользили челны –
И, грустных дум и странных мыслей полный,
На берегу безмолвный я стоял.

Маститый царь лесов, кудрявой головою
Склонился старый дуб над сонной гладью вод;
Настал тот дивный час молчанья и покою,
Слиянья ночи с днем и света с темнотою,
Когда так ясен неба свод.

Всё тихо: звука нет! всё тихо: нет движенья!
Везде глубокий сон – на небе, на земле;
Лишь по реке порой минутное волненье:
То ветра вздох; листа неслышное паденье;
Везде покой – но не в моей душе.

Да, понял я, что в этот час священный
Природа нам дает таинственный урок –
И голос я внимал в душе моей смущенной,
Тот голос внутренний, святой и неизменный,
Грядущего таинственный пророк.

Кругом (так я мечтал) всё тихо, как в могиле;
На всё живущее недвижность налегла;
Заснула жизнь; природы дремлют силы –
И мысли чудные и странные будила
В душе моей той ночи тишина.

Что если этот сон – одно предвозвещанье
Того, что ждет и нас, того, что будет нам!
Здесь света с тьмой – там радостей, страданий

С забвением и смертию слиянье:
Здесь ночь и мрак – а там? что будет там?

В моей душе тревожное волненье:
Напрасно вопрошал природу взором я;
Она молчит в глубоком усыпленье –
И грустно стало мне, что ни одно творенье
Не в силах знать о тайнах бытия.

К Венере Медицейской

Богиня красоты, любви и наслажденья!
Давно минувших дней, другого поколенья
Пленительный завет!
Эллады пламенной любимое созданье,
Какою негою, каким очарованьем
Твой светлый миф одет!

Не наше чадо ты! Нет, пылким детям Юга
Одним дано испить любовного недуга
Палящее вино!
Созданьем выразить душе родное чувство
В прекрасной полноте изящного искусства
Судьбою им дано!

Но нам их бурный жар и чужд и непонятен;
Язык любви, страстей нам более не внятен;
Душой увяли мы.
Они ж, беспечные, три цели знали в жизни:
Пленялись славою, на смерть шли за отчизну,
Всё забывали для любви.

В роскошной Греции, оливами покрытой,
Где небо так светло, там только, Афродита,
Явиться ты могла,
Где так роскошно Кипр покоится на волнах,
И где таким огнем гречанок стройных полны
Восточные глаза!

Как я люблю тот вымысел прекрасный!
Был день; земля ждала чего-то; сладострастно
К равнине водяной
Припал зефир: в тот миг таинственный и нежный
Родилась Красота из пены белоснежной –
И стала над волной!

И говорят, тогда, в томительном желанье,
К тебе, как будто бы ища твоих лобзаний,
Нагнулся неба свод;
Зефир тебя ласкал эфирными крылами;
К твоим ногам, почтительно, грядами
Стремилась бездна вод!

Тебя приял Олимп! Плененный грек тобою
И неба и земли назвал тебя душою,
Богиня красоты! [1]
Прекрасен был твой храм – в долине сокровенной
Ветвями тополя и мирта осененный,
В сиянии луны,

Когда хор жриц твоих (меж тем как фимиама
Благоуханный дым под белый купол храма
Торжественно летел,
Меж тем как тайные свершались возлиянья)
На языке родном, роскошном, как лобзанье,
Восторга гимны пел!

Уже давно во прах твои упали храмы;
Умолкли хоры дев; дым легкий фимиама
Развеяла гроза.
Сын знойной Азии рукою дерзновенной
Разбил твой нежный лик, и грек изнеможенный
Не защитил тебя!

Но снова под резцом возникла ты, богиня!
Когда в последний раз, как будто бы святыни
Трепещущим резцом
Коснулся Пракситель до своего созданья,
Проснулся жизни дух в бесчувственном ваянье
Стал мрамор божеством!

И снова мы к тебе стекаемся толпами;
Молчание храня, с поднятыми очами,
Любуемся тобой;
Ты снова царствуешь! Сынов страны далекой,
Ты покорила их пластической, высокой –
Своей бессмертной красотой!

Баллада

Перед воеводой молча он стоит;
Голову потупил – сумрачно глядит.

С плеч могучих сняли бархатный кафтан;
Кровь струится тихо из широких ран.

Скован по ногам он, скован по рукам:
Знать, ему не рыскать ночью по лесам!

Думает он думу – дышит тяжело:
Плохо. видно, время доброе прошло.

«Что́, попался, парень? Долго ж ты гулял!
Долго мне в тенёта волк не забегал!

Что же приумолк ты? Слышал я не раз –
Песенки ты мастер петь в веселый час;

Ты на лад сегодня вряд ли попадешь…
Завтра мы услышим, как ты запоешь».

