Высоцкий стихи я понимаю как смешно

Высоцкий стихи я понимаю как смешно

Я всегда ищу в людях только хорошее. Плохое они сами покажут

Я не люблю, когда на половину
Или когда прервали разговор.
Я не люблю, когда стреляют в спину,
Я также против выстрелов в упор.
Я ненавижу сплетни в виде версий,
Червей сомненья, почестей иглу,
Или, когда всё время против шерсти,
Или, когда железом по стеклу.
Я не люблю уверенности сытой,
Уж лучше пусть откажут тормоза!
Досадно мне, что слово»честь»забыто
И что в чести наветы за глаза.
Когда я вижу сломаные крылья,
Нет жалости во мне и неспроста-
… показать весь текст …

Маски

Смеюсь навзрыд среди кривых зеркал,
Меня, должно быть, ловко разыграли:
Крючки носов и до ушей оскал —
Как на венецианском карнавале

Что делать мне? Бежать, да поскорей?
А может, вместе с ними веселиться?
Надеюсь я — под маскою зверей
У многих человеческие лица.

Все в масках, париках — все, как один.
Кто сказочен, а кто — литературен.
Сосед мой справа — грустный арлекин,
Другой палач, а каждый третий — дурень.
… показать весь текст …

Красивых любят чаще и прилежней,
Веселых любят меньше, но быстрей.
И молчаливых любят, только реже,
Зато уж если любят, то сильней.

Нас всегда заменяют другими,
Что-бы мы не мешали вранью.

« При знакомстве я всегда вижу в человеке только хорошее.
Пока сам человек не докажет обратное.»

И вновь отправляю я поезд по миру. Я рук не ломаю, навзрыд не кричу. И мне не навяжут чужих пассажиров — Сажаю в свой поезд кого захочу…

В этом мире я ценю только верность. Без этого ты никто и у тебя нет никого. В жизни это единственная валюта, которая никогда не обесценится.

О нашей встрече что там говорить! —
Я ждал её, как ждут стихийных бедствий, —
Но мы с тобою сразу стали жить,
Не опасаясь пагубных последствий.

Я сразу сузил круг твоих знакомств,
Одел, обул и вытащил из грязи, —
Но за тобой тащился длинный хвост —
Длиннющий хвост твоих коротких связей.

Потом, я помню, бил друзей твоих:
Мне с ними было как-то неприятно, —
Хотя, быть может, были среди них
Наверняка отличные ребята.
… показать весь текст …

Здесь лапы у елей дрожат на весу
Здесь птицы щебечут тревожно,
Живешь в заколдованном диком лесу,
Откуда уйти невозможно,
Пусть черемухи сохнут бельем на ветру,
Пусть дождем опадают сирени,
Все равно я отсюда тебя заберу,
Во дворец, где играют свирели,
Твой мир колдунами на тысячи лет,
Укрыт от меня и от света,
И думаешь ты, что прекраснее нет,
Чем лес заколдованный этот,
Пусть на листьях не будет росы по утру,
Пусть луна с небом пасмурным в ссоре,
… показать весь текст …

Ну, о чём с тобою говорить!
Всё равно ты порешь ахинею.
Лучше я пойду к ребятам пить,
У ребят есть мысли поважнее.
У ребят серьёзный разговор —
Например, о том, кто пьёт сильнее.
У ребят широкий кругозор —
От ларька до нашей бакалеи.

Никогда не суди с первого взгляда ни о собаке, ни о человеке. Потому что, простая дворняга… может иметь добрейшую душу, а человек приятной наружности … может оказаться редкой сволочью…

возвращаются все, кроме лучших друзей,
кроме самых любимых и преданных женщин.
возвращаются все,
кроме тех,
кто нужней. ©

Подумаешь — с женой не очень ладно,
Подумаешь — неважно с головой,
Подумаешь — ограбили в парадном, —
Скажи еще спасибо, что — живой!

Ну что ж такого — мучает саркома,
Ну что ж такого — начался запой,
Ну что ж такого — выгнали из дома, —
Скажи еще спасибо, что — живой!

Плевать — партнер по покеру дал дуба,
Плевать, что снится ночью домовой,
Плевать — в «Софии» выбили два зуба, —
Скажи еще спасибо, что — живой!
… показать весь текст …

Если отвернутся, значит недостаточно любили.

Не покупают никакой еды —
Все экономят вынужденно деньги:
Холера косит стройные ряды,
Но люди вновь смыкаются в шеренги.

Закрыт Кавказ, «горит» Аэрофлот,
И в Астрахани лихо жгут арбузы.
Но от станка рабочий не уйдёт,
И крепнут всё равно здоровья узы.

Убытки терпит целая страна,
Но вера есть, всё зиждется на вере, —
Объявлена смертельная война
Одной несчастной, бедненькой холере.
… показать весь текст …

— Что бы ты подарил любимому человеку, если бы был всемогущ?!
— Ещё одну жизнь.

ФИЛОСОФИЯ ЖИЗНИ.

..
Все зависит в мире оном
От тебя от самого:
Хочешь — можешь стать Буденным,
Хочешь — лошадью его!
.

КОГДА ТЕБЕ БОЛЬНО.

…когда люди причиняют тебе боль снова и снова, то думай о них как о наждачной бумаге. они могут задевать тебя и немного ранить, но в конце концов ты будешь отполирован до идеального состояния, а от них не будет никакого толку.

Жаль, что в моем окружении нет сумасшедших людей, которые поедут в 5 утра пить кофе или позвонят и скажут выходи я под домом, зато дерьма полно.

Mы живём в мире, где улыбка уже не значит хорошее отношение к тебе. Где поцелуи совсем не значат чувства. Где признания не значат любовь. Где каждый одинок и никто не старается это изменить. Где слова теряют всякий смысл, потому что несут ложь.

красивых любят чаще и прилежней, веселых любят меньше, но быстрей, — и молчаливых любят, только реже, зато уж если любят, то сильней.

БАЛЛАДА О БОРЬБЕ
.
Средь оплывших свечей и вечерних молитв,
Средь военных трофеев и мирных костров
Жили книжные дети, не знавшие битв,
Изнывая от детских своих катастроф.
.
Детям вечно досаден
Их возраст и быт —
И дрались мы до ссадин,
До смертных обид.
Но одежды латали
Нам матери в срок,
Мы же книги глотали,
… показать весь текст …

Высоцкий стихи я понимаю как смешно

* * *
Бродят
по свету люди
разные,
Грезят
они о чуде —
Будет
или не будет!

Стук —
и в этот вечер
Вдруг
тебя замечу,-
Вот и чудо!

Скачет
по небу всадник —
облако,
Плачет
дождем и градом,-
Значит,
на землю надо.

Здесь
чудес немало
Есть —
звезда упала,-
Вот и чудо!

Знаешь!
Я с чудесами —
запросто:
Хочешь,
моргни глазами —
Тотчас
под небесами!

Я
заклятье знаю —
Ну,
скажи: «Желаю»,-
Вот и чудо!

* * *
А мы живем в мертвящей пустоте,-
Попробуй надави — так брызнет гноем,-
И страх мертвящий заглушаем воем —
И те, что первые, и люди, что в хвосте.

И обязательные жертвоприношенья,
Отцами нашими воспетые не раз,
Печать поставили на наше поколенье —
Лишили разума и памяти и глаз.

* * *
В голове моей тучи безумных идей —
Нет на свете преград для талантов!
Я под брюхом привыкших теснить лошадей
Миновал верховых лейтенантов.

. Разъярялась толпа, напрягалась толпа,
Нарывалась толпа на заслоны —
И тогда становилась толпа «на попа»,
Извергая проклятья и стоны.

Дома я раздражителен, резок и груб,-
Домочадцы б мои поразились,
Увидав, как я плакал, взобравшись на круп,-
Контролеры — и те прослезились.