Взговорил он мрачно: «Не услышишь, нет!
Завтра петь не буду – завтра мне не след;

Завтра умирать мне смертию лихой;
Сам ты запоешь, чай, с радости такой.

Мы певали песни, как из леса шли –
Как купцов с товаром мы в овраг вели…

Ты б нас тут послушал – ладно пели мы;
Да не долго песней тешились купцы…

Да еще певал я – в домике твоем;
Запивал я песни – всё твоим вином;

Заедал я чарку – барскою едой;
Целовался сладко – да с твоей женой».

Старый помещик

Вот и настал последний час…
Племянник, слушай старика.
Тебя я бранивал не раз
И за глазами и в глаза:
Я был брюзглив – да как же быть!
Не научился я любить…
Ты дядю старого прости,
Казну, добро себе возьми,
А как уложишь на покой,
Не плачь; ступай, махни рукой!

И я был молод, ел и пил,
И красных девушек ласкал,
И зайцев сотнями травил,
С друзьями буйно пировал…
Бывало, в город еду я –
Купцы бегут встречать меня…
Я первым славился бойцом
И богачом, и молодцом.
Богатство всё перевелось –
Да что. любить не довелось!

И сам не знаю отчего:
Не то, чтоб занят был другим –
Иль время скоро так прошло…
Но только не был я любим –
И не любил; зато тоска
Грызет и давит старика –
И в страшный час, последний час,
Ты видишь – слезы льют из глаз:
Мне эти слезы жгут лицо,
И стыдно мне и тяжело…

Ах, Ваня, Ваня! что мне в том,
Что я деньжонок накопил,
Что церковь выстроил и дом:
Я не любим, я не любил!
Что в деньгах мне? Возьмите всё
Добро последнее мое –
Да лишь бы смерть подождала
И насладиться мне дала…
Ах, дайте страсть узнать и жизнь –
И я умру без укоризн!

Я грешник, Ваня. Мне бы след
Теперь подумать и о том,
Как богу в жизни дать ответ,
Послать бы надо за попом…
Но всё мерещится – вот, вот
Ко мне красавица идет…
Я слышу робкий шум шагов
И страстный лепет милых слов,
И в голове моей седой
Нет места мысли неземной.

Я худо вижу… Смерть близка…
Ну, жизнь бесплодная, прощай!
Ох, Ваня! страшная тоска…
Родимый, руку мне подай…
Смотри же, детям расскажи,
Что дед их умер от тоски,
Что он терзался и рыдал,
Что тяжело он умирал –
Как будто грешный человек,
Хоть он и честно прожил век.

Похищение

Конь мой ржет и бьет копытом…
Мне напомнил он о ней –
О блаженстве позабытом
Быстрых, пламенных очей.
Ах, пора, пора былая.
Мне не спится… ночь глухая…
Душно мне – и вскрикнул я:
«Эй! седлайте мне коня!
Спите сами, если спится,
А мне дома не сидится».

Стали тучи над луною,
Дремлют бледные поля;
Скачет, скачет предо мною
Тень огромная моя.
Лес как будто сном забылся –
Хоть бы лист зашевелился…
Я на гриву лег лицом,
Осенил себя крестом,
Тихомолком попеваю
Да былое вспоминаю.

Вот и домик – стук в окошко…
«Ты ли, милый?» – «Встань, душа;
Поболтай со мной немножко,
Как в бывалые года́.
Если ж хочешь, молви слово:
Дома комната готова;
Ночь туманна и темна,
Лошадь добрая сильна;
Посмеемся и поплачем –
Хоть поплачем, да ускачем!»

Дверь скрипнула… «Милый, милый,
Наконец вернулся ты!
Иль узнал, что разлучили
Нас с тобою клеветы?
Я невинна…» – «Ах, не знаю!
За тобой я приезжаю;
Ты виновна или нет –
Без тебя мне тошен свет…
И забыть тебя старался,
Думал, думал – да примчался».

Как она была прекрасна.
Мы пустились в дальний путь…
Как она склонялась страстно
Головой ко мне на грудь!
Я берег ее так нежно –
Сердце билось так мятежно…
Всё так тихо, чудно спит,
Лошадь весело бежит;
И, как ветра слабый ропот,
Милых слов я слышу шёпот:

«Без тебя меня родные
Выдать замуж собрались.
Я рыдала… Братья злые
Погубить меня клялись.
Ка́к тебя я дожидалась!
Жениха ка́к я боялась!
Вдруг привстанет да зевнет,
Белым усом поведет,
Щеки толстые надует,
Подойдет да поцелует…»

Я дыханьем грел ей руки,
Целовал ее в глаза:
«Позабудь былые муки
И былого жениха!
Разочтутся с ним родные…
А усы его седые
Срежу шашкою кривой
Вместе с глупой головой!
Сторож, сторож, отворяй-ка!
К вам приехала хозяйка».