Столько было в тот миг в моем взгляде на мир
Безотчетной, отчаянной прыти,
Что, гарцуя на сером коне, командир
Удивленно сказал: «Пропустите!»

Он, растрогавшись, поднял коня на дыбы —
Аж нога ускользнула из стремя.
Я пожал ему ногу, как руку судьбы,-
Ах, живем мы в прекрасное время!

Серый конь мне прощально хвостом помахал,
Я пошел — предо мной расступились;
Ну, а мой командир на концерт поскакал
Музыканта с фамилией Гилельс.

Я свободное место легко отыскал
После вялой незлой перебранки,-
Всё не сгонят — не то что, когда посещал
Пресловутый Театр на Таганке.

Тесно здесь, но тепло — вряд ли я простужусть,
Здесь единство рядов — в полной мере!
Вот уже я за термосом чьим-то тянусь —
В нем напиток «кровавая Мэри».

Вот сплоченность-то где, вот уж где коллектив,
Вот отдача где и напряженье!
Все болеют за нас — никого супротив,-
Монолит — без симптомов броженья!

Меня можно спокойно от дел отстранить,
Робок я перед сильными, каюсь,-
Но нельзя меня силою остановить,
Когда я на футбол прорываюсь!

* * *
Вот я вошел, и дверь прикрыл,
И показал бумаги,
И так толково объяснил
Зачем приехал в лагерь.

Начальник — как уключина,-
Скрипит — и ни в какую!
«В кино мне роль поручена,-
Опять ему толкую,-

И вот для изучения —
Такое ремесло —
Имею направление!
Дошло теперь?» — «Дошло!

Вот это мы приветствуем,-
Чтоб было, как с копирки,
Вам хорошо б — под следствием
Полгодика в Бутырке!

Чтоб ощутить затылочком,
Что чуть не расстреляли,
Потом — по пересылочкам,-
Тогда бы вы сыграли. «

Внушаю бедолаге я
Настойчиво, с трудом:
«Мне нужно — прямо с лагеря —
Не бывши под судом!»

«Да вы ведь знать не знаете,
За что вас осудили,-
Права со мной качаете —
А вас еще не брили!»

«Побреют!- рожа сплющена!-
Но все познать желаю,
А что уже упущено —
Талантом наверстаю!»

«Да что за околесица,-
Опять он возражать,-
Пять лет в четыре месяца —
Экстерном, так сказать. «

Он даже шаркнул мне ногой —
Для секретарши Светы:
«У нас, товарищ дорогой,
Не университеты!

У нас не выйдет с кондачка,
Из ничего — конфетка:
Здесь — от звонка и до звонка,-
У нас не пятилетка!

Так что, давай-ка ты, валяй —
Какой с артиста толк!-
У нас своих хоть отбавляй», —
Сказал он и умолк.

Я снова вынул пук бумаг,
Ору до хрипа в глотке:
Мол, не имеешь права, враг,-
Мы здесь не в околотке!

Мол, я начальству доложу,-
Оно, мол, разберется.
Я стервенею, в роль вхожу,
А он, гляжу,- сдается.

Я в раже, удержа мне нет,
Бумагами трясу:
«Мне некогда сидеть пять лет —
Премьера на носу!»

Между 1970 и 1978

* * *
Вот я выпиваю,
потом засыпаю,
Потом просыпаюсь попить натощак,-
И вот замечаю:
не хочется чаю,
А в крайнем случае — желаю коньяк.

Всегда по субботам
мне в баню охота,
Но нет — я иду соображать на троих.
Тут врали ребяты,
что есть телепаты,
И даже читали в газете про их.

А я их рассказу
поверил не сразу,-
Сперва я женился —
и вспомнил, ей-ей:
Чтоб как у людей я
желаю жить с нею,-
Ан нет — все выходит не как у людей!

У них есть агенты
и порпациенты —
Агенты не знаю державы какой,-
У них инструменты —
магнитные ленты,
И нас они делают левой ногой.

Обидно, однако —
вчера была драка:
Подрались — обнялись,- гляжу, пронесло.
А агент внушает:
«Добей — разрешаю!»
Добил. Вот уже восемь суток прошло.

Мне эта забота
совсем не по нраву:
пусть гнусности мне перестанут внушать!
Кончайте калечить
людям кажный вечер
И дайте возможность самим поступать!

Между 1966 и 1971

* * *
День-деньской я с тобой, за тобой,
Будто только одна забота,
Будто выследил главное что-то —
То, что снимет тоску как рукой.

Это глупо — ведь кто я такой?
Ждать меня — никакого резона,
Тебе нужен другой и покой,
А со мной — неспокойно, бессонно.

Сколько лет ходу нет — в чем секрет?
Может, я невезучий? Не знаю!
Как бродяга, гуляю по маю,
И прохода мне нет от примет.

Может быть, наложили запрет?
Я на каждом шагу спотыкаюсь:
Видно, сколько шагов — столько бед.
Вот узнаю, в чем дело, — покаюсь.

I
Часов, минут, секунд — нули,-
Сердца с часами сверьте:
Объявлен праздник всей Земли —
День без единой смерти!

Вход в рай забили впопыхах,
Ворота ада — на засове,-
Без оговорок и условий
Все согласовано в верхах.

Ликуй и веселись, народ!
Никто от родов не умрет,
И от болезней в собственной постели.
На целый день отступит мрак,
На целый день задержат рак,
На целый день придержат душу в теле.

И если где резня теперь —
Ножи держать тупыми!
А если бой, то — без потерь,
Расстрел — так холостыми.

Нельзя и с именем Его
Свинцу отвешивать поклонов.
Во имя жизни миллионов
Не будет смерти одного!

И ни за черта самого,
Ни за себя — ни за кого
Никто нигде не обнажит кинжалов.
Никто навечно не уснет,
И не взойдет на эшафот
За торжество добра и идеалов.

И запылают сто костров —
Не жечь, а греть нам спины.
И будет много катастроф,
А жертвы — ни единой.

И, отвалившись от стола,
Никто не лопнет от обжорства,
И падать будут из притворства
От выстрелов из-за угла.

Ну а за кем недоглядят,
Того нещадно оживят —
Натрут его, взъерошат, взъерепенят:
Есть спецотряд из тех ребят,
Что мертвеця растеребят,-
Они на день случайности отменят.

Забудьте мстить и ревновать!
Убийцы, пыл умерьте!
Бить можно, но — не убивать,
Душить, но только не до смерти.

В проем оконный не стремись —
Не засти, слазь и будь мужчиной!-
Для всех устранены причины,
От коих можно прыгать вниз.

Слюнтяи, висельники, тли,-
Мы всех вас вынем из петли,
И напоказ валять в пыли,
Еще дышащих, тепленьких, в исподнем.
Под топорами палачей
Не упадет главы ничьей —
Приема нынче нет в раю господнем.

II
. И пробил час, и день возник,-
Как взрыв, как ослепленье!
То тут, то там взвивался крик:
«Остановись, мгновенье!»

И лился с неба нежный свет,
И хоры ангельские пели,-
И люди быстро обнаглели:
Твори, что хочешь,- смерти нет!

Иной до смерти выпивал —
Но жил, подлец, не умирал,
Другой в пролеты прыгал всяко-разно,
А третьего душил сосед,
А тот — его,- ну, словом, все
Добро и зло творили безнаказно.

И тот, кто никогда не знал
Ни драк, ни ссор, ни споров,-
Тот поднимать свой голос стал,
Как колья от заборов.

Он торопливо вынимал
Из мокрых мостовых булыжник,-
А прежде он был тихий книжник
И зло с насильем презирал.