«Заметила ли ты, о друг мой молчаливый…»

Заметила ли ты, о друг мой молчаливый,
О мой забытый друг, о друг моей весны,
Что в каждом дне есть миг глубокой, боязливой,
Почти внезапной тишины?

И в этой тишине есть что-то неземное,
Невыразимое… душа молчит и ждет:
Как будто в этот миг всё страстное, живое
О смерти вспомнит и замрет.

О, если в этот миг невольною тоскою
Стеснится грудь твоя и выступит слеза…
Подумай, что стою я вновь перед тобою,
Что я гляжу тебе в глаза.

Любовь погибшую ты вспомни без печали;
Прошедшему, мой друг, предаться не стыдись…
Мы в жизни хоть на миг друг другу руки дали,
Мы хоть на миг с тобой сошлись.

Стихотворения в прозе — Тургенев И.С.

I. Senilia

К читателю

Доб­рый мой чита­тель, не про­бе­гай этих сти­хо­тво­ре­ний спод­ряд: тебе, веро­ятно, скучно ста­нет – и книга выва­лится у тебя из рук. Но читай их враз­дробь: сего­дня одно, зав­тра дру­гое, – и кото­рое-нибудь из них, может быть, заро­нит тебе что-нибудь в душу.

Деревня

Послед­ний день июня месяца; на тысячу верст кру­гом Рос­сия – род­ной край.

Ров­ной сине­вой залито все небо; одно лишь облачко на нем – не то плы­вет, не то тает. Без­вет­рие, теп­лынь… воз­дух – молоко парное!

Жаво­ронки зве­нят; вор­куют зоба­стые голуби; молча реют ласточки; лошади фыр­кают и жуют; собаки не лают и стоят, смирно пови­ли­вая хвостами.

И дым­ком-то пах­нет, и тра­вой – и дег­тем маленько – и маленько кожей. Коноп­ля­ники уже вошли в силу и пус­кают свой тяже­лый, но при­ят­ный дух.

Глу­бо­кий, но поло­гий овраг. По бокам в несколько рядов голо­ва­стые, книзу исщеп­лен­ные ракиты. По оврагу бежит ручей; на дне его мел­кие камешки словно дро­жат сквозь свет­лую рябь. Вдали, на конце-крае земли и неба – сине­ва­тая черта боль­шой реки.

Вдоль оврага – по одной сто­роне опрят­ные амбар­чики, кле­тушки с плотно закры­тыми две­рями; по дру­гой сто­роне пять-шесть сос­но­вых изб с тесо­выми кры­шами. Над каж­дой кры­шей высо­кий шест скво­реч­ницы; над каж­дым кры­леч­ком вырез­ной желез­ный кру­то­гри­вый конек. Неров­ные стекла окон отли­вают цве­тами радуги. Кув­шины с буке­тами нама­ле­ваны на став­нях. Перед каж­дой избой чинно стоит исправ­ная лавочка; на зава­лин­ках кошки свер­ну­лись клу­боч­ком, насто­ро­жив про­зрач­ные ушки; за высо­кими поро­гами про­хладно тем­неют сени.

Я лежу у самого края оврага на разо­стлан­ной попоне; кру­гом целые вороха только что ско­шен­ного, до истомы души­стого сена. Догад­ли­вые хозя­ева раз­бро­сали сено перед избами: пусть еще немного посох­нет на при­пеке, а там и в сарай! То-то будет спать на нем славно!

Кур­ча­вые дет­ские головки тор­чат из каж­дого вороха; хох­ла­тые курицы ищут в сене мошек да бука­шек; бело­гу­бый щенок барах­та­ется в спу­тан­ных былинках.

Русо­куд­рые парни, в чистых, низко под­по­я­сан­ных руба­хах, в тяже­лых сапо­гах с ото­роч­кой, пере­ки­ды­ва­ются бой­кими сло­вами, опер­шись гру­дью на отпря­жен­ную телегу, – зубоскалят.

Из окна выгля­ды­вает круг­ло­ли­цая молодка; сме­ется не то их сло­вам, не то возне ребят в нава­лен­ном сене.

Дру­гая молодка силь­ными руками тащит боль­шое мокрое ведро из колодца… Ведро дро­жит и кача­ется на веревке, роняя длин­ные огни­стые капли.

Передо мной стоит ста­руха хозяйка в новой клет­ча­той паневе, в новых котах.

Круп­ные дутые бусы в три ряда обви­лись вокруг смуг­лой худой шеи; седая голова повя­зана жел­тым плат­ком с крас­ными кра­пин­ками; низко навис он над потуск­нев­шими глазами.

Но при­вет­ливо улы­ба­ются стар­че­ские глаза; улы­ба­ется все мор­щи­ни­стое лицо. Чай, седь­мой деся­ток дожи­вает ста­рушка… а и теперь еще видать: кра­са­вица была в свое время!

Рас­то­пы­рив заго­ре­лые пальцы пра­вой руки, дер­жит она гор­шок с холод­ным несня­тым моло­ком, прямо из погреба; стенки горшка покрыты росин­ками, точно бисе­ром. На ладони левой руки ста­рушка под­но­сит мне боль­шой ломоть еще теп­лого хлеба: кушай, мол, на здо­ро­вье, заез­жий гость!

Петух вдруг закри­чал и хло­пот­ливо захло­пал кры­льями; ему в ответ, не спеша, про­мы­чал запер­той теленок.

– Ай да овес! – слы­шится голос моего кучера.

О, доволь­ство, покой, избы­ток рус­ской воль­ной деревни! О, тишь и благодать!

И дума­ется мне: к чему нам тут и крест на куполе Свя­той Софии в Царь-Граде и все, чего так доби­ва­емся мы, город­ские люди?

Разговор

Ни на Юнг­фрау, ни на Фин­сте­ра­ар­горне еще не бывало чело­ве­че­ской ноги.

Вер­шины Альп… Целая цепь кру­тых усту­пов… Самая серд­це­вина гор.

Над горами бледно-зеле­ное, свет­лое, немое небо. Силь­ный, жест­кий мороз; твер­дый, искри­стый снег; из-под снегу тор­чат суро­вые глыбы обле­де­не­лых, обвет­рен­ных скал.

Две гро­мады, два вели­кана взды­ма­ются по обеим сто­ро­нам небо­склона: Юнг­фрау и Финстерааргорн.

И гово­рит Юнг­фрау соседу:

– Что ска­жешь нового? Тебе вид­ней. Что там внизу?

Про­хо­дят несколько тысяч лет – одна минута.

И гро­хо­чет в ответ Финстерааргорн:

– Сплош­ные облака засти­лают землю… Погоди!

Про­хо­дят еще тыся­че­ле­тия – одна минута.

– Ну, а теперь? – спра­ши­вает Юнгфрау.

– Теперь вижу; там внизу все то же: пестро, мелко. Воды синеют; чер­неют леса; сереют груды ску­чен­ных кам­ней. Около них все еще копо­шатся козявки, зна­ешь, те дву­ножки, что еще ни разу не могли осквер­нить ни тебя, ни меня.

Про­хо­дят тысячи лет – одна минута.

– Ну, а теперь? – спра­ши­вает Юнгфрау.

– Как будто меньше видать козя­вок, – гре­мит Фин­сте­ра­ар­горн. – Яснее стало внизу; сузи­лись воды; поре­дели леса.

Про­шли еще тысячи лет – одна минута.

– Что ты видишь? – гово­рит Юнгфрау.

– Около нас, вблизи, словно про­чи­сти­лось, – отве­чает Фин­сте­ра­ар­горн, – ну, а там, вдали, по доли­нам есть еще пятна и шеве­лится что-то.

– А теперь? – спра­ши­вает Юнг­фрау спу­стя дру­гие тысячи лет – одну минуту.

– Теперь хорошо, – отве­чает Фин­сте­ра­ар­горн, – опрятно стало везде, бело совсем, куда ни глянь… Везде наш снег, ров­ный снег и лед. Застыло все. Хорошо теперь, спокойно.

– Хорошо, – про­мол­вила Юнг­фрау. – Однако довольно мы с тобой побол­тали, ста­рик. Пора вздремнуть.

Спят гро­мад­ные горы; спит зеле­ное свет­лое небо над навсе­гда замолк­шей землей.

Старуха

Я шел по широ­кому полю, один.

И вдруг мне почу­ди­лись лег­кие, осто­рож­ные шаги за моей спи­ною… Кто-то шел по моему следу.

Я огля­нулся – и уви­дал малень­кую, сгорб­лен­ную ста­рушку, всю заку­тан­ную в серые лох­мо­тья. Лицо ста­рушки одно вид­не­лось из-под них: жел­тое, мор­щи­ни­стое, вост­ро­но­сое, без­зу­бое лицо.

Я подо­шел к ней… Она остановилась.

– Кто ты? Чего тебе нужно? Ты нищая? Ждешь милостыни?

Ста­рушка не отве­чала. Я накло­нился к ней и заме­тил, что оба глаза у ней были застланы полу­про­зрач­ной, бело­ва­той пере­пон­кой, или пле­вой, какая бывает у иных птиц: они защи­щают ею свои глаза от слиш­ком яркого света.