Кругом никто не умирал,-
А тот, кто раньше понимал
Смерть как награду или избавленье —
Тот бить стремился наповал,-
А сам при этом напевал,
Что, дескать, помнит чудное мгновенье.

Ученый мир — так весь воспрял,-
И врач, науки ради,
На людях яды проверял —
И без противоядий!

Вон там устроила погром —
Должно быть, хунта или клика,-
Но все от мала до велика,
Живут,- все кончилось добром.

Самоубийц, числом до ста —
Сгоняли танками с моста,
Повесившихся скопом оживляли.
Фортуну — вон из колеса.
Да, день без смерти удался!-
Застрельщики, ликуя, пировали.

. Но вдруг глашатай весть разнес
Уже к концу банкета,
Что торжество не удалось,
Что кто-то умер где-то —

В тишайшем уголке Земли,
Где спят и страсти, и стихии,-
Реаниматоры лихие
Туда добраться не смогли.

Кто смог дерзнуть, кто смел посметь?!
И как уговорил он Смерть?
Ей дали взятку — Смерть не на работе.
Недоглядели, хоть реви,-
Он взял да умер от любви —
На взлете умер он, на верхней ноте!

* * *
Давно я понял: жить мы не смогли бы,
И что ушла — все правильно, клянусь,-
А за поклоны к праздникам — спасибо,
И за приветы тоже не сержусь.

А зря заботишься, хотя и пишешь — муж, но,
Как видно, он тебя не балует грошом,-
Так что, скажу за яблоки — не нужно,
А вот за курево и водку — хорошо.

Ты не пиши мне про березы, вербы —
Прошу Христом, не то я враз усну,-
Ведь здесь растут такие, Маша, кедры,
Что вовсе не скучаю за сосну!

Ты пишешь мне про кинофильм «Дорога»
И что народу — тыщами у касс,-
Но ты учти — людей здесь тоже много
И что кино бывает и у нас.

Ну в общем ладно — надзиратель злится,
И я кончаю,- ну всего, бывай!
Твой бывший муж, твой бывший кровопийца.
. А знаешь, Маша, знаешь,- приезжай!

* * *
Грезится мне наяву или в бреде,
Как корабли уплывают.
Только своих я не вижу на рейде —
Или они забывают?

Или уходят они в эти страны
Лишь для того, чтобы смыться,-
И возвращаются в наши романы,
Чтоб на секунду забыться;

Чтобы сойти с той закованной спальне —
Слушать ветра в перелесье,
Чтобы похерить весь рейс этот дальний —
Вновь оказаться в Одессе.

Слушайте, вы! Ну кого же мы судим
И для чего так поемся?
Знаете вы, эти грустные люди
Сдохнут — и мы испечемся!

* * *
Граждане! Зачем толкаетесь,
На скандал и ссору нарываетесь?-
Сесть хотите? Дальняя дорога.
Я вам уступлю, ради Бога!

Граждане, даже пьяные!
Все мы — пассажиры постоянные,
Все живем, билеты отрываем,
Все по жизни едем трамваем.

Тесно вам? И зря ругаетесь —
Почему вперед не продвигаетесь?
Каши с вами, видимо, не сваришь.
Никакой я вам не товарищ!

Ноги все прокопытили,
Вон уже дыра в кулак на кителе.
Разбудите этого мужчину —
Он во сне поет матерщину.

Граждане! Жизнь кончается —
Третий круг сойти не получается!
«С вас, товарищ, штраф — рассчитайтесь!
Нет? Тогда еще покатайтесь!»

Между 1967 и 1969

* * *
Где-то там на озере
На новеньком бульдозере
Весь в комбинезоне и в пыли —
Вкалывал он до зари,
Считал, что черви — козыри,
Из грунта выколачивал рубли.

Родственники, братья ли —
Артельщики, старатели,-
Общие задачи, харч и цель.
Кстати ли, некстати ли —
Но план и показатели
Не каждому идут, а на артель.

Говорили старожилы,
Что кругом такие жилы! —
Нападешь на крупный куст —
Хватит и на зубы, и на бюст.

Как-то перед зорькою,
Когда все пили горькую,
В головы ударили пары, —
Ведомый пьяной мордою,
Бульдозер ткнулся в твердую
Глыбу весом в тонны полторы.

Как увидел яму-то —
Так и ахнул прямо там, —
Втихаря хотел — да не с руки:
Вот уж вспомнил маму-то.
Кликнул всех — вот сраму-то!-
Сразу замелькали кулаки.

Как вступили в спор чины —
Все дела испорчены :
«Ты, юнец, — Фернандо де Кортец!»
Через час все скорчены,
Челюсти попорчены,
Бюсты переломаны вконец.

Высоцкий стихи я понимаю как смешно

Я понимаю, как смешно,
Искать в глазах ответ,
В глазах, которым всё равно
Я рядом или нет.

Мой черный человек в костюме сером.
Он был министром, домуправом, офицером,
Как злобный клоун он менял личины
И бил под дых, внезапно, без причины.

И, улыбаясь, мне ломали крылья,
Мой хрип порой похожим был на вой,
И я немел от боли и бессилья
И лишь шептал: «Спасибо, что живой».

Я суеверен был, искал приметы,
Что мол, пройдет, терпи, все ерунда.
Я даже прорывался в кабинеты
И зарекался: «Больше — никогда!»

Вокруг меня кликуши голосили:
«В Париж мотает, словно мы в Тюмень,-
Пора такого выгнать из России!
Давно пора,- видать, начальству лень».

Судачили про дачу и зарплату:
Мол, денег прорва, по ночам кую.
Я все отдам — берите без доплаты
Трехкомнатную камеру мою.

И мне давали добрые советы,
Чуть свысока похлопав по плечу,
Мои друзья — известные поэты:
Не стоит рифмовать «кричу — торчу».

И лопнула во мне терпенья жила —
И я со смертью перешел на ты,
Она давно возле меня кружила,
Побаивалась только хрипоты.

Я от суда скрываться не намерен:
Коль призовут — отвечу на вопрос.
Я до секунд всю жизнь свою измерил
И худо-бедно, но тащил свой воз.

Но знаю я, что лживо, а что свято,-
Я это понял все-таки давно.
Мой путь один, всего один, ребята,-
Мне выбора, по счастью, не дано.
1979

Глаза — то лукаво блестят,
То смотрят сердито,
То тихонько грустят
О ком-то незабытом.

Я понимаю, как смешно
Искать в глазах ответ,
В глазах, которым всё равно,
Я рядом или нет.

Но я дождусь такого дня, —
Хоть рядом нет ребят, —
Ты жить не сможешь без меня,
Не сможешь, а пока

Глаза — то лукаво блестят,
То смотрят сердито,
То тихонько грустят
О ком-то незабытом.
(начало 60-х)

Живу, не ожидая чуда,
Но пухнут жилы от стыда,-
Я каждый раз хочу отсюда
Сбежать куда-нибудь туда.

Хоть все пропой, протарабань я,
Хоть всем хоть голым покажись —
Пустое все,- здесь — прозябанье,
А где-то там — такая жизнь.

Фартило мне, Земля вертелась,
И, взявши пары три белья,
Я — шасть — и там! Но вмиг хотелось
Назад, откуда прибыл я.

В чем угодно меня обвините,
Только против себя не пойдешь.
По профессии я — усилитель.
Я страдал, но усиливал ложь.

Застонал я — динамики взвыли,
Он сдавил мое горло рукой.
Отвернули меня, умертвили,
Заменили меня на другой.

Тот, другой,- он все стерпит и примет.
Он навинчен на шею мою.
Нас всегда заменяют другими,
Чтобы мы не мешали вранью.

Мы в чехле очень тесно лежали:
Я, штатив и другой микрофон,
И они мне, смеясь, рассказали,
Как он рад был, что я заменен.